Читать интересную книгу Тиран духа - Присцилла Ройал

Элинор кивнула. По крайней мере, ей не придется встречаться с младшим братом, Джорджем. Окажись и он здесь, им обоим было бы неловко. И не только потому, что он был тем, кого отец выбрал ей в мужья. Джордж сам очень хотел, чтобы этот союз состоялся. Он ей нравился, хотя, если говорить честно, это чувство, возможно, и отличалось от того, которое сестра испытывает к брату, у нее никогда не возникало желания изменить монастырю. Эта страсть, подумала она с угрызениями совести, не могла одолеть ее до тех пор, пока она не встретила брата Томаса.

Элинор глотнула сидра, чтобы скрыть смущение, от которого, она почувствовала, щеки ее начали пылать, лишь только ей вспомнился пригожий монах.

— Назначив в жены брату Юлиану, вы сделали хороший выбор, — помолчав, сказала она. — Я помню ее умной и милой девочкой, не лишенной женских прелестей, которые в глазах моего брата могут обладать большей ценностью, чем ее нрав, который был по душе мне.

Отец весело усмехнулся, после чего его лицо снова приняло серьезное выражение.

— Юлиана изменилась, дитя. Смерть матери и скоропалительная женитьба отца на подруге ее детских игр сделали ее угрюмой. Несмотря на то, что он помешан на своей шлюхе, у Джеффри хватает ума горевать об этой перемене. Он надеется, что муж и собственные дети прогонят тоску из души Юлианы. — Адам отвел глаза от дочери и уставился на огонь.

Отец продолжал молчать, и Элинор нетерпеливо топнула ногой.

— Ведь это не все, есть еще кое-что, разве нет?

— Я не хочу сказать, что горе окончательно повредило рассудок Юлианы, но до меня дошли слухи о ее в высшей степени странных поступках. Ее отец не думает, что на нее навели порчу. Скорее, он считает, что речь идет о женских капризах, в последнее время перешедших всякую меру. Если дело обстоит так, нам нужно поторопиться со свадьбой, чтобы вернуть ей душевное здоровье.

— Странных поступках… а именно?

— Как-то утром она вышла к завтраку в рясе. Монашеский обычай. Вроде бы она тайком забралась в комнату их священника и утащила его летнюю рясу.

— Подобная шалость вполне в духе Юлианы, могу только надеяться, что от их духовника пахнет приятнее, чем от нашего. Отец Ансельм никогда не источал благоухания святости. Я согласилась бы стащить его рясу, только если бы на меня было наложено суровое покаяние. — Элинор сморщила нос.

— Ты сейчас рассмешишь меня, дитя, а дело серьезное. Это не все, есть кое-что еще.

— Прости меня, отец. Что же?

— Перед их приездом сюда Юлиана остригла волосы, а потом обрила голову наголо.

Элинор нахмурилась.

— Да, мое веселье и правда не к месту. Такое поведение далеко превосходит невинное озорство девочки, которую я знала, — она помолчала с минуту, потом продолжила: — Некогда Юлиана и ее молодая мачеха были подругами, сейчас же вы думаете, что они отдалились друг от друга. Как изменились их отношения? Они что, больше не разговаривают друг с другом?

— Мне говорили, что они довольно мирно беседуют друг с другом, только Юлиана потом часто бывает в слезах. Будь я на месте дочери Джеффри, я бы тоже был в слезах. Эта женитьба никому не принесла счастья.

— Кроме, я думаю, сэра Джеффри. Если позволите, отец: что так настроило вас против его второй жены? Найти хорошего мужа — долг большинства знатных женщин, и уж конечно, вряд ли дело в ее молодости. Она может родить детей, которые принесут ему радость в преклонные годы. Вряд ли дело и в ее приданом. Ведь, как я припоминаю, у нее есть земли, доход от которых шел Лейвенхэмам, пока они были ее опекунами.

Лицо ее отца приняло багровый оттенок.

— Я не против ее земель, но ее мужем должен был стать сын, а не отец. Генри так надеялся на это, он мечтал взять эту девушку в жены долгие годы. Он обижается, что отец отнял ее у него. В этом случае он полностью прав. Точно так же я не понимаю, почему она предпочла отца сыну, который был бы для нее не только обещанной, но и более подходящей парой. И все же я готов был бы закрыть на все это глаза, окажись она более послушной женой своему новому господину, раз уж он на нее клюнул и у нее получилось притащить его к алтарю.

Барон грохнул кулаком об стол.

— Вы назвали ее шлюхой. У нее что, есть любовники? В этом вы ее обвиняете?

Адам опустился на стул напротив, свирепо глядя на дочь.

— Ты не можешь и не должна судить о подобных вещах как настоятельница и монахиня. Когда мужчина достигает определенного возраста, с ним иногда случаются вещи, которые требуют от жены понимания и помощи в супружеской постели. Я не могу говорить об этом с…

Звук оловянного кубка, стукнувшегося о каменную стену, отдался гулом, словно ударили в треснувший церковный колокол.

Адам уставился на дочь. Его лицо побледнело, словно он увидел привидение.

— Дитя мое, — еле слышно выговорил он, — с тех пор как твоя мать умерла, я не видел, чтобы женщина делала такие вещи!

— У нее были те же причины, что и у меня, да, милорд?

Лицо Элинор тоже стало белым, но скорее от разочарования, чем от бешенства.

— Она говорила мне, что иногда я недооцениваю ее способности понимать.

Какое-то мгновение отец и дочь смотрели друг на друга, он — с удивлением и погруженный в воспоминания, она — отходя от приступа гнева, но тем не менее полна упрямой решимости.

Отец первым опустил глаза, хотя в уголках его губ пряталась улыбка.

— Очень хорошо. Я вижу, мне пора перестать видеть в тебе наивного ребенка. Многие при дворе говорили мне, что у себя в ордене моя дочь заслужила славу находчивой женщины, ум которой опережает возраст. Думаю, будет лишь справедливо, если и я стану так к ней относиться.

Элинор опустила голову. Она чувствовала, как на щеках проступает румянец, вызванный радостью от трудно заслуженной похвалы.

— Я полагаю, что моя мать тоже хотела бы этого, милорд, — теперь она говорила примирительно.

Адам грустно улыбнулся дочери и его рука сделала, пусть едва уловимое, движение в сторону ее руки. Но он тут же быстро убрал ее, избегая малейшего прикосновения.

— Да, девочка, — сказал он, и его голос чуть заметно дрожал, — она бы этого хотела.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Как он умер? — спросил Томас, глядя, как двое уводят лошадь, на которой покачивалось тело Хьювела, верного слуги.

Какую-то минуту Роберт молчал. Потом он отвернулся.

— Похоже, это был несчастный случай. По словам сэра Джеффри, лошадь понесла и сбросила Хьювела. Он в одно мгновение сломал себе шею, — Роберт сглотнул. — Хьювел в это время скакал вместе с Генри. Генри, конечно, следовало думать, прежде чем хлестать коня, но лошадь все равно не должна была так вот взвиваться на дыбы.

Роберт провел рукой по глазам и добавил резким от гнева голосом:

— Хьювела нам будет очень не хватать.

Томасу несчастный случай показался на первый взгляд вполне правдоподобным объяснением. С другой стороны, невольно подслушанные слова сэра Джеффри о душе Генри, которая отправится в ад, пробудили в нем сомнение. Возможно, было что-то еще, какая-то деталь, опущенная в рассказе, содержавшая ответ на вопрос, почему понесла именно эта лошадь. То, как об этом рассказал Роберт, заставило Томаса заподозрить, что тому смерть слуги представляется отнюдь не случайной.

— Лорд Генри, по-видимому, боится, как бы другие не сочли его в какой-то мере виновным в том, что произошло, — сказал он, с любопытством ожидая, что ему ответит Роберт.

— Лорд Генри полагает, что он, а не сотворенная Богом земля должен быть помещен в центр вселенной. Идет ли речь о хорошем или о плохом, он не выносит, когда его персона оказывается не в центре внимания.

Интересный ответ, подумал Томас. Старательно обходит самое главное: небрежность ли, несчастный случай или намеренное действие вызвало смерть слуги.

— А та женщина, которая так горевала о Хьювеле? Это его сестра или жена?

— Вдова. В крепости, где полно солдат, она недолго останется без мужа. Но у этих двоих были дети. Пусть Генри и не удосужился сунуть ей в руку медный грош, но отец его великодушнее. Мы тоже не позволим семье голодать. Но даже обещание, что желудки их будут полны, а в очаге будут гореть дрова, не прогонит из сердец малышек этой зимой горечи и страха оттого, что умер их отец.

Томас молча кивнул и повернулся, ища глазами будущего шурина Роберта. Генри стоял с двумя женщинами, которые тоже были на сегодняшней прогулке, что закончилась так печально. Насколько можно было судить издалека, лицо его уже перестало так ярко пылать, но он по-прежнему оживленно размахивал руками. Томас кивнул головой в сторону лейвенхэмского наследника.

— Медный грош? Он что, всегда был таким черствым?

— С детства, — резко бросил Роберт. Потом покачал головой: — Простите меня, Томас. Гнев, который пробудила во мне эта жестокая смерть, просто ослепил меня, лишив последней беспристрастности. Хьювел был не только хорошим человеком, но еще и верным слугой и одним из товарищей брата. Несмотря на разницу в положении и знатности, они часто шутили о родстве своих имен. Я страшусь сообщать брату в письме эту новость — особенно сейчас, когда он на войне. Хью будет глубоко скорбеть, как и мы все. — Роберт поспешно поднес руку к глазам, словно в них попала грязь, но Томас понял, что причиной была не пыль, а слезы. — Это правда, — он заговорил дальше, — мы с Генри никогда не ладили, даже когда были детьми. В нем всегда было слишком много злости, но он не стремился вызвать противника на поединок. Я так думаю, что, если мужчины спорят, они должны мириться с тем, с чем могут, а когда не могут, то честно обмениваться ударами. Будь Генри монахом, которому положено подставлять другую щеку, я бы счел его храбрецом. Но он нападает исподтишка…