Читать интересную книгу Цифровой журнал «Компьютерра» № 115 - Коллектив Авторов

Один мой знакомый, человек тревожный и мнительный, увидев прыщ на своей щеке, с беспокойством спросил меня о возможных последствиях. Хорошо зная его характер, я постарался развеять его опасения. Однако случайный свидетель этого разговора внезапно вмешался в беседу: «По-моему, вы напрасно относитесь к этому так легкомысленно. Это фурункул, он может быть очень опасен. Один мой товарищ умер от точно такой же штуки». Я внутренне ахнул и, не найдясь сразу, как ответить, протянул недоверчиво: «Ну-у, так уж сразу и умер...» И тут мой знакомый внезапно повернулся ко мне и сказал раздражённо: «С чего это вы вдруг заговорили о смерти? Разве речь шла о смерти?» Было очевидно, что он просто не слышал реплики третьего собеседника. По-видимому, первые же его слова о легкомысленном отношении к прыщу послужили сигналом к «запуску» механизма перцептуальной защиты, ибо стало ясно, что ничего утешительного не последует.

Я наблюдал похожие вещи, а вы? В данном случае психические защиты заблокировали даже восприятие нежелательной информации (неудачливый собеседник предварил сообщение о смерти фразой, которая прозвучала как сигнал тревоги). А насколько больше возможностей для блокирования «нежелательного контента» существует на этапах интерпретации и понимания! И подобные защиты мешают нам воспринимать не только неприятную информацию о здоровье. Они во многих случаях мешают нам осознавать аморальность нашего поведения.

Для доказательства последнего утверждения опишу весьма печальный сценарий, реализацию которого я наблюдал не один раз. Я назвал бы его «тяжёлой, но необходимой жертвой ради высоких идеалов». Я попытаюсь описать его так, чтобы в моей колонке нельзя было найти намёков, обидных для кого-то из моих реальных знакомых...

Прежде всего, надо подчеркнуть, что описанный сценарий реализуется исключительно у людей с развитым интеллектом и сильным моральным чувством (те, у кого не хватает какого-то из этих компонентов, выходят из нравственных тупиков иначе). Человек оказывается в ситуации, когда его собственные корыстные интересы (или корыстные интересы людей, близких ему вплоть до самоотождествления), подталкивают его к очевидно аморальным действиям. Возникает внутренний конфликт мотиваций; чтобы найти выход из него, человек подключает свой мощный интеллект как универсальный инструмент для поиска решений. Через какое-то время такое решение находится. Человек говорит себе (а потом и другим) следующее: «Если бы я поступал так ради себя, это было бы аморально. Но ради... (подставить нужное: Науки, Демократии, Патриотизма, Семейных Ценностей, Веры, Государства, Нации, Свободы, Блага Фирмы, Народа...) я должен это сделать. Когда такой высокоморальный человек, как я, совершит этот шаг, откроются новые возможности для торжества высоких принципов. Я делаю это не ради себя, а ради Идеи, принося ей в жертву свои личные интересы!»

И после этого можно делать любую подлость, гордясь при этом собой. После того как человек совершает такой героический шаг, его модель действительности претерпевает необратимое искажение. Его шансы осознать со временем действительный смысл своего поступка становятся иллюзорным. Спёкся.

Почему я так уверенно описываю этот сценарий? Человек, попавший в описанную ловушку, уверен, что он поступает благородно, и способен объяснить своё понимание его действий. Мне на самом деле приходилось слушать объяснения «я должен был это сделать не ради себя, а ради...», которыми объяснялись совершенно прозрачные и однозначно эгоистические поступки. Он говорит, что страдает во имя общего блага, как раб на галерах, и, вероятно, верит в это, а я вижу, что он действительно гребёт, но исключительно под себя...

Подчеркну, что описанный сценарий известен давным-давно. Пока искал приведённую выше цитату, нашёл описание этого механизма у Ротенберга. Он поясняет работу механизма рационализации ссылкой на Сальери (не настоящего, а оклеветанного, из «Маленьких трагедий» Пушкина). Пушкинский Сальери травил Моцарта не от зависти, а из заботы о МузЫке, и Раскольников, убивая процентщицу, думал не о себе, а о Справедливости. Речь идёт о настолько общем механизме работы нашей психики, что ни о каком приоритете в его описании не может быть и речи. Я неважно знаю античную литературу; возможно, этот механизм был описан уже в ней.

Наверное, подобный симптомокомплекс может демонстрировать и осознанно лгущий обманщик. Можно ли гарантировать, что в подобных случаях имеет место не ложь, а самообман? Гарантии тут бессмысленны, чужая душа – потёмки, но искренность, с которой человек в таком состоянии отстаивает свои абсурдные самооправдания, свидетельствует о том, что он верит в то, что говорит!

Бессмысленно выяснять, слышал или нет слова об опасности фурункулов человек из истории, рассказанной Ротенбергом. Слуховой рецептор принял звуковые колебания, слуховой нерв передал сигнал в мозг, а там сработали защиты. Восприятия услышанного не было по-настоящему! В случае людей, идущих на «тяжёлую, но необходимую жертву ради высоких идеалов», защиты работают тоньше. Если для достижения цели (которую ставят врождённые программы) нужны средства, которые интеллект отвергает как неприемлемые, эти самые программы всё равно находят путь для своей реализации. Они не блокируют сигнал, а искажают алгоритм его рациональной обработки.

Кстати, именно поэтому я уважительно отношусь к циникам. Давайте не будем сравнивать человека, который нарушает служебные обязанности и способен сказать: «Знаешь, я наплевал на правила игры и реализую свой частный интерес», с тем, кто выполняет свои обязанности добросовестно. Зато первого из них стоит сравнить с тем, кто совершает абсолютно эгоистичные действия, рассказывая, что печётся исключительно об общественном благе. Я осознанно предпочту иметь дело с тем, кто осознаёт собственные действия, а не со специалистом по самообману. С первым можно договориться рационально, со вторым – нет.

И сам я стараюсь быть рациональным. Как хорошо, что такое вытеснение неблагоприятных для самооценки событий мне не свойственно! Я-то, благодаря своему интеллекту и развитой способности к рефлексии, воспринимаю себя вполне адекватно. По крайней мере, мне никогда не говорили о неадекватности моих воспоминаний. А если и говорили, то я об этом забыл.

Не так давно ко мне подошла девушка, которую я видел впервые в жизни. Улыбаясь, она сказала: «Здравствуйте, Дмитрий Андреевич! Я так рада Вас видеть! Я давно хотела Вам сказать, как я Вам благодарна, и как раз за объяснение тех вещей, которые вызвали тогда конфликт между нами!» Я сказал ей, что она обозналась; она настаивала, что мы знакомы, и назвала свое имя и фамилию (ни о чём мне не говорившие; я очевидно слышал их впервые).

— «Вы же работали тогда-то в такой-то школе?» — «Да, работал». — «Вы тогда объясняли нам разницу мужских и женских стратегий, я по молодости Вас не поняла, и моя мама ходила к директору...»

Я объяснил девушке, что ничего не помню, и прервал разговор. Вскоре я увидел коллегу, который тоже работал в упомянутой школе, и пересказал ему этот разговор. Тот искренне удивился: «Как ты можешь её не помнить, если тебя выперли из-за неё?» Он рассказал то, чему я был вынужден поверить. В специальном (!) курсе, посвящённом эволюции, я, кроме прочего, объяснил выпускникам (!) биологического (!) класса примерно то, что излагал в этих трёх колонках. Одна девушка поняла меня неверно (можно ли её за это осуждать?). Она пересказала то, что поняла, своей матери. Та истолковала мои пояснения ещё превратнее и захотела обсудить их с директором. В результате я перестал работать в этом заведении.

Кое-что о своей работе в этой школе я помню. Например, я начал там работать вместе с толковым школьником, который поступил к нам университет, с успехом защитил диплом по зелёным лягушкам под моим руководством и сейчас прекрасно чувствует себя в Швеции. А вот эту девушку и всю связанную с ней историю я забыл. Интересно, почему?

Если бы наша рефлексия была безукоризненной, наверное, такие ситуации не возникали бы... Но что мы знаем о нашей способности к рефлексии? Как она возникла?

Об этом как-нибудь в иной раз...

К оглавлению

Дмитрий Вибе: Всюду жизнь

Дмитрий Вибе

Опубликовано 06 апреля 2012 года

Тема органики в космосе стремительно набирает популярность. Среди полутора сотен молекул, обнаруженных в межзвёздной среде, примерно треть состоит из шести и более атомов. Специалистам по астрохимии, которые отродясь не называли по имени даже оксид углерода, отделываясь коротким «це-о», приходится заучивать слова наподобие «метилформиат» и «аминоацетонитрил», потому что если в докладе проговаривать их формулы, на это уйдёт половина отведённого на доклад времени. Да и учить наизусть все эти HOCH2CH2OH — занятие для джедаев.