Мама стала кричать, что Асрамчик не такой и обещал на ней жениться. Он ей уже месяц обещает. Когда я ей об этом напомнила, ее как с цепи сорвало. Она обозвала меня паршивой девчонкой. Сказала, что все это пропаганда недоделанного папочки. Что он ей завидует, спит и видит ее всеми брошенной и покинутой. А у нее вон какой видный жених, бизнесмен. Тоже мне, жених. Пузатый и плешивый.
Стол мы накрыли шикарный, как в ресторане. Потом пришел Асрам и привел с собой парня лет восемнадцати, что помогал ему таскать фрукты. Он сказал, что его зовут Парвиз.
— Барвиз? — спросила я.
— Пэ! — неожиданно закричал он и крикнул несколько раз. — Пэ! Пэ!
Да она у нас дура непутевая, сказала мама. Она вела себя как девушка на выданье, поворачивалась то одним боком, то другим и, давая рассмотреть себя со всех сторон. Она пригласила гостей к столу, а когда я хотела тоже присесть, вытолкала из-за стола. А ведь там было столько всего вкусного. Салат из свежих овощей, сервелат. Я пока крошила, слюной изошла, но ни кусочка не съела, терпела. Думала, вот сядем за стол.
Мама сказала, чтобы я шла уроки учить. Нечего с взрослыми сидеть. Гулянка затянулась далеко за полночь. Пьяные гости разговаривали все громче, так что я все слышала. Асрам спросил у Парвиза:
— За сколько я тебе должен?
— За два месяца.
— Хочешь эту бабу в счет долга?
— Она же старая.
— А дочку будешь?
— Можно.
Парвиз сказал маме.
— Он на твоей дочке хочет жениться.
Похоже, мама была уже никакая и ничего не соображала. Вскоре она поскреблась в дверь. Доченька, ты не спишь?
Я предупредила, что раздетая. Один из сумитов сказал, что одеваться и не надо. Парвиз хищно скользнул внутрь.
— Давай по-быстрому, я второй, — сказал Асрам.
— Давай знакомиться, — предложил мне Парвиз.
— Знакомились уже.
— А мы по-другому будем знакомиться.
Я так испугалась. В комнате у меня висела тяжелая чеканка, папин подарок, я ее схватила и Парвизу по башке. То есть по голове. Он сразу отключился.
Грохоту было, но никто ничего не услышал. Я больше не могла здесь оставаться. Быстро собрала кое-какие вещи. Когда я выглянула, мама липла к Асраму со словами:
— Только не уходи, а то я повешусь.
На что он только отпихивался и говорил, чтобы вешалась, только отстала.
Я тихонько в дверь. Три дня перекантовалась у подруги. Домой я больше не вернусь. Уже не знала, что делать, куда идти, но сегодня в школе меня вызвали к директрисе, а там была еще одна женщина из дипмиссиии миротворческих сил. Теперь я живу в общежитии.
— Папа у меня все в порядке, ты не волнуйся, — неожиданно произнесла она прямо в камеру.
Три дня. Три дня его дочь ютилась у чужих людей! Стас сжал кулаки.
— Я так понял, судьба моей дочери зависит от моего решения? — глухо произнес он.
— Судьба вашей дочери зависит от решения суда. Иск к матери инициирован дипмиссией миротворческих сил. Мы не могли пройти мимо столь вопиющих фактов.
— Не надо словоблудия.
— Словоблудие это, чем занимаетесь вы, мистер Бушуев. Возьмите себя в руки, вы же солдат. Ваша дочь получит жилье и пенсию. Но у нее нет матери. Хотите лишить ее еще и отца?
— Зачем вам нужно в Плачущее ущелье?
— Вот это уже деловой разговор.
4.
ПРОПАВШИЙ САМОЛЕТ
"Тренер сборной России по футболу приговорен к десяти годам лишения свободы за проигрыш в стыковом матче за выход в финал чемпионата мира среди государств 2-го разряда".
"Зима ожидается на 1–2 градуса холоднее предыдущей, когда мороз на территории России (вместе с Москвой) доходили до -50, сообщает Институт глобального похолодания (бывший Институт глобального потепления").
Миниблоги с сайта Алга. РФ
Джош Келлер предупредил, что для продолжения разговора необходимо подписать некоторые официальные бумаги. Это оказалась подписка о неразглашении. Нарушителю подписки грозило 10 лет тюрьмы плюс лишение родительских прав.
— Мы должны подстраховаться, — пояснил Келлер.
Стас беспрекословно подписал все и спросил:
— Теперь вы можете сказать, зачем вам нужно в Плачущее ущелье?
— Теперь можно. В Афганистане потерпел катастрофу транспортный "Боинг" с важным правительственным грузом. По нашим сведениям, он упал в Хаваа.
— Что за ерунда? Не авария, а то, что вы не можете его найти при ваших технических возможностях!
— Самолет был поврежден.
— Кем?
— Вы задаете слишком много вопросов, мистер! Это вас не касается. Вы всего лишь проводник.
— Но мне надо как можно подробнее знать, что искать. От этого зависит успех экспедиции.
— Искать надо самолет.
— Нет, так не пойдет. Или вы мне рассказываете все интересующие меня подробности, или экспедиции не будет.
Келлер внимательно посмотрел на него.
— Зачем вам лишняя информация? Хотите удовлетворить любопытство?
— Я свое решение высказал.
Келлер хлопнул по столу ладонью.
— Учитывая местный менталитет, мы предполагали нечто подобное.
Келлер подвинул к себе айпот, нажал несколько клавиш.
— Вы что с ума там посходили? На борту правительственный груз! Какие к черту пассажиры? — донесся их динамиков искаженный голос.
— Командир пропавшего корабля Пол Леслет, — пояснил Келлер. — Изображения нет, это запись радиопереговоров.
— Что там тянет диспетчер? — раздался голос еще одного человека. — Хочет, чтобы нас тут разнесли вдребезги?
— Второй пилот Джеф Прайс, — снова пояснил Келлер. — Слушайте, мы от вас ничего скрывать не намерены.
Ага, кроме характера самого груза, подумал Стас.
— Вы что с ума там посходили? На борту правительственный груз! Какие к черту пассажиры? — прорычал в микрофон Пол Леслет.
— Что там тянет диспетчер? — спросил Джеф Прайс. — Хочет, чтобы нас тут разнесли вдребезги?
Исламабад горел. Одна половина неба было багровой от отсвета пожарищ, другая половина черной от дыма. Резня, по рассказам, была жуткой. Сингхи ночью вырезали северный блокпост, проникнув, таким образом, в зеленую, наиболее охраняемую зону столицы Пакистана. Всех, кто здесь жил, они считали врагами. Автоматического оружия они не применяли, только ножи и штыки.
Все, кто смог давно сбежал. Одинокий застывший у кромки аэродрома "Боинг" представляет собой огромную беззащитную мишень. Аэропорт опустел еще несколько часов назад.
— Не понимаю, чего мы ждем? — спросил Прайс.
— Но ты то хоть помолчи, Джеф. Ты же хорошо понимаешь, что мы преодолели тысячи миль не для того, чтобы улететь порожняком.
Пилот это понимал. Позади была бессонная ночь в болтанке над Атлантикой, и вот они здесь.
— Но ведь обещанного груза нет? — все-таки забросил он пробный шар. — В контракте же указано, что груз будет ждать нас в аэропорту. В случае чего, мы всегда сможем на это сослаться.
— Скажешь это Тейлору. Перед тем, как отправить нас сюда, босс лично беседовал со мной и предупредил, что, не дай Бог, если что случится с грузом, мы будем уволены вчерашним днем, и в будущем он лично сделает все, чтобы ни одна из компаний не доверила нам не только штурвал, но даже велосипедный руль. И хватит об этом. И без тебя тошно.
Вновь загорелся сигнал вызова. Леслет чертыхнулся и включил связь.
— Кто там еще?
— Привет, парни. Говорит майор Марш Рассел из охраны посольства.
Леслет вздохнул с облегчением.
— Здорово, Марш. Ты наверняка насчет груза? Тащи скорее сюда свою задницу. Тебе разве не говорили, что сингхи скоро будут здесь и отрежут нам всем яйца.
— Я не насчет груза.
— Не понято. Какого черта?
— Я хочу, чтобы вы вывезли мою жену из этого ада.
Леслет послал мысленный вопль в эфир.
— Я очень сожалею, Марш, но мы не можем нарушить приказ Вашингтона не брать пассажиров.
— Послушайте меня, сэр, а потом уже решайте, как вам быть. Моя жена ждет ребенка. Она уже должна была родить, я сам отвез ее в клинику, но потом, когда началась вся эта заваруха, я сказал себе: э нет, Дженни не будет рожать в таком бедламе. Я велел врачам сделать все, чтобы задержать роды, и теперь, когда я разговариваю с тобой, она без сил сидит рядом со мной на подоконнике, потому что в этом сраном пакистанском аэропорту нет даже кресел!
— Не кипятись, Марш, и не ори.
— Извини, капитан. Я вторые сутки глаз не сомкнул, так что меня должен понять. И еще. Мы женаты двенадцать лет, и у нас до сих пор не было детей. Врач сказал, что эта беременность единственная возможность, которая больше никогда не представится. Я хочу, чтобы моей жене ничего не угрожало, и она благополучно родила мне дочурку в нашем госпитале в Берне, а не в этом гадюшнике, из которого при первых залпах сбежали все более или менее стоящие врачи.