Он следовал неписаным правилам законодателя мужской моды Бруммела, утверждавшего, что безупречный костюм должен оставаться незаметным.
Однако не заметить маркиза было просто невозможно. Что-то в его облике сразу приковывало к себе внимание, и привыкшие к самым разнообразным посетителям слуги с уважением поглядывали на него.
Лакеи с почтением смотрели на его широкие плечи, зная, что при желании маркиз Рэкфорд способен свалить с ног даже профессионального боксера, и такое случалось не раз.
Маркиз словно не сознавал, какой интерес он вызывает у окружающих. Он разглядывал картины и мебель и обнаружил несколько незнакомых ему вещей, видимо, приобретенных принцем совсем недавно, пока маркиз был в отъезде.
Он вспомнил, как леди Сара Спенсер говорила ему:
— Принц очень часто меняет обстановку. Не успеет кто-нибудь привыкнуть к той или иной ее детали, как на ее месте появляется новая.
Впрочем, восхитительное полотно Ван Дейка, которое принц приобрел не так давно, было хорошо известно маркизу. Он хорошо помнил и пейзажи голландских мастеров. Принц купил их, несмотря на то, что голландские живописцы в настоящее время считались немодными.
По мнению маркиза, обстановка Карлтон-хауза не имела цены, потому что принц приобрел после революции настоящие сокровища, бездумно выброшенные из Версаля и других знаменитых дворцов Франции.
Бесспорно, у принца была лучшая коллекция французских произведений искусства. Подобной не мог похвалиться ни один английский монарх.
Когда они добрались до китайской гостиной, лакей, распахнув резные двери, торжественно объявил о его приходе. Маркиза хорошо знали в Карлтон-хаузе.
— Маркиз Рэкфорд, ваше королевское высочество.
Интонации лакея напоминали торжественный тон архиепископа, выступающего с проповедью.
— Рэкфорд! Я даже не подозревал, что вы вернулись. Рад вас видеть, мой дорогой друг. Ну и каковы результаты вашей поездки?
— Об этом я и хочу рассказать вам, сир, — ответил маркиз.
— Садитесь, — предложил принц, — и выпейте бокал вина.
Как бы предвидя это желание принца, в дверях появились дворецкий и двое лакеев. Они внесли в гостиную большой серебряный поднос с тяжелыми графинами и хрустальными бокалами, на которых были выгравированы королевские монограммы.
Маркиз взял бокал вина, принц предпочел бренди.
— Вы купили мне Тициана? — поинтересовался принц, когда слуги, обслужив джентльменов, удалились.
Он говорил с воодушевлением мальчика, которому пообещали дорогую игрушку, и, казалось, не мог больше ждать ни минуты, предвкушая радость обладания заветной вещью.
Маркиз покачал головой:
— Боюсь, что огорчу вас, сир. Лорд Харгрейв очень расстроился, когда я был вынужден сообщить ему, что это копия.
Принц рассмеялся:
— Убежден, что Харгрейв просто рвал и метал. Хотелось бы мне видеть эту сцену. Он с таким пылом говорил со мной о картине и ни минуты не сомневался, что я ее куплю.
— Я бы не советовал вам это делать, сир.
— Вы прекрасно знаете, что я последую вашему совету, — отозвался принц. — Подумать только, копия! — Он снова засмеялся. — Хотел бы я видеть Харгрейва в ту злосчастную минуту, — повторил принц.
— Он немного утешился, сир, когда я отыскал в дальнем переходе между залами отличного Яна Ван Гойена. Картина висела в темном углу долгие годы, и никто не обращал на нее внимания.
— Ван Гойен! — Глаза принца засветились от возбуждения. — Вы купили ее мне? — нетерпеливо воскликнул он.
— Да, сир. Надеюсь, она украсит вашу коллекцию голландских мастеров.
— На что она похожа? Каков ее стиль? Опишите ее мне, — принялся допытываться принц.
— Эго весьма традиционный голландский пейзаж. Сельский уголок после дождя. В воздухе чувствуется влажность, а серые небеса отражаются в водах канала. Так умел писать только Ван Гойен.
— Я хочу поскорее увидеть эту картину. Просто жду не дождусь! — воскликнул принц. Рассказ маркиза явно улучшил ему настроение. — Она, надеюсь, с вами?
— Я оставил ее в Рэкфорд-хаузе, сир. Если вы позволите, я хотел бы ее привести в порядок, подобрать к ней подходящую раму и уж потом привезти в Карлтон-хауз.
— Очень мило с вашей стороны позаботиться об этом, Рэкфорд, — согласился принц. — Ну а что-нибудь еще из коллекции Харгрейва могло бы прийтись мне по вкусу?
— Там был Рубенс, сир, но я приобрел его для себя.
— Неужели? — Принц не смог скрыть досады.
— Я купил ее для Рэкфорд-парка. В гостиной картина будет смотреться просто идеально.
Принц нахмурился:
— А я-то думал, раз вы отыскали такое сокровище, Рэкфорд, то оно должно принадлежать мне. Как-никак вы отправились в замок Харгрейва исполнять мое поручение.
Принц вел себя как жадный и капризный ребенок — ему все было мало. Маркиз невольно улыбнулся и ответил:
— Полагаю, сир, что мой труд должен быть вознагражден, а эта картина по размеру и тону как раз то, что я долгое время пытался найти.
Принц неприязненно взглянул на него, однако выражение его лица тут же изменилось, и он добродушно расхохотался.
— Черт с вами, Рэкфорд, вы все такой же! Если вам чего-нибудь хочется, вы идете к цели напролом. Вы настоящий пират, вот кто вы.
— Мой предок, первый Рэкфорд, сир, был пожалован в рыцари королевой Елизаветой именно за морской разбой.
— Но он грабил только испанцев! — резонно заметил принц.
— Пират всегда остается пиратом, сир, — с иронией откликнулся маркиз. — К тому же, надеюсь, вы помните, что поручили мне купить Тициана, а не Рубенса.
— Вы страшно упрямы, Рэкфорд, — укоризненно произнес принц. — Но я понимаю, вам хотелось меня подразнить. Ничего не поделаешь, тут я бессилен.
— Вы преувеличиваете, сир, — возразил маркиз. — Наверное, я должен был вам сказать, что лорд Харгрейв сначала потребовал от меня уплату за покупку и лишь потом разрешил увезти картину из замка.
Принц долго молчал, а затем огорченно осведомился:
— Значит, я не смогу получить Ван Гойена?
— Я уже сказал, сир, что привез картину в Лондон, — повторил маркиз. — Я заплатил за нее, но она ваша!
— Я рассчитаюсь с вами, Рэкфорд, и вы это знаете, — заверил его принц. — Но вы также знаете, что в настоящее время я просто не смогу найти нужную сумму.
— Вот почему я был совершенно уверен, сир, что вы не станете сердиться на меня за Рубенса. Ведь лорд Харгрейв потребовал за него целое состояние.
Маркиз не сомневался, что его королевское высочество задолжал немалые суммы многим художникам, как, впрочем, и большому числу других своих подданных. Вдова Гейнсборо получила лишь часть денег, причитавшихся ее покойному мужу.