Читать интересную книгу Дар Калиостро. Повести и рассказы - Юрий Быков

Из всех родных и близких рядом оставалась только мама. Они жили вдвоем, на старом месте: Оля давно выкупила родную коммуналку, расселив соседей.

Жизнью своей она была совершенно довольна.

– Все-таки, куда ты подевался после выпускного?

– В армию загремел. Мне тогда уже восемнадцать было: я ведь из-за болезни пошел учиться с восьми лет. В общем, на следующий день после выпускного получил повестку.

– Да, как-то у тебя сразу не заладилось…

– Знаешь, ты не права. В том, что я отслужил в армии, ничего плохого нет. А потом я учился, стал художником. И, кажется, неплохим.

– Слушай, а давай я тебя сведу со своими знакомыми. Люди они состоятельные, будешь их портреты писать…

Чем-то наивным повеяло от этого предложения, будто бы все ее окружение только и мечтало обзавестись портретами кисти художника Смагина. А с другой стороны…

Смагин улыбнулся:

– Чем черт не шутит. Давай попробуем.

IX

Напрасно Смагин опасался, что из Олиного предложения ничего не выйдет.

Вышло! Да еще как!

Она великолепно все устроила, поведав в кругу своих знакомых – между прочим – что один из лучших современных портретистов ее одноклассник.

(Как?! Вы не знаете Смагина?! Да Глазунов и Шилов – вчерашний день!!)

Уловка удалась, поскольку любовь к обладанию прекрасным у этой публики никогда не дремлет.

(Я, конечно, попрошу Алешу… Но не знаю… Он так занят…)

И Смагин заработал!

С жадностью человека, истосковавшегося по любимому делу, писал он эти невзрачные, тусклые лица, возвышая и просветляя их, сколько было возможно, чтобы не утратилась узнаваемость черт. Эти «льстивые» портреты имели большой успех и приносили Смагину хорошие гонорары.

Словом, живи, Алексей, и радуйся! Однако…

Соприкоснувшись с новым для себя миром, он воочию убедился в том, о чем не раз слышал или читал, но во что не очень-то верил: мир этот существовал на другой планете. Совсем не той, на которой пребывало остальное население страны.

Общими для обоих миров оставались только законы физики, да и они действовали на той планете лишь потому, что было неизвестно, кому заплатить, чтобы поменять их на более комфортные (когда, например, можно плевать против ветра или не тонуть в воде). Бред, конечно, но именно подобные мысли приходили Смагину на ум. Особенно угнетало, что сутью своей люди с той планеты были мелки и порочны, отчего их могущество воспринималось как торжество Зла.

Мучило Смагина и другое: Лера исчезла. Точнее, она так и не появилась больше Ему бы не думать о ней, так нет же: с каждым днем он все чаще вспоминал их встречу и ничего поделать с собой не мог.

Вот и сейчас, изображая на парадном портрете банкира Свистунова какой-то церковный орден, Смагин думал о Лере.

Свистунов позировал, сидя в старинном кресле, во фраке, белой манишке и бабочке. Раздалась трель мобильника, лежавшего у него в руке.

– Да! Ну, привет, Акимыч! Он отвел трубку в сторону:

– Алексей, давайте прервемся…

Смагин присел на стул и погрузился в мысли о Лере. Из раздумий вывело его произнесенное Свистуновым имя – дель Рондо.

– Этот прокурор хренов еще устроит нам небо в алмазах! – почти кричал банкир. – Под меня уже вовсю роет! Будь спокоен, скоро и до тебя доберется! Что? Да не берет он, тебе говорю… Ни сам, ни подчиненные. Выгнал он тех, кто брал!…

Свистунов умолк, слушая Акимыча, а потом сказал:

– Это мысль. Через правительство нужно действовать. Хотя бы через Мишку Вихрова, я его давно прикормил.

Михаил Вихров был тем самым министром, который недавно публично (благодаря телевидению) врал Президенту о росте доходов населения и подъеме экономики страны.

Смагин совершенно не удивился услышанному.

Поразило другое: Свистунов вел конфиденциальный разговор в его присутствии – то ли признавая за своего, то ли считая пустым местом. И первое, и второе было одинаково неприятно.

Словно угадав мысли Смагина, Свистунов отстранился от мобильника:

– Продолжим после. Мой секретарь позвонит на следующей неделе. Вас устроит?

Смагин кивнул. Значит ни то, ни другое. А неприятно все равно.

Ночью ему опять приснилось, будто бы он – Президент. В его кабинет заходит министр Вихров, садится напротив и раскрывает папку с золотым теснением "На доклад Президенту".

– Виктор Викторович, – начинает он. – Не имею права больше молчать. Ко мне как к министру обращаются представители крупного бизнеса, промышленных кругов с нареканиями в адрес нового Генерального прокурора. Вот здесь, – кивает он на папку, – список тех из них, кто особенно, так сказать, пострадал от его действий. На сегодняшний день они практически лишены возможности работать.

Вихров говорит без робости, и глаза его на сей раз не постреливают по сторонам.

– А скажите, Михаил Владимирович, как, по-вашему: вор должен сидеть в тюрьме? – перебивает его Смагин – президент.

– Виктор Викторович! В данном случае мы говорим о национальной элите! При чем здесь воры?!

– А скажите, банкир Свистунов в вашем списке значится?

– Разумеется, – подтверждает министр, и у него неожиданно западает правый глаз.

– Я так и знал, – говорит Президент и протягивает руку к папке. – Дайте-ка мне ваш листок.

Смагин – президент читает список: сплошь фамилии людей, которые у всех на слуху, благодаря их капиталам.

– Национальная элита, говорите?

Смагин чувствует, как подступает злость, и вдруг он кричит, не в силах сдержаться:

– Да ворье одно!

Министр, совершенно окосев, застывает истуканом.

– Вот что, Вихров, я отправляю вас в отставку. И поверьте, Генеральный прокурор изучит вашу деятельность также внимательно, как и ваших друзей из этого списка. Прощайте.

Вихров встает и пепельно-серый выходит из кабинета, забыв папку.

Смагину становится легко, даже весело от ощущения, будто он только что вырвался на свободу.

В кабинете появляется поджарый, высокий мужчина. Это Сидоров – премьер-министр.

– Виктор Викторович! Витя! (Смагин знает, что премьер – давний друг Президента.) Так нельзя! Вихров – один из лучших министров, высокий профессионал…

– Хватит, Вадим, – перебивает его Президент. – Жулик он – и это главное. У тебя вообще две трети правительства – пройдохи. Они же элементарно – полезных для страны вещей не делают! Потому что им это не выгодно, а значит неинтересно. Зато придумать, как народ обобрать, они большие мастера, высокие профессионалы, как ты выражаешься.

– Виктор, ты просто газет начитался. Президент не должен составлять мнение на основе газетных статей. У него для этого есть другие источники…

– А ты не учи меня, Вадим, – осекает его Смагин.

Сидоров удивленно смотрит на Президента и краснеет.

– И вообще, тебе давно пора усвоить, что в этом кабинете у нас с тобой исключительно служебные отношения.

– В таком случае, разрешите идти? – вытягивается по стойке «смирно» Сидоров.

– Прежде, чем вы уйдете, – жестко произносит Смагин, – хочу сообщить: считаю, что назрел правительственный кризис, со всеми вытекающими последствиями.

Сидоров по-военному поворачивается и бросает:

– Смотри, Витя, один останешься!

Как же Смагину хорошо! Жаль только, что все это – сон!

Входит Ляпунов – спикер парламента.

Всегда – и теперь тоже – Смагина удивлял его перепуганный вид. На таком посту выглядеть подобным образом было просто неприлично.

– Проходите, садитесь, дорогой Леонид Александрович, – мягко произносит Смагин. – Поведайте, над чем работает нижняя палата.

Ляпунов собрался уж было открыть рот, когда Смагину пришло на ум пошутить:

– Все спросить забываю, вы уже обсудили закон об одностороннем движении пешеходов?

Тревожный, непонимающий взгляд упирается в Президента.

– Ну как же… Чтобы жители крупных городов двигались по улицам только в одном направлении. По примеру автомобильного движения в центре Москвы.

– Понимаю… понимаю… – бормочет спикер, записывая что-то в блокнот.

– Слушайте, – становится серьезным Смагин, – ну почему бы вам не разработать какой-нибудь действительно полезный закон. Вот вы с налогами все мудрите.

Смагин вошел в раж и решил изложить давнюю свою идею:

– Вы отмените из них самые бестолковые и введите налог на армию. Понимаете? Чтобы в кратчайшие сроки сформировать контрактные Вооруженные Силы. Уверяю, этот налог граждане будут платить с удовольствием!

– Понимаю, понимаю, – бормочет спикер.

Под это бормотание Смагин просыпается.

Да… Хороший был сон!

X

– Артурыч! – Смагин постучал в дверь. – Можно?

– Входи, входи, Алексей.

Нигелла сидел на диване, в очках и читал брошюру. Смагин остолбенел, увидев ее название: "Речь Генерального секретаря ЦК КПСС т. Л. И. Брежнева на XVIII съезде ВЛКСМ".

– Артурыч, ты что? Заболел?

– Нет, – спокойно ответил Нигелла. – Просто ностальгирую.