Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так чудо! К вечеру улов увеличился втрое. На этот раз в сети книгочеев попали сказки Корнея Чуковского и Самуила Маршака, повести Эдуарда Успенского, собрание сочинений Марка Твена и «Денискины рассказы» Виктора Драгунского. Опоздавшие заняли достойное место на бельевой верёвке.
Сушка книг-утопленников – процесс не то, чтобы долгоиграющий, но монотонный, скучный и даже где-то неинтересный. Именно поэтому было решено этот вечер посвятить шахматам, благо последние удачно подвернулись под лапу полосатого в момент беспрецедентного поиска столь нужной рыбацкой сети в старом, уже немного подтопленном комоде. Друзья с лапами залезли на тахту, закутались в клетчатый плед, немного побитый молью, но по-прежнему тёплый и уютный, зажгли керосиновую лампу и… игра пошла. Сколько раз в тот вечер проиграет енот, история умолчит, но достоверно известно, что один раз он котёнка всё же обыграл. Наверно, это вышло случайно, но енот иного мнения. Спросите сами, и он приведёт тысячу доводов в пользу своей стратегии под названием «усыпляю бдительность шоколадными конфетами». Наконец, все партии были сыграны и все конфеты съедены, осталась вечерняя сказка, но она так и осталась недочитанной. В этот поздний час друзья, свернувшись в клубок и прижавшись друг к другу, мирно посапывали.
Тихое прекрасное весеннее утро пришло в Черешневый лес, но пробыло там совсем недолго. Жуткий истошный вопль огласил местные окрестности. Котёнок разлепил сонные глазки и понял: кричал енот. Сон мгновенно улетучился и в три прыжка котёнок оказался у реки.
У автора Лукоморья есть стишок: «Тятя! Тятя! Наши сети притащили мертвеца». Помните, наверно, по школе? Енот тоже их помнил. Сегодня всё случилось точно, как у небезызвестного классика. Запутавшись в сетях, мерно покачиваясь на бурунах, плавало (о ирония!) вместе с томиком Александра Сергеевича неуклюжее существо с большим клювом. Приплюснутое тело было сплошь покрыто жёстким мехом вперемешку с острыми иглами.
– Р-рррр! Что это? – ощетинился котёнок и выгнулся дугой.
Существо вдруг шумно задышало, подняв фонтан брызг, и перевернулось на другой бок. Енот от неожиданности так и сел.
– Врите, врите, бесенята – Заворчал на них отец – Ох, уж эти мне ребята! Будет вам ужо мертвец! – закончил котёнок словами всё из того же стихотворения. И добавил: – Да это же ехидна!
Ехидна, а это была действительно она, наконец открыла глаза, оценила обстановку и, решив должно быть, что на берегу ей будет лучше, вскарабкалась на сухой островок. Томик стихов оказался нанизан на один из шипов жутковатого гостя где-то в районе брюшка.
– Я знаю, как это называется! – выдохнул енот. – Это называется ехиднеппинг.
– Что? – в один голос переспросили котёнок и ехидна. У последней был низкий сиплый голосок с лёгким присвистом.
– Ну, киднеппинг – похищение людей! – пояснил енот. – А мы, – он с опаской огляделся по сторонам, – похитили ехидну. Значит, ехиднеппинг. Вот…
И он глубоко задумался.
Обстановку разрядила сама похищенная. Она вдруг обнаружила книги на верёвке и возликовала:
– Моё! Моё!! Нашлось!
И она с любовью отковырнула Пушкина от брюшка и прижала к груди. Отчего тот снова нанизался на один из шипов.
Ехидны жуткие сони и уступают только косолапому. Немудрено проспать и половодье. Уплыть из собственной норки вниз по течению вслед за книгами – долго ли умеючи?
– Кстати, книги! – возмутился енот. – Они разве не для нас?
– Ну вот ещё! Я читаю книжки, когда вынашиваю яйцо в сумке у себя на животе.
– Зачем? – удивились друзья.
– Вы что, – удивилась ехидна, – «National Geographic’s» не смотрите? Так мы прививаем малышам врождённую любознательность!
– А-ааа… – протянули друзья и закивали головами.
Большие надежды рождают большие страхи. Мы не узнаем, сколько усилий понадобилось ехидне, чтобы почувствовать интерес к беседе, которую пытались завязать за чашкой чая котёнок и енот. Но теперь, когда она интересует её, это чувство, как и всякое другое, непременно станет страстным. Таким же страстным, как водные процедуры, сон и врождённая любознательность.
Дары пульмонарии
Каждый шар меняет цвет,
Словно радуги привет.
Вместе с птицами летают,
В синеве небесной тают,
И красуются собой
Жёлтый, красный, голубой.
А зелёный жёлтым стал,
Ловко краску поменял!
Чем же я богата,
Скажите мне ребята!
[Валентина Калиниченко]Апрельские брызги лесных паводков выплеснулись в жаркий май, и лесные тропки мгновенно просохли под солнечными лучиками, покрывшись сочным зелёным ковром. Вода осталась только на заливных лугах, да и те с каждым днём мельчали прямо на глазах, поутру стелясь плотными туманами.
– Без крыльев летают, без ног бегают, без паруса плывут. Что это? – Енот мечтательно щурился, растянувшись в полный рост на пологой, поросшей мхом крыше землянки-норы. Сквозь кроны цветущих черешен на него падали косые лучи, и тут же от лёгкового дуновения ветерка устраивали сумасшедшие гонки друг за другом. Солнечные зайчики щекотали нос, и енот время от времени лениво от них отмахивался, словно от назойливых мух. Вопрос был обращён к котёнку, что склонившись у ручья, с усидчивостью пчёлки натирал речным песком оловянный супник. Нора всё ещё хранила сырость после весенних половодий, стены распускались пушистым изумрудным мхом, а на комоде поселилась жуткая сизая плесень. Выгнать бы её жаром, да топить печь уж только себе хуже делать, поэтому друзья всё больше времени проводили в лесу: готовили еду на костре, лузгали семечки, играли в вист и чехарду, танцевали жигу и загадывали друг другу загадки.
– Не знаю, еноть!
– Ну, как же! – искренне удивился енот. – Это облака. А вот, например: по небу хожу, на землю гляжу. Что это?
Супник никак не поддавался усидчивому котёнку. Енот не уследил во время обеда за лапшевником и тот славно подгорел.
– Солнце. А вот тебе моя загадка, – вдруг предложил котёнок, прервав работу и отставив в сторону недомытый супник. –
Я богатая шарами,Ими я делюсь с друзьями.У меня шары с собой —Жёлтый, красный, голубой.Не на нитке, а в кармане,В длинном с крышечкой стакане.Если только захочу,Небо всё я расцвечу.Каждый шар меняет цвет,Словно радуги привет.Вместе с птицами летают,В синеве небесной тают,И красуются собойЖёлтый, красный, голубой.А зелёный жёлтым стал,Ловко краску поменял!Чем же я богата,Скажите мне ребята!
– М-ммм… дай-ка подумать, – енот в раздумьях почесал за ухом и отмахнулся от очередного солнечного зайчика, бесстыже усевшегося прямо на нос.
– Это пузыри, – ответил котёнок, – мыльные пузыри!
– Пузыри? – удивился енот. – А причём здесь мыльные пузыри?
– А притом, что без мыла мне не справиться с этим супником. Ну никак. И ты мне не помогаешь…
– Ой, я соскальзываю, – пискнул енот и скатился с нагретой на солнце крыши прямо к немытому супнику. – А ну-ка, ну-ка…
Полосатый с важным видом отобрал у котёнка посудину, повертел её в лапах и констатировал:
– Нет, не справиться – это факт! – И с этими словами снова забрался на тёплую крышу.
– Эй! – возмутился котёнок. – Я что-то не помню, чтобы лапшевник придавал енотам наглости и смелости.
– Ой, ну я же пошутил! – засмеялся енот. – Сразу после колядок займусь посудой.
– Колядки? Но они же на Рождество!!
– Ну да! – согласился енот и хихикнул. Однако тут же решил сменить тактику, узрев во взгляде котёнка хищную рысь. – Чего это я, в самом деле? Если нужен чистый супник, то это по адресу, то есть ко мне. Мы же еноты-полоскуны! Поласкаем… э-ээ, по-поласкаем – и будет как новый!
Он снова скатился с крыши. Принял из лап котёнка тяжеленный супник и взгромоздил на спину.
– К ужину верни! – попросил котёнок. – Мне голубцы ещё томить.
– Ах! – бравадно отмахнулся енот. – К полднику обернусь, делов на копейку! – И он шмыгнул в чащу леса, только ветки затрещали за ним.
Супник оказался тяжёлым до безобразия и очень быстро енот выдохся, растеряв остаток сил. Сгоряча полосатый пообещал вернуться к полдничным пряникам – на транспортировку кухонной утвари к месту помойки времени оставалось всё меньше. «Слово какое двусмысленное – подумал он, делая очередной привал и обмахиваясь листом подорожника, – помойка! Знать бы ещё где оно, это место?». В самых смелых грёзах енота мыльная мекка представлялась в виде белоснежной эмалевой ванны, зависшей где-то в невообразимом космическом вакууме, над которой солидно возвышались два крана с горячей и холодной водой. И чтобы тут же, на стеклянной полочке, возлежали разноцветные кусочки ароматного мыла, и на каждом из них обязательно присутствовала лаконичная надпись: