я просто голая, неподвижная девка? — язвительно вставила натурщица и послала воздушный поцелуй Икару. — Спасибо, красавчик.
Икар картинно поклонился деве:
— Вера в Бога подтверждает твое мастерство во всем, не обязательно именно в живописи. Вера в себя не требует подсказок в виде формы и цвета, можно не утруждать себя походами на пленэр или покупкой прекрасных натурщиц, весь мир и так внутри тебя.
— Полегче, красавчик, — возмутилась модель и даже привстала на кушетке, — с такими речами я останусь без работы.
— Заработаешь по-другому, — огрызнулся Художник, — с твоими-то формами.
— Я зову тебя на Солнце, — продолжил Икар, поскорее пытаясь успокоить зарождающуюся перепалку, — где обе Веры есть принцип существования в Свете, иначе пребывания там не получится.
— Вера убережет от испепеления мое тело? — усмехнулся Художник, сделавший жест, вернувший натурщицу в прежнее положение.
— Вера переведет твое сознание в состояние соответствия вибрациям света. — Икар подошел к окну и провел ладонью по стеклу. Через образовавшееся пятно солнечные лучи яркой полосой пролились на плечо натурщицы.
— Видишь родимое пятно? — Икар коснулся пальцем небольшого коричневого кружочка на коже.
— Теперь вижу, — ответил, не понимая в чем дело, Художник.
Икар вернулся к акварели.
— Здесь его нет.
— Ну и что? — Художник потянулся к краскам, макнул кисть в нужную и выверенным движением поставил точку на плечо купальщицы. — Я художник, а не фотограф.
— Ты сам сказал, что зришь суть через форму, — Икар улыбнулся. — Свет позволяет тебе видеть больше форм.
Художник задумался, он молча поглядывал на натурщицу, сравнивая ее с акварельной купальщицей, кряхтел, снова «стрелял» оттопыренным пальцем, проверяя выдержанные пропорции. Наконец, наигравшись, он спросил:
— Странно, что упор на Веру ты сделал в разговоре с художником, а не, например, священником?
Икар словно ожидал этого вопроса:
— Возможно потому, что священник, пусть и на словах, представляет себе Путь Веры, а художник, реши он отправиться на Солнце, попробует преобразить ее (Веру).
— Ты настоящий фантазер, Икар. — Художник устало присел на кушетку, осторожно отодвинув тонкую лодыжку натурщицы. — Я изображаю суть формы, а ты хочешь, чтобы я сотворил картину сути самой сути, нечто бесформенное изначально. Это утопия, хоть и чертовски заманчивая. Я не могу дать тебе согласие, слишком прекрасны и притягательны для меня земные формы, — он указал на обнаженную натуру, — для земного сознания, чтобы променять их на эфемерное нечто. Я просто не готов к этой жертве.
— Трус, — хлесткой пощечиной прозвучал женский голос, натурщица поднялась с кушетки, гордо перенесла свое тело через мастерскую мимо Икара и скрылась за ширмой, откуда донеслось: — Мое время закончилось, рассчитайся со мной.
Когда дверь мастерской захлопнулась за девой, Икар, вздохнув, сообщил Художнику, что и ему пора, после чего протянул зерно и рыбу:
— На память.
— Я не любитель натюрмортов, — грустно произнес Художник. — Да и еда никогда не удавалась мне.
— Куда бы ни оказалось брошенным зернышко, оно всегда стремится к Свету, — Икар сунул в ладонь собеседника свой дар, — а рыбе проще плыть по течению. — Он положил поверх зерна блестящую тушку: — Может, еще не поздно решить, где ты, а где я в этой композиции.
Икар развернулся и направился к двери.
— Где найти тебя? — крикнул вдогонку Художник. — Если что.
— На пути к Солнцу, — прозвучал ответ.
Глава 6. Икар и шестой апостол
Конечно не приведи Господи, хотя кто застрахован в этом мире, да и всякое случается иной раз вопреки, посетит вас вдруг изжога, встряхнет ненароком заворот кишок или наградит невзначай бедой распутная девка, сразу отправляйтесь к Целителю, тому самому, что почитай уж три десятилетия ползает по болотам в поисках чудо-травы, ловит пиявок в тухлых прудах прямо на сухие, тощие ноги и более всех предпочитает в качестве пациентов молодых, доверчивых девиц. Где его найти? А тут и стараться немного, когда кольнет под сердцем или заскрипит колено, а то еще страшнее — заноет выматывающей болью зуб, не глядя под ноги примчишься аккурат к его порогу.
Сегодняшний день Целитель провел в одиночестве, редкий случай, но, по всей видимости, люди решили повременить с хворобой и недугами или набрались терпения, сжали зубы, дабы сохранить свои и без того не тугие кошельки в целости и сохранности.
Близился вечер, Целитель лежал на кровати и с грустью поглядывал на шкаф, за стеклянными дверцами которого без дела пылились баночки, миски, пробирки и пузырьки с настойками, микстурами и порошками его собственных, хранимых в тайне, рецептур.
Давеча имел место аншлаг, думал скучающий лекарь, вспоминая день вчерашний и целых трех пациентов; бабку под сто лет, притащившуюся с прыщиком на крючковатом носу, ей, видите ли, не пристало так выглядеть, деревенского мальца с разбитым локтем, из которого хлестала кровь, и его крикливой мамаши, готовой удушить Целителя, пока он лепил пострадавшему на рану лист подорожника, и девицу на сносях, заблевавшую все вокруг — ей он вручил настойку одуванчика, толку от которой было чуть, но глядя в глаза будущей матери, убедил ее в чудодейственных свойствах горькой зеленоватой жидкости.
Целитель уже засобирался отойти ко сну, как в дверь постучали.
— Хм, поздний гость, — с энтузиазмом проворчал лекарь, поднимаясь с кровати. — Входи, открыто.
Икар, а это был, естественно для повествования, он, протиснулся в узкую приемную-операционную:
— Здравствуйте.
— С чем пожаловали? — перед юношей возник мужчина средних лет, лысоватый, с большими, навыкате глазами и пухлым, чувственным ртом.
— С предложением отправиться на Солнце, — бодро отчеканил Икар, — вместе со мной.
Псих, быстро определил лекарь и сразу же направился к шкафу за успокоительным сбором, бросив:
— Минуточку.
— В своем призыве, дорогой друг, я более нормален, нежели настой одуванчика для исцеления тошноты, — произнес негромко Икар. Целитель остановился, рука его, потянувшаяся за зельем, замерла в воздухе.
— Лечить во Свете, без обмана — не это ли мечта всех, дававших клятву Гиппократа? — голос не-пациента стал еще тише.
— Я не давал, — лекарь повернулся к посетителю, во все глаза разглядывая молодого человека.
— Будет ли на Свету жить порок, который и рождает болезнь? А ежели не спрятать под светящимися одеждами (ведь именно такие в ходу на Солнце) камня за пазухой, да и сам камень — раскаленная лава, и не сокрыть в тени помысла задуманный грех, ибо тени нет вовсе, так и лечить некого. Очень сомневаюсь я, странный пришелец, что на Солнце надобен солнечный целитель.
Икар, уже привыкший получать земные отказы, аргументированные земным же сознанием, спокойно ответил:
— Ты имеешь в виду недомогание телесное, но на Солнце обитатели подвержены болезням иного рода, душевным. Пороки пятен и затмений — к их лечению призываю тебя.
Лекарь слыл любителем поговорить и