Даже Шеварднадзе сказал, что «мы уже сделали все уступки. Теперь очередь за вами». Шульц, не веря ушам своим, попросил машинописную копию советских предложений.
Шульц размышлял о том, насколько несовершенна американская разведка. В частности, она предсказывала появление в Рейкьявике несговорчивых советских военных. Неверно. Маршал Ахромеев не был похож на человека, который пойдет против воли генсека Горбачева. И кто будет стоять за свое видение «вопреки всему».
На том и закончился первый день. Шульц с гордостью докладывает: «Мы не сделали никаких уступок, а получили неожиданно много».[16] Впервые советская сторона согласилась включить в число сокращаемых тяжелые советские ракеты СС-18 («Сатана»). Поздно ночью маршал Ахромеев сделал эту существенную уступку, которая не могла не быть согласована (или санкционирована) Горбачевым. В то же время советская сторона согласилась (как отметила американская сторона, неохотно) исключить из числа засчитываемых и сокращаемых американские системы передового базирования, способные нанести удар по территории Советского Союза. Почему?
Еще одна уступка Горбачева, представленная Ахромеевым: срок выхода из договора по недопущению создания национальных противоракетных систем был снижен с пятнадцати до десяти лет. Ахромеев отказался от прежнего требования запретить саму разработку космической оборонной системы США.
Еще одна важная уступка: советская делегация согласилась обсуждать лимит советских ракет в Советской Азии.
С американской точки зрения, новые договоренности были просто потрясающими. Горбачев признал принцип равенства и низкого уровня ракет средней дальности и предложил рассматривать эти квоты глобально. Он — невероятно — согласился сократить тяжелые ракеты советского арсенала на 50 процентов (с 308 МБР до 150 единиц), что американская сторона не могла не рассматривать как свою величайшую победу. А инспекции? Стоило ли Советскому Союзу десятилетиями сопротивляться инспекциям на местах, чтобы внезапно, буквально в одночасье, согласиться с этой американской идеей?
* * *Рейкьявик был для американцев «подлинным прорывом». Поражены были специалисты переговорного процесса и в Москве. При этом на заседании Политбюро Горбачев клеймил Рейгана и американский империализм, заставляя переглядываться теряющих ориентацию коллег (об этом генерал Волкогонов сообщил Мэтлоку в 1992 г.).
В середине 1987 г. Горбачев ввел односторонний мораторий на советские ядерные испытания. Он официально ввел концепцию «разумной достаточности» или «достаточной обороны», фактически требовавших сокращения вооруженных сил страны. Горби, не колеблясь, объявил о том, что сторона, имеющая наибольшее число оружия (речь, разумеется, шла об СССР) должна пойти на асимметричные сокращения. Военная доктрина Варшавского пакта и Советского Союза впервые разошлись.
Часть 2
Ослабление ОВД
Внутренние перемены
В 1986 г. Горбачев начал внешнеполитический курс, который практически неизбежно вел к развалу Организации Варшавского Договора (ОВД). 10–11 ноября 1986 г. Генсек КПСС довольно неожиданно призвал в Москву руководителей стран — членов Совета Экономической Взаимопомощи. Он вызвал немалое их возбуждение, когда призвал руководство указанных стран к «реструктурированию» системы их политического руководства и обретению новой степени легитимности в глазах своих народов.
Фактически он сказал присутствующим, что «доктрина Брежнева» мертва и что СССР уже никогда не пошлет свои вооруженные силы для усмирения «еретиков» в социалистическом лагере — базовая перемена в советской внешней политике, произведенная на фоне высадки американцев в Гренаде, в Панаме, Ливане и пр.
Горбачев ни в грош не ставил тот «пояс безопасности», который был создан ценой нашей крови во Второй мировой войне. Он начал процесс фактического предательства просоветских сил — наших союзников, которые отказывались уже что-либо понимать в политике Москвы.
Когда государственный секретарь США Дж. Шульц прибыл в ноябре 1986 г. на сессию Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, происходившую в Вене, он ощутил, что в ОВД случилось нечто. И американцы немедленно начали использовать новые возможности.
Джордж Шульц, Роз Риджуэй и Том Симоне пригласили к себе польскую делегацию с целью укрепить их в решимости начать внутренние перемены и по возможности дистанцироваться постепенно от Москвы. Шульц приказал «поработать» с польской делегацией. «Поляки оказались заинтересованными».
Шульц задумался о широкой программе воздействия на Восточную Европу. Перемены в Советском Союзе стимулировали сторонников перемен в восточноевропейских странах. Следовало поддержать сторонников перемен. Представляя эту новую решимость американцев, Джон Уайтхэд в феврале 1987 г. объехал всю Восточную Европу и пришел к выводу: «Ситуация меняется».[17] Лидеры восточноевропейских стран теперь чаще встречались с американцами и обсуждали прежде запретные вопросы. Шульц вспоминает, что у него возникло чувство, что одна-две страны Восточной Европы могут пересечь границу между блоками.
Уайтхед докладывает Шульцу, что коммунистические правительства Восточной Европы постоянно улучшают отношения с Соединенными Штатами, что, в конечном счете, обещало их отход от Советского Союза. Особенно перспективной Уайтхэд считал ситуацию в Польше, где сближению Варшавы с Москвой противостояла «Солидарность» во главе с Лехом Валенсой. «Он работает на верфи в Гданьске и уже использовал все дни своего отпуска. Если Валенсу не отпустят в Варшаву, я полечу к нему в Гданьск». Разумеется, это было унижением для официальной Варшавы, что высокопоставленный представитель президента Рейгана навестил не президента — генерала Ярузельского, а неведомого (тогда) слесаря из Гданьска. Затем Уайтхэд встретился с Валенсой в резиденции американского посла в Польше. Пресса размножила фотосвидетельства этой встречи по всему миру.
Что касается генерала Ярузельского, то с ним американский представитель беседовал три часа. Когда Уайтхэд критически отозвался о польском режиме, Ярузельский взорвался: «Мистер Уайтхэд, я не могу позволить вам вмешательства в наши внутренние дела. Мы — суверенная нация. У вас своя политическая система, у нас — своя. Я не вмешиваюсь в ваши дела, соблаговолите и вы не вмешиваться в наши. Я знаю, что вы ненавидите меня. Два года назад я был в Нью-Йорке, но мне не разрешили посетить Вашингтон. Ваш государственный секретарь назвал меня «русским генералом в польской униформе». Для меня не могло быть большего оскорбления. Я являюсь поляком во многих поколениях».
По распоряжению Шульца, Уайтхэд старался избегать публичных скандалов. Шульц описывает, как они условились о линии поведения в странах Восточной Европы: действовать шаг за шагом, добиваться успеха малыми шагами. Увеличивать влияние постепенно. Расширяя шаг за шагом свою сферу влияния. При этом Шульц с большим удовлетворением перечислял те места, где американская дипломатия при косвенном содействии Кремля уже вернула часть своего влияния: Ангола, Никарагуа, Камбоджа.
Ракеты средней и меньшей дальности
У Советского Союза были два типа ракет, подобных которым не было у Соединенных Штатов. Речь идет о ракетных системах СС-12 и СС-23, чей радиус действия располагался между 500 км и 1000 км. У них была довольно нелепая классификация — «меньше среднего радиуса промежуточные ядерные силы» (SRINF). НАТО настаивало, что любые переговоры о ракетах средней дальности должны включать в себя SRINF. А если нет, то американская сторона имеет право иметь равное SRINF количество ракет средней дальности (у американцев это были ракеты от 1000 км до 5500 км).
Именно ракетам меньшей дальности был посвящен визит в Москву государственного секретаря США Джорджа Шульца в середине апреля 1987 г. В Праге 10 апреля Горбачев объявил, что численность советских ракет «меньше средней дальности будет «заморожена». В то же время он призвал к совместным с США сокращениям ракет «средней дальности».
Американские дипломаты обычно не летали в столицу Советского Союза прямым рейсом в столичное Шереметьево. Они прибывали в Хельсинки компанией «Финэйр» й только потом отправлялись в советскую столицу. В финской столице Шульца уже ждал посол в Москве Джек Мэтлок. Проделывалась определенная подготовительная работа по оптимизации встречи с советским руководством.
Шульц прибыл в Москву 13 апреля 1987 г… Первым встретил его Шеварднадзе. Вначале они побеседовали тет-а-тет, а потом в составе большой делегации. Своеобразным «подарком» было исполнение известной американской песни «Джорджия в моем сердце» — обыгрывание факта существования «двух Джорджий», советской и американской. Государственный секретарь за обедом в виде тоста исполнил свою версию «Джорджии в моем сердце», а русскоговорящие сотрудники американского посольства подтянули песню уже с русскими словами. Шеварднадзе был польщен оказанным вниманием, и когда стихли аплодисменты, он растроганно обратился к Шульцу: «Спасибо, Джордж, за проявленное уважение».