– Доброе утро, мой сладенький, – ответил ему хрипловатый женский голос. Над бортом лодки показалась ухмыляющаяся женщина в желтом парике. – Кто это там с тобой? Ты уже лишил ее доброго имени?
Застонав от ярости, Ларк откинулась на подушки и натянула капюшон на голову.
– Мы же собирались найти место, где можно спокойно поговорить! Зачем вы привели меня сюда?
Оливер засмеялся:
– Это Ньюгейтский рынок, дорогая. Ты здесь не была раньше?
Люди шли бесконечной чередой. Они пробирались узкими проходами, толпились вокруг прилавков или стояли, глазея то на обезьяну, то на танцующую собаку.
– Разумеется, нет. Я не бываю там, где собираются бродяги, воришки и бездельники-аристократы.
В этот момент внимание Ларк привлек мальчик, который щекотал перышком ухо солидного джентльмена. Когда тот поднял руку, чтобы почесаться, маленький воришка ловко срезал у него кошелек и тут же скрылся в толпе. Ларк прижала руку к груди.
– Этот ребенок! Он., он...
– Неплохо сработано.
– Он украл кошелек у того мужчины! Оливер равнодушно пожал плечами.
– Для некоторых людей жизнь – грубая и короткая игра. Оставим мальчишку в покое. – Он двинулся вперед.
Ларк не хотелось следовать за Оливером, но оставаться одной в толпе было еще страшней.
– Иди сюда. – Оливер направился к танцующей обезьянке. Люди расступились, пропуская их вперед.
Маленькая обезьянка в сюртуке и шляпе заметила Оливера и возбужденно запрыгала. Ее владелец рассмеялся.
– Милорд, мы скучали без вас. Оливер отвесил ему глубокий поклон.
– А я скучал по моему другу Лютеру.
У Ларк от возмущения даже перехватило дыхание. Какая наглость – назвать животное именем великого реформатора!
– У Лютера хорошая память, не правда ли? – спросил Оливер.
Обезьянка оскалилась.
– Он предан принцессе Елизавете. Услышав запретное имя, Лютер запрыгал какбешеный.
–Но сильно сомневается в своей любви к королю Филиппу.
Как только Оливер упомянул ненавистного испанского мужа королевы Марии, обезьянка улеглась в грязь и притворилась спящей. Оливер бросил владельцу Лютера монету и отошел под одобрительные крики толпы.
– Вы слишком открыто выражаете свои чувства, – заметила Ларк, с трудом приноравливаясь к его размашистому шагу.
Оливер ухмыльнулся:
– Думаешь, я рискую? А разве ты не рисковала, когда ночью увозила тело казненного преступника?
– Это другое дело.
– Конечно-конечно.
Оливер явно смеялся над ней, но прежде, чем она успела отчитать его, он остановился у большого шатра.
– Заходите поглядеть на природные диковины, – кричала стоящая перед входом женщина. – У нас есть кот, который играет на тамбурине. – Она схватила Оливера за плечо, но он, похлопав ее по руке, высвободился.
– Нет, спасибо.
– Гусь, который умеет считать, – продолжила зазывала.
Оливер улыбнулся и покачал головой.
– Двухголовая овца! Пятиногий теленок! Оливер собрался было уходить, но тут женщина наклонилась ближе и сказала громким шепотом:
– Бык с двумя членами.
Оливер де Лэйси замер.
– Это, – он сунул женщине монету, – я обязан посмотреть!
Он затащил Ларк внутрь, но она наотрез отказалась идти к быку и встала в углу шатра, зажав руками уши, чтобы не слышать свист и улюлюканье.
Наконец Оливер вернулся к ней и вывел на яркий свет. Его глаза светились детским восторгом.
– Ну? – сухо поинтересовалась Ларк.
– Я вне себя от восхищения, – серьезно сказал Оливер. – К тому же чувствую, что жестокообманут природой.
Ларк презрительно поджала губы. Этот грубый, вульгарный мужчина никак не мог быть тем воплощением чести, каким его считал Спенсер.
– Горбатого могила исправит, – пробормотала она.
– Что такое?
– Народная мудрость, – буркнула Ларк.
– Что ж, спасибо и на том, миледи Праведница. Развернувшись, он нырнул в узкий проход между рядами. Ларк ничего не оставалось, как последовать за ним. Они миновали цветочные ряды, лавки с одеждой, палатки, где торговали жареной свининой, продавцов сладостей. Остановившисьу ширмы кукольника, Оливер вволю посмеялся над незатейливым представлением. При этом оншвырял нищим монеты, словно песок. Наконец они пересекли рынок и вышли за егопределы. Вдали виднелись первые дома Смитфилда.
– Дальше мы не пойдем. – Оливер слегка побледнел. – Ненавижу пожарища.
Ларк с готовностью согласилась.
– Это первая здравая мысль, которую я от вас услышала. Подумайте только о протестантах, которые там были сожжены заживо.
– Я всеми силами пытался об этом забыть. – Оливер глубоко вздохнул. – Я потерпел поражение.
– Что вы имеете в виду?
– Я хотел заставить тебя смеяться, а ты все так же серьезна. В чем моя ошибка?
– Вы чуть не утопили меня под Лондонским мостом.
– Я думал, тебе понравится...
– Это было глупо и совершенно ненужно. Так же, как и ваше обращение к женщине по имени Нелл. – Ларк насмешливо передразнила Оливера: – «Я чуть не умер...»
Ему хватило совести покраснеть.
– Она мой старый друг.
– А ваше общение с обезьяной? – продолжила Ларк, с удовольствием подсчитывая его прегрешения. – И неприличный интерес к быку, вернее к его двум...
– Членам, – услужливо закончил за нее Оливер.
– Едва ли достойная причина для веселья.
– Знаю. – Он выглядел одновременно обиженным и очень привлекательным. – Я потерпел неудачу. Я... – Он замолчал, неожиданно его лицо расплылось в радостной улыбке. – Пошли. Это тебе понравится.
Ларк послушно двинулась за ним, и вскоре они оказались у тележки продавца птиц, на которой громоздились деревянные клетки с голубями, снегирями и чайками.
– Сколько? – спросил Оливер у продавца.
– За какую, сэр?
– За все.
Не дожидаясь ответа, Оливер сунул ему в руку пригоршню монет.
– Милорд, – вмешалась Ларк, – здесь сотни птиц. Как вы собираетесь...
– Смотри. – Он выхватил из ножен отделанный серебром кинжал и принялся резать ремешки на дверцах клеток.
– Оливер... – Ларк и не заметила, что обратилась к нему по имени.
Вырвавшиеся на свободу птицы поднялись, словно огромное черное облако. На мгновение стая закрыла солнце, затем они рассеялись в разныестороны.
Из толпы послышались охи и вздохи.
«Небеса заставляют людей смотреть вверх, процитировал Оливер Платона, – и ведут нас из одного мира в другой».
Ларк смотрела в небо. Птицы сейчас казались маленькими черными точками в голубом бесконечном пространстве. Она провожала их глазами и... улыбалась.
– Эврика! – Оливер картинно взмахнул руками. – Она улыбается! Улыбайся же, милый херувим! – Он проказливо ухмыльнулся. – Когда Архимед впервые сказал «эврика», он бежал голый по улице.