Читать интересную книгу Ярослав Мудрый. Князь Ростовский, Новгородский и Киевский - Валерий Есенков

Замок необходимо сбивать. Без торговых путей Русская земля захиреет, зачахнет, впадет в такое ничтожество, что станет легкой добычей соседей, которые этого только и ждут.

Чтобы сбить польский замок, необходима вооруженная сила. Как на грех, Владимир сам ослабил себя. Спровадив обнаглевших варягов в распоряжение византийского императора, он остался с малой дружиной да полком киевлян, которые с удовольствием пойдут с ним освобождать старинные русские земли тиверцев и угличан, лишь бы торговля их процветала. Разумеется, этого мало для борьбы с сильным Польским княжением. С такими силами лучше дома сидеть. Владимир и сидел бы, скромно и тихо, если бы был человек заурядный, вроде только что погубленного им Ярополка.

По счастью, у Владимира сильный, прозорливый, истинно государственный ум. Торговые люди, они же шпионы, приносят ему свежие новости. Лотарь 111, довольно слабый французский король, призвав на помощь Гуго Капета, вассала и графа, попытался возвратить себе Лотарингию, захваченную германским императором Оттоном 11. Поначалу это ему удается. Он овладевает Аахеном. Сам Оттон вместе с императрицей чуть не оказывается в плену. Оттону удается уйти из-под носа французского короля. Он вступает в союз с его братом и подступает к Парижу. Здесь французы все-таки наносят немцам серьезный удар. Они очищают французскую территорию. Император и король примиряются, клянутся друг другу в дружбе и верности, скрепив клятву рукопожатием и поцелуями.

Не успевает Оттон отдышаться, как, как в Риме свергают им поставленного папу Бенедикта V1. Оттону приходится собираться в новый поход. Польский князь Мечислав находит своевременным напасть на него, чтобы захватить землю лютичей, ещё не совсем покоренную немцами. Он сколачивает обширный военный союз. В союз входит чешский князь Болеслав, Генрих, баварский король, Дитрих, саксонский маркграф, и Гаральд Синезубый, датский король. Союзники со всех сторон атакуют Оттона, чтобы вскоре перессориться, как водится между бандитами, при дележке добычи.

Дальнозоркий Владимир не может упустить столь благоприятный момент. Он призывает на помощь Добрыню с новгородским полком и стремительным ударом выбрасывает беспечных поляков из червенских городов, распечатывая торговые пути к немцам и на Дунай. После этого становится делом нетрудным вновь примучить, как выражается монах-летописец, вятичей и радимичей, то есть принудить их давать Киеву дани и пошлины, какие они давали его отцу Святославу. Ещё одна опасность остается на западе. Там, где-то между верхним течением Припяти, Западной Двины и Друтью, бродит полукочевое племя ятвягов, звероловов и рыбарей. Они давно связаны с Русью. Кто-то из них попадает в число лиц, подписавших договор Игоря с Восточной Римской империей. Через их болотистые, лесистые земли проходит торговый путь в Рижский залив и в Восточную Пруссию и далее в северные немецкие города. Нетрудно понять, с какой жадностью сюда стремятся поляки. Ятвяги, попав между ними, колеблются и при малейшей слабости княжеской власти в Русской земле возвращаются в свое первобытное состояние, и торговые пути становятся небезопасны от частых их нападений. Поход против этого полубродячего племени не доставляет Владимиру особых хлопот. Его западные границы становятся безопасны.

Таким образом, ему удается собрать все русские земли, от Днестра и Сана до Луги, Мсты, Волхова и Невы и Белого озера, от Буга, Западной Двины, Десны и Семи до Верхней Волги, от Оки и Сожи до течения реки Рось. Его усилиями Русь стоит на всех торговых путях с Севера на Юг и с Востока на Запад. С этого дня Русская земля, своей волей, а больше неволей, превращается в центр всех сношений между Европой и Азией. Отныне от неё в значительной мере зависит процветание или упадок множества городов, включая Краков, Прагу и города балтийского побережья. С русским князем уже нельзя не считаться. Его боятся, его уважают. С Владимиром вынуждены установить дружеские отношения и Болеслав польский, и Стефан венгерский, и Андрих чешский, «и бе мир межю ими и любы». Но точно так же с этого дня вся Европа готова в подходящий момент соединиться и обрушиться на Русскую землю, чтобы взять в свои руки то центральное место, которое занимает она.

Глава вторая

1

Пространство найдено. Положение утверждено. В расширении Русская земля не нуждается. Открытой остается только граница на юге, со стороны степи, где кочуют тюркские племена печенегов и то и дело перекрывают легендарный торговый путь «из варяг в греки». Туда должен теперь устремится Владимир, уже доказавший на деле, что он человек государственный.

Тем не менее он совершает как будто ненужный поход на Болгарию, который монах-летописец по каким-то причинам, скрытым от нас, изображает и вовсе глупым. В самом деле, поначалу поход выглядит очень серьезно. Владимир ведет с собой не только дружину, киевский полк и полк новгородцев во главе всё с тем же дядей Добрыней, но привлекает ещё и орду кочевников-торков, причем русские в ладьях спускаются вниз по Днепру и направляются в Болгарию вдоль берега Черного моря, а конница торков сопровождает их берегом моря. «И победил болгар». Далее монах-летописец излагает несомненную чушь. Добрыня, его воевода, Владимиру будто бы говорит:

– Осмотрел пленных колодников: все они в сапогах. Этим дани нам не давать – пойдем, поищем себе лапотников.

Выходит, до того дня не было никаких связей с Болгарией, не велась торговля, не приходили на Русь проповедники, не приносили славянскую письменность и первые рукописные книги, Святослав не намеревался превратить её в центр громадного Русского государства и не бился там с византийцами, и вот только теперь в первый раз русские увидел болгар и узнали, что ходят те в сапогах. С тем и уходят, заключив с болгарами мир, почему-то сверх меры прочный, о чем болгары говорят явно с торжественным пафосом, точно у них ум за разум заходит от счастья:

– Тогда не будет между нами мира, когда камень станет плавать, а хмель тонуть.

Монах-летописец усердно изображает Владимира обыкновенным бандитом, который помышляет только о том, как бы успешней ограбить соседа и наложить на него как можно больше даней и пошлин. Врет монах-летописец недаром. Человек фанатичный, но немудрящий, он тут же невольно и проговаривается, уверяя потомков, что год спустя болгары направляют в Киев своих проповедников «магометанской веры».

Пером монаха-летописца явным образом водит религиозная ненависть. Какая может быть у болгар магометанская вера? Болгары давным-давно приняли христианство, причем приняли его из Восточной Римской империи. Монах-летописец не знает об этом, точно так же, как Владимир не знает о жизни и быте болгар? Знает, конечно, тем не менее врет во все тяжкие, таким образом передавая слова проповедников:

– Ты, князь, мудр и смыслен, а закона не знаешь. Уверуй в закон наш и поклонись Магомету.

Владимир не только выслушивает всю эту дичь, но и сам будто бы знает, что перед ним мусульмане, о которых он тоже будто бы слышит впервые, а потому задает проповедникам из православной Болгарии дурацкий вопрос:

– А в чем ваша вера?

И фантастические болгары, которых отчего-то не переносит монах-летописец, плетут ещё большую дичь:

– Веруем в Бога, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по семидесяти красивых жен, и изберет одну из них красивейшую и будет ему женой. Здесь же следует невозбранно предаваться всякому блуд. Если кто беден на этом свете, то и на том.

Видимо, на этом его фантазия истощается, и монах-летописец просто бранится:

«И другую всякую ложь говорили, о которой и писать стыдно».

Владимир будто бы слушает их с удовольствием, потому что сам любит блуд, потому что «наложниц было у него триста в Вышгороде, триста в Белгороде и двести на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое, и был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растлевая девиц», однако не любо ему обрезание и воздержание от вина и свинины. По этому поводу он будто бы произносит явно выдуманные слова, которые и по сей день гуляют по просторам веселой Руси:

– Руси есть веселие питии, не можем без этого быть.

Тут в летописи является что-то похожее на карнавал. Точно ошпаренные болгарами, проповедники следуют один за другим, все примитивные, глупые, пошлые как на подбор, явно презренные в глазах православного летописца.

Разумеется, приходят католики и говорят:

– Так говорит тебе папа: «Земля твоя такая же, как и наша, а вера наша не похожа на твою, так как наша вера – свет. Поклоняемся мы Богу, который сотворил небо и землю, звезды и месяц и всё, что дышит, а ваши боги – просто дерево».

Владимир будто и их вопрошает:

– В чем заповедь ваша?

Отвечают не о духе, не о свете в душе, отвечают о пошлом: