Читать интересную книгу Малыш 44 - Том Смит

Федор сделал шаг вперед.

— Лев, у нас появились новые улики, которые стали известны только сегодня. Женщина, живущая в квартире, окна которой выходят на железнодорожные пути, видела Аркадия с каким-то мужчиной. Больше нам ничего не известно. Эта женщина не принадлежит к числу наших друзей. Раньше мы никогда не встречались. Она услышала об убийстве…

— Федор…

— Она услышала о смерти моего сына. И если то, что нам говорят, правда, она может описать этого мужчину. Она даже сможет опознать его.

— Где эта женщина?

— Мы как раз ждем ее.

— Она придет сюда? Мне было бы интересно выслушать ее.

Льву предложили стул, но он лишь отмахнулся. Он постоит.

Все молчали, ожидая, пока раздастся стук в дверь. Лев уже пожалел о том, что отказался от стула. В мертвой тишине прошел почти час, пока не послышался робкий стук. Федор открыл дверь, представился и впустил женщину лет тридцати, с мягким добрым лицом и большими испуганными глазами. Она явно не ожидала встретить здесь столько людей, и Федор поспешил успокоить ее:

— Это все мои друзья и родственники. Вам нечего бояться.

Но женщина не слушала его. Она смотрела на Льва.

— Меня зовут Лев Степанович. Я — офицер МГБ. Я здесь старший. Как вас зовут?

Лев вытащил из кармана блокнот, нашел чистую страницу. Женщина не отвечала. Он поднял голову. Она по-прежнему не проронила ни слова. Лев уже собрался повторить вопрос, когда она наконец заговорила.

— Галина Шапорина.

Голос ее прозвучал едва слышно, почти как шепот.

— Что вы видели?

— Я…

Она обвела взглядом комнату, уставилась в пол, подняла глаза на Льва и погрузилась в молчание. Федор поторопил ее, и в его тоне явственно слышалось напряжение:

— Вы видели мужчину?

— Да, видела.

Федор, который стоял рядом с ней, пожирая ее глазами, облегченно вздохнул. Она продолжала:

— Я видела на путях мужчину — рабочего, наверное… Я увидела его в окно. Было очень темно.

Лев постучал по блокноту кончиком карандаша.

— Вы видели его с маленьким мальчиком?

— Нет, никакого мальчика не было.

У Федора отвисла челюсть, а потом он заторопился, буквально выплевывая слова:

— Но нам сказали, что вы видели, как какой-то мужчина держал за руку моего сына.

— Нет, нет, никакого мальчика я не видела. Он держал в руке сумку, по-моему, да, сумку с инструментами. Именно так. Он работал на путях, что-то там ремонтировал, наверное. Я не слишком хорошо его рассмотрела, так, видела мельком, и все. Собственно, мне не следует здесь находиться. Мне очень жаль, что с вашим сыном случилось несчастье.

Лев захлопнул блокнот.

— Благодарю вас.

— Вы будете еще меня допрашивать?

Прежде чем Лев успел ответить, Федор взял женщину под руку.

— Вы видели мужчину.

Женщина вырвала у него свою руку. Она вновь обвела взглядом комнату и обнаружила, что все присутствующие смотрят на нее. Она повернулась ко Льву.

— Вам нужно будет поговорить со мной попозже?

— Нет. Вы можете идти.

Галина опустила голову и поспешила к передней двери. Но не успела она взяться за ручку, как пожилая женщина окликнула ее:

— Вас так легко напугать?

Федор обратился к ней:

— Присядь, пожалуйста.

Она кивнула, то ли с отвращением, то ли с одобрением.

— Аркадий был твоим сыном.

— Да.

Лев не мог видеть выражение лица Федора. Ему вдруг стало интересно, что именно эти двое пытаются сказать друг другу взглядами. Что бы это ни было, пожилая женщина опустилась на свое место. Во время этой размолвки Галина незаметно выскользнула наружу.

Лев был рад вмешательству Федора. Он надеялся, что они достигли поворотного момента в разговоре. Собирание и распространение слухов и сплетен еще никому не шло на пользу. Федор вернулся и остановился рядом со Львом.

— Простите мою мать, она очень расстроена.

— Именно поэтому я здесь. Чтобы мы могли поговорить и ничто из сказанного не вышло за пределы этой комнаты. Чтобы после моего ухода разговоры не возобновились. Если кто-нибудь станет расспрашивать тебя о сыне, ты не должен отвечать, что он был убит. Не потому, что так приказываю я, а потому, что это неправда.

— Мы все понимаем.

— Федор, я хочу, чтобы завтра ты взял отгул. Руководство дает добро. Если я могу еще что-нибудь для тебя сделать…

— Спасибо.

У дверей в квартиру Федор пожал Льву руку.

— Мы все очень расстроены. Простите нам нашу несдержанность.

— Я не стану докладывать о ней. Как я уже говорил, на этом все должно закончиться.

Лицо Федора окаменело. Он кивнул. Исполненные горечи слова с трудом сорвались у него с языка:

— Мой сын погиб в результате несчастного случая.

Глубоко дыша полной грудью, Лев спускался по лестнице. Атмосфера в комнате была удушающей. Он был рад, что ушел и что сумел настоять на своем и закрыть вопрос. Федор — хороший человек. Как только он смирится со смертью сына, ему будет легче принять правду.

Лев остановился. За спиной у него раздались чьи-то шаги. Он обернулся. Это был мальчик лет семи или восьми, не старше.

— Меня зовут Жора. Я — старший брат Аркадия. Я могу поговорить с вами?

— Конечно.

— Это я во всем виноват.

— В чем именно?

— В смерти своего брата. Это я бросил в него снежок. Я слепил его из камешков и грязи. Аркадию было очень больно, снежок попал ему в голову. Он убежал. Может, у него кружилась голова, и потому он не увидел поезд. Земля, которую нашли у него во рту, оказалась там по моей вине. Это я кинул ею в него.

— Твой брат погиб в результате несчастного случая. Не вини себя. Но ты хорошо сделал, что рассказал мне правду. А теперь возвращайся к своим родителям.

— Я не рассказывал им о снежке с камешками и землей.

— Пожалуй, им не нужно знать об этом.

— Они очень рассердятся. Потому что тогда я видел Аркадия в последний раз. Мы так хорошо всегда играли. Мы бы и дальше продолжали играть, и помирились бы, и снова стали бы друзьями, я уверен в этом. Но теперь я даже не могу попросить у него прощение. Я не смогу загладить свою вину.

Лев выслушал сбивчивую исповедь мальчугана. Тому нужно было прощение. Малыш заплакал. Растерявшись, Лев потрепал его по голове, все время приговаривая, как колыбельную:

— Ты ни в чем не виноват.

Деревня Кимово. Сто шестьдесят километров к северу от Москвы

Тот же день

Анатолий Бродский не спал уже трое суток. Он настолько устал, что даже самые обычные действия требовали невероятного напряжения сил. Дверь сарая перед ним была заперта. Он знал, что должен выломать ее. Но сама мысль об этом казалась безумной. У него попросту не осталось сил. Пошел снег. Он поднял глаза к ночному небу; в голове у него помутилось, и, когда он наконец вспомнил, где находится и что ему предстоит сделать, снег уже ложился ему на лицо. Он слизнул снежинки языком и вдруг понял, что если не попадет внутрь, то умрет. Сосредоточившись, он ударил в дверь ногой. Петли протестующе завизжали, но дверь устояла. Он ударил еще раз. Затрещали доски. Ободренный этими звуками, он собрал последние остатки сил и нанес третий удар, прямо по замку. Дерево треснуло, и дверь распахнулась. Он остановился на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. С одной стороны сарая в загоне стояли две коровы. С другой стороны лежала солома и инструменты. Он расстелил на промерзшей земле несколько мешков, наглухо застегнул пальто и лег, обхватив себя руками и смежив веки.

* * *

Из окна спальни Михаил Зиновьев видел, что дверь сарая распахнута настежь. Она раскачивалась на ветру, так что внутрь залетал снег. Он обернулся. Жена его лежала в кровати и спала. Решив, что не станет беспокоить ее, он тихонько набросил полушубок, надел валенки и вышел наружу.

Поднялся ветер. Мела поземка, швыряя колючие снежинки в лицо Михаилу. Он поднял руку, прикрывая глаза. Подойдя к сараю, он взглянул сквозь растопыренные пальцы на замок и увидел, что тот выбит, а дверь открыта. Он заглянул внутрь и после того, как глаза привыкли к темноте — луны на небе не было, — заметил очертания мужчины, лежащего на соломе. Еще не зная толком, что будет делать, он вошел в сарай, взял вилы, подошел к спящему человеку и замахнулся, готовясь пронзить тому живот.

Анатолий открыл глаза и увидел носки чьих-то заснеженных валенок в нескольких сантиметрах от своего лица. Он перевернулся на спину и поднял глаза на неясный силуэт человека, нависающий над ним. Острые кончики вил подрагивали в опасной близости от его живота. Никто из мужчин не шевелился. Клубы пара вырывались у них изо рта и тут же таяли в морозном воздухе. Анатолий не пытался перехватить вилы. Не сделал он и попытки откатиться в сторону.

Они долго оставались вот так, замерев в неподвижности, пока Михаил не почувствовал вдруг, что его охватывает жгучий стыд. Он охнул, словно какая-то невидимая сила нанесла ему сильный удар под ложечку, отшвырнул в сторону вилы и повалился на колени.