кому принесли. Вот как мамку будем называть, они же у нас по разным именам звались?
– Я не знаю. Вдруг я напутаю. Пусть будет Валя или Галя, разница всего одна буква.
На том и сошлись. Был конец октября 1941 года, поезд не довез их до Можайска километров 30. Мальчишек еще не раз передавали «из рук в руки», пока не посадили в другой поезд. Свою небольшую «биографию» они теперь знали наизусть. Сколько ехал поезд уже никто не помнил и не считал. В вагоне были не только их ровесники, но и малыши, которые все время плакали по очереди от голода и страха. Каждая остановка давала надежду на окончание пути, но поезд ехал дальше. Когда кого-то выносили из вагона, охватывал ужас. Только в середине ноября голодные и грязные добрались до места. Еще в Можайске Коля выбросил свой документ, разорвав его на мелкие кусочки, оставив только фотографию с мамой. Их накормили и повели в баню, где всех постригли и вымыли, дали чистую одежду, отправили спать. Илья слышал, что завтра, кого не возьмут местные жители, отправят поездом дальше. Дальше ехать ему не хотелось, а утром Коля заболел. Когда пришла пора, ехать на вокзал, он нашел старшую по отправке.
– Тетенька, миленькая, оставьте нас здесь, пожалуйста, у Кольки жар, он может не доехать, я видел, как снимают с поезда мертвых. У него же кроме меня нет ни кого, без меня он пропадет, – он говорил, а из глаз по щекам текли слезы отчаяния.
Узнав, что они братья их оставили, и отправили Илью в местный детский дом, а Колю в лазарет с ангиной. Детский дом размещался в двухэтажном здании и имел свою начальную школу, которая размещалась здесь же во флигеле. Илью определили в первый класс, а когда Коля излечился, и учительница проверила его знания, он сед за парту рядом с братом. Количество детей превышало количество мест детского дома, где было всякое, и тогда они вспоминали вагон, который привез их сюда, и все казалось поправимым. Илья, хотя и вырос на улице, как-то очень поменялся после знакомства с Колей и всего пережитого, он не дерзил старшим, не обижал никого и даже дрался за «дело». Учились мальчишки хорошо. Илья все схватывал на лету, а Коля брал усидчивостью и кругозором, много читал, ему было все интересно. Закончив третий класс в 1944 году, когда Илье было 11, а Коле 10, с легкой руки директора детского дома, ребят приняли в Ташкентское суворовское училище.
Первые два года, из семи лет учебы в училище, были трудными как физически, так и морально. Дети войны взрослеют рано, а вот перевоспитывать некоторых было поздно. Перспектива стать военным, не могла перевесить унижений и оскорблений. Были ссоры, перерастающие в драки, за которые могли отчислить. Как все мальчишки шалили, хулиганили, но никогда не переходили границы дозволенного – у Коли это было в крови, а у Ильи «болела голова» за Колю и это держало его в узде. Что бы избежать подобных ситуаций, Коля приобщил Илью к чтению, и свободное время, которого было не так много, они проводили в библиотеке. Здесь они могли и почитать и помечтать в тишине. В конце войны, в читальном зале на глаза Коли попалась газета с заметкой о его отце, которую они с Ильей выкрали из подшивки только через два месяца, чтобы не сразу заметили. Следующие пять лет, повзрослевшие подростки, а потом уже и юноши, одолели без особой натуги, ни к учебе, ни физической подготовке к ним не было ни каких претензий. В этом плане у них все было хорошо. Оба вступили в ряды ВЛКСМ. Близился выпускной, Илья и Николай Федоровы мечтали поступить в военное училище летчиков. Было одно «но». Младшему брату было всего семнадцать лет, а в училище брали с восемнадцати. Документы им выдали, но предупредили: – «Не возьмут, устраивайся сам». Его взяли! Взяли, видя с какой настойчивостью, парень рвется в небо. Так в сентябре 1951 года их приняли в Черниговское военное авиационное училище летчиков, где проучившись два с лишним года, «оседлав» Миг-15, они заканчивали учебу. На полетах, перед выпуском, присутствовал генерал Котов Георгий Иванович, которого Николай узнал по характерному жесту. Сняв головной убор, тот дважды ладонью приглаживал волосы. После построения и краткой речи, он дал команду: «Вольно!», и попросил курсантов Федоровых задержаться.
– Как настроение «желторотые»?
– Настроение отличное, товарищ генерал.
– В роду не было летчиков?
– Да! Нет!
– Так да или нет?
– Товарищ генерал разрешите…
– Разрешаю.
Николай достал кожаный пакет, который соорудил для него Илья из старого голенища офицерского сапога и где он бережно хранил вырезку из газеты и фотографию, достал содержимое и протянул генералу.
– Узнаете? – не очень надеясь на положительный ответ, спросил Николай.
Генерал вскользь взглянул на газетную вырезку, всматривался в фотографию, узнавая на ней забытые лица.
– А как же брат? Пойдем, присядем, – волнуясь, сказал он.
Они вдвоем, присели на скамью у здания штаба училища, и Николай рассказал отцу всю свою жизнь со времени эвакуации и бомбежки эшелона, а отец коротко о своей жизни.
– Чем я тебе могу помочь? Должен же я хоть что-то сделать для тебя.
– Ничего не будем менять, Георгий Иванович. Встретились мы с Вами случайно, узнал я Вас тоже случайно, фамилии у нас с Вами разные, будет лучше, если об этой встрече вообще никто не узнает, особенно Ваша семья, для них я все такой же ублюдок. Не делайте ничего, чтобы не ломать жизнь ни себе, ни мне, а главное не вредите.
В душе все сильнее росло раздражение. «Он ни разу не спросил о маме» – думал он. Николай знал, что генерал, наверняка, если захочет, может отслеживать его карьеру, а еще был горд тем, что ему удалось, совсем случайно, доказать несостоявшемуся отцу, что он и сам чего-то стоит.
Илья прилетел как ракета с кучей вопросов.
– Как все прошло? Он предложил тебе помощь? Что вообще говорит?
– Прежде чем тебе ответить, поклянись мне, что никому, никогда и нигде ты даже словом не обмолвишься о Котове.
– Клянусь! Ну?
– Не запряг, нукаешь. Он о маме даже не спросил. Чем он может мне помочь, «теплым» местом службы? А ты уверен, что это потом не обернется для нас боком? Да, для нас, мы братья Илюша, этого не изменить даже ему. Так что не тупи братишка, забудь вообще об этой встрече, прорвемся.
Николаю предстояло ехать на Дальний Восток, Илье на Урал, вот такая география. До Свердловска добирались