Знаменский снова берет фотографию, взглядывает на нее, откладывает.
Федотова. Да неуж за это судят? Уж и так ведь горемычный!
Знаменский (тихо). Варвара Дмитриевна, если человек не работает и не побирается, чем он живет?
Федотова. Это верно. (Пауза.) Мне с Петей свидеться дадите? За тем ехала... и вот — яблочков ему везла... курских.
Знаменский. Сегодня передач не принимают, но я попрошу... А свидание — пожалуйста. Только, Варвара Дмитриевна, Федотовых на свете много. Вдруг да не ваш.
Федотова. Что вы! Участковый же два раза приходил. Твой, говорит, Петька, в Москве объявился. В тюрьме сидит.
Знаменский немного колеблется... Наконец решается.
Знаменский. Сейчас его приведут.
Федотова замирает в ожидании. Знаменский звонит. Конвойный вводит бродягу. Короткая заминка у двери — бродяга вцепляется острым взглядом в старуху и ее деревенскую кошелку. Очевидно, что он не знает этой женщины. Скованно садится на табуретку, застывает в напряжении. Все это время Знаменский не спускает с него глаз. Пауза.
Знаменский. Что же вы, Федотов, не подойдете к матери?
Бродяга встает, как от толчка, делает два шага, останавливается, Федотова поднимается ему навстречу.
Федотова. Петенька... (Пошарив в воздухе рукой, трогает его грудь.)
Бродяга (чуть вздрагивает, поспешно улыбается, шепчет). Мама!
Руки матери медленно скользят по груди, плечам бродяги, поднимаются вверх. Он невольно слегка отворачивается. Когда пальцы Федотовой касаются щек, лицо бродяги на миг искажается гримасой брезгливости и отвращения. И в тот же момент он чувствует, что выдал себя.
Бродяга (не глядя на женщину, не принимая ее в расчет, говорит одному Знаменскому). Простите, я обманул вас! (Отступает от Федотовой, руки ее повисают в воздухе).
Бродяга. Я не Федотов.
Знаменский, полуобняв Федотову за плечи, звонит конвойному.
Федотова. А где же Петя?!
Знаменский. Потом я все объясню... Подождите.
Конвойный выводит Федотову.
Знаменский (бродяге, почти с ненавистью). Здесь были для вас яблочки. Курские. (Кладет перед бродягой фотографию.) А это вы в возрасте пятнадцати лет. Стоите справа в белой рубашечке!
Бродяга (сокрушенно качает головой). Стыдно! Воспользоваться страданиями чужой слепой матери... Я не понимал возможных последствий... Больше — клянусь вам — ни слова лжи. Мое подлинное имя — Марк Лепко. Я родился в Мукачеве...
Сцена десятая
Кабинет Знаменского. Знаменский и Томин.
Знаменский. Теперь он — Марк Лепко, проворовавшийся кассир.
Томин (заинтересованно). Много взял?
Знаменский. Пятьдесят рублей.
Томин. Шутишь!
Знаменский. Ничуть. (Иронически.) Такой, понимаешь ли, очень стыдливый человек — пропил полсотни в обществе местной красотки и ушел куда глаза глядят. Притом как выбрано место действия! Геологическая партия в Якутии, время — шесть лет назад.
Томин (присвистывая). Лысого черта тут проверишь! Сейчас сезон, люди в поисковых партиях, кто где. Ой-ой-ой...
Знаменский. Навалилась печаль посерьезнее — где подлинный Петр Федотов?
Томин. А что говорит новоиспеченный Лепко?
Знаменский (вздыхает). Случайно, мол, познакомились на каком-то полустанке, выпили, Федотов рассказал о себе, он запомнил.
Томин. Случайному знакомому рассказывают просто истории из жизни. Без фактов.
Знаменский. О чем и речь! А он имеет точные адреса, даты, анкетные данные. Он слишком много знает о Петре Федотове... Меня грызет разработанность легенды. Чем кончилось для Федотова это «случайное знакомство»?
Томин. Лепко был железно уверен, что Федотов нигде не объявится?
Знаменский. Да... Петра Федотова нам с тобой надо найти! Надо, Сашка! Среди живых или мертвых!
Томин (безнадежно хмыкает). А что ты мне даешь, кроме этой роскошной директивы? Призраков искать не обучены.
Знаменский. Есть описание со слов матери. (Достает из папки исписанный листок, читает.) Брюнет. Глаза карие. Уши оттопыренные. На левой руке чуть ниже локтя родимое пятно величиной с копеечную монету. Правый верхний резец заметно скошен внутрь.
Томин (помолчав). Ну, что я могу сказать... Если среди мертвых — то по картотеке неопознанных трупов несложно. Среди тех, кто попал в аварии и прочее, — тоже надежно. Через все бюро несчастных случаев...
Знаменский. Его могла в последнее время задержать милиция... где-нибудь.
Томин. Вот именно «где-нибудь». Адова работа. Но, в конце концов, реальная. А вот если он жив-здоров и с ним абсолютно ничего не приключилось, на чем я его засеку? Спит себе где-нибудь в стогу или пьет чай в Царево-Кокшайске у вдовы N...
Знаменский. Если жив-здоров, пускай пьет чай.
Томин. Тогда программа ясна. (Забирает листок с приметами.)
Знаменский. Понадоблюсь — я в библиотеке.
Томин. Все почитываешь книжки, которые брал «бомж»?
Знаменский. Не хочу отставать в общем развитии. И кое-что еще надо по медицине...
Сцена одиннадцатая
Криминалистическая лаборатория. Стол Кибрит завален довольно странными предметами: тут несколько топоров (от туристского до колуна) и искореженные доски. Кибрит изучает излом на обрезке доски. Входит Знаменский.
Кибрит (улыбаясь). Ба, к нам высокий гость!
Знаменский. Можешь оторваться?
Кибрит. Даже с удовольствием. Сижу с утра, как пришитая, глаза заломило. (Встает, потягивается.)
Знаменский. Есть просьба. Довольно нахальная.
Он возбужден и нетерпелив. Кибрит выжидающе прищуривается.
Знаменский. Слушай. Я дам тебе человека. Вез имени. Вез биографии. Человека, у которого одна задача — скрыть свое подлинное лицо. Ты вооружишься всеми чудесами криминалистики — и ты мне скажешь, кто он такой!
Кибрит (с любопытством заглядывая ему в лицо). Пал Палыч, ты в уме?
Знаменский (усмехаясь). Это вопрос дискуссионный.
Кибрит (удивленно, потом все более сердито). Значит, я получаю некий организм, произвожу какой-нибудь спектральный анализ и говорю: «Всичко ясно, это Женя Жучкин с Малой Бронной».
Знаменский. Примерно.
Кибрит. Вообще в вас с Томиным всегда наблюдались иждивенческие тенденции: чтобы эксперт все объяснил, предсказал и разжевал. Но чтобы до такой степени!..
Знаменский (умоляюще). Зиночка, золотко, кажется, никогда в жизни мне не была так нужна твоя помощь!
Кибрит (смягченная его тоном). Все тот бродяга?
Знаменский. Да, тот бродяга.
Кибрит. А где обещанная фотография?
Знаменский. Она есть, но толку чуть. Он уже плетет новую легенду. Третью по счету. Не исключено, что есть в запасе четвертая... С ним можно биться до скончания века!
Кибрит (после паузы, почти жалобно). Но ведь ты предлагаешь мне работать на пустом месте!
Знаменский. Какое же пустое?! Человек прожил целую жизнь! Как он жил? Что делал? Ведь следы этого в нем есть. Например, он говорит, что годами пьянствовал. А если у него печень новорожденного младенца?
Кибрит (на секунду поддаваясь чисто женскому любопытству). Признайся, в чем ты его подозреваешь?
Знаменский (помолчав). Думаю, самая крупная фигура из тех, с кем приходилось сталкиваться. Больше ничего не могу сказать. А может, и не имею права.
Пауза. Кибрит внимательно смотрит на Знаменского, оценивая серьезность ответа.
Кибрит (задумчиво). Наверно, что-то можно наскрести... В чем его взяли?
Знаменский. Кепка, сапоги. Куртка вроде ватника.
Кибрит. Куртка — это удачно. Как криминалист нежно люблю пыль. Сохраняется в одежде, сколько ни чисти. Есть вещества с точной географией. Есть профессиональная пыль — алюминиевая, цементная — это просто, как справка с работы... Потом если он шатался по стране, то микроспоры местных растений — наверняка.