Читать интересную книгу Поцелуй мамонта - Ярослав Полуэктов

самая добрая во всём мире.

Чин — Чин Охоломон Иванович — заместитель начальника всех охранных дел и представитель права всех граждан, любя и оберегая моральные характеристики сих важных чинов, аннулировал корявую, лишённую всякого экономического смысла запись его подчинённых в ежедневном Протоколе чрезвычайных нью — джорских происшествий.

8

— Как жить с пустым кошельком знают только у стен далёкого, жаркого Ерасулима, увитого бесплатным виноградом, — уверен Прокл. — Как избежать встречи со строгим директором, чтобы продолжать протирать штаны в насиженном и тёплом местечке?

Проклу только и остаётся теперь, что целовать лбом своё пьяное отражение в облюбованном мухами зеркале, испрашивая ответ.

Чтобы не упасть на виду бойких на словцо школяров, упирается Прокл в сучковатые грабельки, изредка оттаскивая от учреждения притулившиеся к цоколю жидкие, осколочные остатки лета.

Меню поменялось у Прокла.

Замаливая грех голодом, мочит Прокл высушенный горох, прикусывает семенцем.

Снимает с бочки камень, снимает крышку, ворошит палкой укроп.

Нанизывает на загребастую вилку огурцы и без хлеба кушает их.

Запивает затворницкую еду рассолом.

Задумчиво хрумкая солёные листышки вишни, лопает запасные квашенья ушедшей на небо супруги.

Ведёт задушевные подстольные разговоры с зелёными человечками.

Журит домовых за бесхозяйственность в хате и хвалит за упадок мышеводства в миниатюрном хлеву.

Холщовый мешок в кладовке потому цел и невредим, хоть за два месяца осталось в нем зерна— муки на самом донышке.

Не так уж и плохо, если разобраться!

Только пучит с чего — то живот, просит брюхо жареной картошки, куру и водки.

Зарплаты ждать ещё месяц.

Но! Выдержит Прокл — молодец! Ему не впервинку.

А до того, когда был Прокл красавцем и трезвенником, втихушку шептали, помаливались и тыкали в Прокла пальцем бабы, удивлённые сошествием в их нью — джорский коллектив ангела — праведника: «Живой ли ты человек, али рисунок с иконки?»

В подвале школы у Прокла вторая квартира, давно ставшая основной.

В первую он пустил временных жильцов — приезжих на фольклорную практику студентов — литераторов Лизавету Самсониху — Кариатиди с грудями, будто у только что народившей бабы, и Брызгалова Славку — тощего, как продольная половина питерской селёдки.

Зато умён и памятлив Славян как три Лизаветы.

Пишет в начале диплома:

«В указанном согласно заданию месте… (тут точный адрес) фольклора очень много. Тут и песни, тут и сказки, тут тары— бары необычные и затейливы традиции народные. Чудны ремёсла и копотливо художество самодельное. Тут присказки, плачи в смеси со смехом. Словно взяты с Востока венчальные шутки, приёмы свадебные, похороны ихние наивеселейшие, добрые, назидательные.

— Жизнь хороша, но смерть есть лучшая часть бытия на Родине, — говорят их обряды. И в чём — то они правы.

Нет явной черты между посадской частью и бедной окраиной.

Одинаково любопытна кухня, трактирский быт, способы содержания скотины.

Надо же: тут в центре пасутся коровы! В Нотр — Даме, говорят, теперь такого уж нет!

Смешны игры шахтёрские, полугородские, где ядро составляют кулачные бои без правил. Тож и зимой после взятия Царь— горы. «Массовость и привлекательность» — девиз директората U.А. «Коpizub & Belg — Frank» и всей его рекламной компании.

Стравливают собак с боевыми петухами, крысиные бега в ходу. Тараканьи в ближайшей перспективе. И то против тараканьих восстают местные скрупулёзные историки олимпиад: «Не наше это, — говорят, — привозное, нет у нас африканских породных скакунов, проиграем любому».

В середине Славян пишет:

«И сексуальные игрища среди неграмотных селян чрезвычайно распространены, а уж как любопытны! Фольк! Голый фольк! В воде, в бане, в кустах чертополоха, в стогах, у костра в ночном. Пугают любящиеся на колючих сеновалах мельничных крыс с мышами, и зверей полевых. И только свиньям и кобылкам все эти хлевные сношенья до лампочки! Хрюканье да фырканье — вот их ответ на логичное, хоть и несколько шумное человеческое времяпровождение. Видывали они и не такое.

А уж как нелепо оригинальна и бестрадиционна местная архитектура, ни на что не похожая: бездна рукоделия и непрофессиональной, но такой забавной выдумки и безграничной фантазии.

Чокнутые, придурковатые и счастливые все люди! Словно недоступный посторонним и обжитый весёлыми аборигенами остров посреди квёлой цивилизации.

Логовища тут деревянные имеются в переизбытке.

Дома узорчато — каменные и просто каменные встречаются значительно реже: в пропорции полтора на сто деревянных.

Растут как грибы землянки, лабазы, сараи, хлева, хранилища. В борах и лесах смешанных — охотничьи домики мелькают в ветвях, числом как гнёзда; есть избушки на своих тихоходах…

Захаживают в Нью — Джорку охотно, как в бесплатную зимнюю столовку, волки, лисицы, медведи, иной раз — лоси. И, судя по частым ночным крикам жильцов, всполохам петушиным и ночным блеяньям, питаются эти нередкие спонтанные гости — те, что не хуже татар — регулярно и по дореволюционным меркам вроде неплохо.

А уж как староста с переулка Фёклы — казачки приплясывает с девками — любо — дорого посмотреть.

Вывод: сюда киношку надо везти и съёмку делать… хватит на десять американьскихъ серь…»

Пишет ближе к концу (а это сотая страница диплома):

«…и Лизка — дрянь, тоже не станет глядеть, ей бы в стакан заглянуть: совсем попортилась девка в местной глуши. И пошла, кажется, по всем рукам, которые только готовы эту шутиху мацать».

И в самом окончании:

«…и всё это полнейшая чепуха, отсев, шелуха, мусор, навоз, пепел пожарища, ни одного явного артефакта… Сметёт всё к чёрту революцией, дождёмся.

И пошли вы все нахрен, потому что читать наш говняный диплом всё равно никто не будет.

А я запишусь на войну — всем вам и родителям назло и себе на потеху, матушку вашу! Вон они — ходят переписчики с повязками будто на рекрутском соборе!

Хренов вам, господа профессоры, фольклор: в солдаты иду».

Прокл не против, чтоб ревнивый Славка пошёл в солдаты. Нравится ему самому Самсониха — Кариатиди!

9

…В подвале школы есть ещё склад отжившей срок мебели: там изрезанные ножичками парты и поломанные лавки. Есть слесарный и столярный инструмент. Имеется кухонка — в миру «Преисподня», а фактически она — кофейня директора, и она же учительская на три персоны.

Перед сном Прокл вычёсывает шелуху запущенных пяток, применяя нелегально добытый в общественной бане кусок пемзы, на стройке — кусок кирпича, на мостках — морскую вехотку, напоминающую миниатюрную воронку смерча.

У плотины — о чудо! — кухонное хозяйство обогащается самоделочным — из плоского напильника — бандитским ножичком, выдернутым из развалившегося на запчасти утопленника.

Грызёт Прокл без устали жёлтые ногти рук, ловко перекусывает заусенцы и горестно плюёт добытой органикой в окно, удобно расположенное