Просветлело, побелелоИ как будто поумнелоЦарь на пленника взглянулИ от подлости икнул:«Это что за басурман?»Лыков выдохнул: «Иван».Царь привстал, прищурил глаз:«Что? Тот самый дуропляс?»«Да, царь-батюшка, тот самый».«Что ты врешь, кафтан дырявый.Этот смерд, ядрёна вошь,Аж до мерзости пригож.Где на нём следы от мук,От умелых ног да рук.
Раны, где и где кровища,Волдырей смердящих тыща?Что ж я вижу? Этот видМне испортил аппетит».Царь уже вовсю кипел.Федя к Лыкову подсел.На колени тот упал,Завопил, запричитал:«Нет вины моей ни грамма,Уж пытали мы Ивана!Били палками, цепямиИ дубовыми дверями,Жгли железом и смолой,И свинцом, а он живой.Восемь палачей сменили,Всех их на кол посадили.Нету боле палачей,Но целёхонек злодей».
Царь от злости покраснелИ на Федю поглядел.Федя радостно поднялся,Потянулся, почесалсяЛавку с пола приподнялИ к Ивану поскакал.Хорошо ударил Федя,Он пинком таким медведяВраз прибил бы наповал.Но Ванюша устоял.Гости этому дивилисьИ, как водится, крестились.Царь на миг остолбенелИ на Федю заревел :«Что ж ты, морда, козни строишь?Пред людьми меня позоришь?Сделай дело без помех».Тут раздался чей-то смех.
И какой-то старичок,Неказистый, как сморчок,Весь лохматый, длинноносыйБез порток и даже босый,Влез в закрытое окноИ сказал: «Давным-давноЗдесь свершилось преступление.Я пришел дать объяснения».Царь вовсю разволновался;Обыкался, оборался,Старичка велел схватитьИ немедленно казнить.Стража двинулась на деда,Но за тем была победа.Дед спокойно всех солдатУложил у стенки в ряд.
После к Ваньке подвалил,От цепей освободил,К Феде тихо повернулсяИ хитро так улыбнулся:«Здравствуй, Федя, милый брат.Что не весел? Аль не рад?»Царь тем временем бесился,Головой о стенку бился,Бил посуду, лил вино,Посох выкинул в окно.Гости этому внималиИ, как водится, дрожали.Наконец угомонился,Снова к Феде обратился:«Череп, мол, разбей врагу».Федя пискнул: «Не могу».На колени опустилсяИ юлою закрутился.
А когда остановился,Тоже в деда превратился.Тот же взгляд и тот же нос,Так же мал и так же бос.Свистнул, дико завизжал,Прыг в окно и убежал.
Гости выдыхнули: «Чудо!»Царь обиделся: «Паскуда».Водки треснул, закусил,В угол сел и загрустил.Леший на стол взгромоздилсяИ к боярам обратился :«Тридцать восемь лет назадВо дворец мой младший брат,Федин лик, приняв, пробрался,Огляделся, оклемалсяИ прижился. ОпосляВыкрал царское дитя.В лес дремучий утащил,А в палаты поместилМежду тем дитя другое,Кровожадное и злое,И тупое, словно дрын.Это был внебрачный сынБабки Ёжки и Кощея».«Удавить его, злодея!» -Никон сдуру завопил.Лыков клич сей подхватил.И другие поддержали,С мест проворно повскакали,Царя батюшку свалилиИ чем бог послал лупили :Табуретом, черпаком,Канделябром, каблуком.Никон в ход пустил кадило,Лыков самовар и шило.Царский лекарь – купорос,Повар – золотой поднос.Шут – помойное ведро,Бравый генерал – ядро.Писарь – перья и чернила,Конюх – вожжи и удила.Бритву – царский брадобрей.Плотник не жалел гвоздей.В общем, всякий постарался.За обиду отыгрался.От царя остался блинДа зубов гнилых аршин.Гости враз повеселелиИ десерт подать велели.Снова ели, снова пилиИ о прошлом говорили.Федю лихом поминали,Всех невзгод ему желалиИ жалели, что зазряСтолько горя от царяСамозванного хлебали,Но меж тем, конечно, знали,Царь был, в общем, неплохой,Ну и что, что малость злой,Ну и что, что портил рожи,Вынимал тела из кожи,Невиновных убивал,Барахлишко изымал,Терема в столице жёг,Но зато был крут и строг,Заграница вся дрожала,Чернь за бога почитала.И безропотно и в срокПятачки несла в налог.Вечерело, час пробил,Леший вновь заговорил :«Гости, вам открою яНастоящего царя».С мест бояре повскакали,Загудели, заорали :«Где он? Кто он? Покажите!»Леший молвил: «Погодите.Всё открою, дайте срок.Погодите лишь чуток.Я уже тут говорил,Что мой братец натворил.Царское дитё украл,В тёмной чаще передалВ руки злой Яге, онаВ колдовстве была сильна.