«Внешняя политика нынешнего правительства приведет к потере нашего господства над морями, уничтожению торговли, и, в конце концов, нашей страны»[52]. Рост популярности сепаратистских настроений критиковал еще в 1849 г. известный политик лорд Грей, занимавший в 1846–1852 гг. пост министра колоний. В одном из своих писем он назвал стремление избавиться от колоний «наиболее ошибочной и недальновидной политикой», которая тем не менее получила одобрение части членов палаты общин и некоторых влиятельных особ[53].
Однако следует отметить, что на позициях сепаратизма в середине XIX в. находилась лишь небольшая группа общественных и политических деятелей. Несмотря на резкую критику колониальной системы, практически никто из ведущих политических деятелей страны не выступал за ее полную и немедленную ликвидацию. Возможность получения полной независимости рассматривалась в отдаленной перспективе, когда колонии смогут сровняться с Великобританией по уровню экономического развития и количеству населения. В то же время значительная часть британских политиков и ученых выступала с позиций признания необходимости реформирования колониальной системы в соответствии с требованиями времени. Несмотря на распространение свободной торговли, империя продолжала сохранять в глазах современников ряд преимуществ экономического характера: позволяла расширить число зарубежных рынков, гарантировала существование хоть и незначительного, но постоянного числа покупателей в лице англо-саксонских поселенцев. Наконец, в ближайшем будущем члены «белой империи» могли составить обширную зону свободной торговли.
Существовал ряд теорий, в которых выстраивалась идеальная модель взаимоотношений Великобритании с зависимыми владениями. Так, значительное распространение в первой половине XIX в. получили взгляды колониальных реформаторов во главе с Э. Уэйкфилдом, английским экономистом и политическим деятелем, выдвинувшим теорию так называемой «систематической колонизации». В своих трудах Уэйкфилд отмечал, что быстрому развитию Великобритании препятствуют избыток капитала и рабочей силы. Логичным выводом представлялось стимулирование эмиграции из метрополии в ее колониальные владения. Также предлагалось повысить стоимость земли в колониальных владениях – увеличение средств в колониях стимулировало бы их развитие, британский капитал нашел новое применение, а высокая цена на землю создала бы значительную прослойку наемных тружеников для ее возделывания[54].
Широкий общественный резонанс данному проекту обеспечила попытка реализовать его на практике. 12 мая 1837 г. Уэйкфилд учредил Новозеландскую ассоциацию для организации массового переселения на остров. Позиция Уэйкфилда в отношении британских антиподов отличалась новизной, ведь ранее Австралия заселялась в основном ссыльными каторжниками. Тысячам людей был предоставлен бесплатный проезд, чтобы обеспечить рабочей силой обработку земли состоятельных владельцев. 4 января 1840 г. в Веллингтоне высадилась группа представителей ассоциации, а 22 января прибыли первые поселенцы. Поселения были основаны в районах Веллингтона и Нью-Плимута (1840 г.), Уангануи и Нельсона (1841 г.). Немного позже возникли поселения дочерних компаний, ассоциации Отаго – в Данидине (1848 г.) и ассоциации Кентербери – в Крайстчерче (1850 г.), носившие характер религиозных общин.
Британских официальных лиц беспокоила претензия сторонников Уэйкфилда на монопольное владение новозеландскими землями. Поэтому спустя неделю после прибытия первых иммигрантов в 1840 г. капитан У. Гобсон, представитель британской короны, высадился в Новой Зеландии и начал переговоры с вождями маори о заключении договора. В результате переговоров 6 февраля 1840 г. был заключен договор, в соответствии с которым маори признали верховную власть королевы Виктории, получив от нее обещание защиты и подтверждение прав собственности на их земли. 21 мая 1840 г. Гобсон официально провозгласил британский суверенитет над Новой Зеландией, которая объявлялась территорией, зависимой от Нового Южного Уэльса.
Проект Уэйкфилда был реализован только в австралийских провинциях Виктория и Южная Австралия, а также в Новой Зеландии. Ряд поселений, основанных ассоциацией Уэйкфилда и ее дочерними компаниями, заложили основу для колонизации южных владений Британской империи. Однако еще больший поток эмигрантов был привлечен в Австралию открытием месторождения золота в этой стране. Что касается Канады и Южной Африки, то в этих переселенческих колониях схема Уэйкфилда не применялась вообще.
Проблемы развития колоний рассматривал авторитетнейший экономист Великобритании первой половины XIX в., теоретик либерализма Д. С. Милль. В своем фундаментальном труде «Принципы политической экономии» (1848 г.) Милль рассмотрел экономические выгоды, которые может получить Англия от зависимых владений. Для либерального экономиста колонии представлялись, в русле идей Уэйкфилда, как места возможного расселения избыточного населения Британских островов. «Вывоз рабочей силы и капитала из старых стран в новые, из мест, где их продуктивная сила низка туда, где она повышается, во много раз увеличивает совокупную продукцию рабочей силы и капитала всего мира», – отмечал ученый[55]. Однако важнейшим принципом, на которым настаивал Милль, являлось государственное проведение процесса колонизации, эмиграция, оплачиваемая и обеспечиваемая за счет правительственных средств с целью достижения ее максимальной эффективности. В таком аспекте, как утверждал Д. С. Милль, «не должно существовать колебаний относительно признания того, что колонизация, в современных условиях, является лучшим деловым предприятием, в котором мог бы принять участие капитал старой и богатой страны»[56]. Таким образом, полезность колониальные владения представляли и как место вложения избыточного капитала промышленной Великобритании. Такой подход перекликается с концепциями империализма, предложенными в конце XIX – начале XX в. Д. Гобсоном и В. И. Лениным.
На основе различных предложений о реформировании внутриимперских отношений в метрополии формулировались различные практические схемы изменений во внутриимперских отношениях. Так, в 1865 г. лорд Генри Тринг, советник министерства внутренних дел, разработал проект развития взаимоотношений между колонистами и метрополией на различных стадиях. По мнению автора, на начальном этапе колонисты, заселяющие на свой страх и риск неосвоенные территории, должны сохранять теснейшие связи с метрополией и признавать ее право на распоряжение делами колонистов. Передача колонистам права на представительное правление являлась лишь промежуточным этапом на пути получения ими полной независимости. Предусматривалось сохранение полномочий короны преимущественно в сфере экономики. После получения независимости колонии не имели права отказываться от каких-либо заключенных ранее контрактов; колонии не имели права вводить дифференцированные тарифы на товары из британских владений; колонии не должны были предоставлять иностранным подданным права, которых еще не имели британские подданные[57].
Мнение о необходимости изменений экономических принципов существования «белой империи» поддерживала большая часть политической элиты страны. Деятельность британских кабинетов в середине XIX в. отличал прагматический подход. Либеральную идею империи и основные направления колониальной политики наиболее точно выразил в своей программной речи в палате общин 8 февраля 1850 г. премьер-министр вигского правительства лорд Дж. Рассел. Он призвал передать переселенческим колониям, насколько это возможно, право «управлять своими собственными делами», позволить им увеличивать свое богатство и население, чтобы «внести свой вклад в благополучие мира»[58].
Разграничение между проблемами колониальными и собственно английскими, стремление к максимальному расширению самостоятельности колоний, выраженные в речи премьер-министра, на практике часто выливалось в предоставление колониям довольно значительных прав и преимуществ. Англия не остановила даже постепенное введение Канадой, Новой Зеландией и австралийскими колониями протекционистских таможенных пошлин на ввозимую продукцию, хотя они распространялись и на британские товары. Рынки малонаселенных и относительно слаборазвитых стран «белой империи» не могли представлять значительной экономической привлекательности в эпоху безраздельной гегемонии Англии в мировой торговле. Тем не менее следует отметить, что уже в этот период метрополия была связана с данными рынками поставками сырья и продовольствия. Еще большее значение имело быстрое развитие финансовых операций. Около половины всего инвестированного за границу в 1850—1860-х гг. британского капитала уходило в колонии. В 1869 г. «Банковский журнал» признавал исключительную привлекательность англо-саксонских ценных бумаг, которые «растут в цене одновременно с прогрессом колоний, являются надежными как гранитные скалы, которые лежат в основании земли, не подверженные опасности революций»[59].