Читать интересную книгу На грани - Никки Френч

"Дорогая Зоя, хотелось бы мне знать, когда такие люди, как ты — молодые, симпатичные и здоровые, — начинают бояться смерти? Ты куришь (кстати, у тебя на пальце никотиновое пятно). Иногда употребляешь наркотики. Ешь что попало. Засиживаешься допоздна, а наутро у тебя не бывает похмелья. Наверное, ты думаешь, что будешь жить вечно и навсегда останешься молодой.

Зоя, несмотря на то что зубы у тебя белые, а когда ты улыбаешься, на щеке появляется ямочка, скоро ты постареешь. В общем, тебя предупредили.

Тебе уже страшно, Зоя? Я слежу за тобой. И никуда не денусь".

Я стояла у двери на тротуаре, толпа обтекала меня, меня толкали, а я смотрела на письмо. Потом поднесла к глазам левую руку и увидела на среднем пальце желтое пятно. Скомкав письмо в тугой шарик, я зашвырнула его в урну — в мусор, хлам, обрывки чужих жизней.

* * *

Сегодня на ней бледно-голубое платье на лямках. Подол прикрывает колени, на юбке следы мела, которые она еще не заметила. Лифчика на ней нет. Она побрила подмышки, ноги после эпиляции гладкие и нежные. Ногти на ногах покрыты светлым лаком, на большом пальце левой ноги он уже потрескался. Сандалии на плоской подошве, темно-синие, старые, стоптанные. Она загорела, волоски на руках стали золотистыми. Иногда мелькает млечно-белая изнанка рук, белые ямки под коленями; когда она наклоняется, я вижу, как медовый загар плеч и шеи сменяется белизной на груди. Волосы собраны в пучок на макушке. Концы выгорели на солнце, корни на затылке гораздо темнее. В уши она вдела маленькие серебряные сережки в виде цветочков. То и дело она теребит их большим и указательным пальцами. Мочки ушей довольно длинные. Над верхней губой глубокая вертикальная впадинка. Когда ей жарко, как сегодня, во впадинке скапливается испарина. И она промокает ее платком. Зубы белые, но я заметил, что в глубине рта несколько зубов отсутствует. Пустоты видны, когда она смеется или зевает. Косметикой она не пользуется. Я вижу выгоревшие кончики ресниц, сухость губ. С недавних пор у нее на носу высыпали веснушки. Желтое пятно на среднем пальце исчезло. Вот и хорошо. Колец она не носит. На запястье — крупные часы с Микки-Маусом на циферблате. Вместо ремешка — лента.

Она смеется, словно звенит колокольчик. Если бы я сказал, что люблю ее, так она и рассмеялась бы мне в лицо. Решила бы, что я шучу. Так поступают все женщины. Серьезное и важное чувство они обращают в мелочь, шутку. А любовь — не шутка. Это вопрос жизни и смерти. Когда-нибудь она это поймет. Она узнает, как много значат ее улыбки, широко открытые глаза, когда она прислушивается, подпрыгивающие груди, когда она закидывает руки за голову. Слишком уж часто она улыбается. И слишком охотно смеется. Она кокетничает. Носит нескромную одежду. Сквозь платье просвечивают ноги. Видна форма сосков. Она не дорожит собой.

Говорит она очень быстро, нервно, сипловатым голосом. Вместо «да» часто бросает «ага». У нее серые глаза. Она еще не успела испугаться.

Глава 5

Всем известно, что почти во всем мире — за исключением, наверное, деловитой Японии — занятия в школах заканчиваются примерно в четыре часа или в половине четвертого, хотя я своих малышей отпускаю еще раньше, в четверть четвертого. Когда кончаются уроки, знают даже те, у кого нет детей. Они видят, как мальчишки и девчонки идут по улицам — или с матерями, или с учителями, неся портфели и коробки с завтраком. Я уже убедилась, что в час пик улицы Лондона почти наполовину запружены автобусами, в которых уныло сидят ребятишки в формах хороших, но находящихся далеко от дома школ. А совсем недавно я узнала, что один из основных символов статуса лондонских родителей — расстояние от дома до школы, где учатся их дети. Школы возле дома — для бедных, детей которых я и учу.

Забавно: узнавая, что я учительница, люди сразу начинают завидовать моему короткому рабочему дню и длинным отпускам. Кстати, выбирая профессию, о продолжительности рабочего дня и отпуска я даже не задумывалась. В школе я училась неважно, поэтому не могла претендовать на весьма ответственное дело, например, лечить заболевших кошечек, о чем мечтала в детстве. Я годилась лишь на то, чтобы учить малышей. И это меня устраивало. Мне нравятся дети — их непосредственность, открытость, вера в свои силы, старательность. Я была бы не прочь весь день возиться в песочнице, вытирать малышам носы и помогать им смешивать краски.

Но вместо этого мне досталась работа, на которой я чувствую себя бухгалтером в зоопарке. Только рабочий день у меня длиннее. Школьные инспекции обрушиваются на нас одна за другой. Собрав детей и отправив их по многоэтажным и многоквартирным домам, мы проводим собрания, заполняем бланки, составляем отчеты. Мы засиживаемся в школе до семи, восьми, девяти часов вечера, Полин вообще пора поставить в кабинете раскладушку и электроплитку, поскольку дома она бывает от случая к случаю.

Но в тот вечер я ушла с работы пораньше — мне предстояло встретить очередного потенциального покупателя. Как всегда, автобус пришлось ждать целую вечность, и когда я, задыхаясь и обливаясь потом, доковыляла до двери всего лишь с пятиминутным опозданием, покупатель уже стоял на пороге, читая газету. Неудачное начало. Он наверняка успел осмотреться и понял, что это за район. К счастью, незнакомец был поглощен чтением. Очень может быть, он не заметил соседний паб, а если и заметил, то не понял, чем грозит ему такое соседство. Лацканы его пиджака имели необычную форму — наверное, костюм очень дорогой. На вид я дала незнакомцу лет тридцать или под тридцать. Коротко подстриженный, элегантный, он выглядел так, словно и не замечал изнуряющей жары.

— Простите! — пропыхтела я. — Автобус...

— Ничего, — успокоил он. — Я Ник Шейл. А вы, должно быть, мисс Аратюнян.

Мы обменялись рукопожатием на континентальный манер. Он улыбнулся.

— Что здесь смешного?

— Я представлял вас чопорной пожилой дамой, — объяснил он.

— А-а... — Я попыталась вежливо улыбнуться и отперла дверь.

Как всегда, на коврике у порога лежал ворох макулатуры — реклама пиццы на вынос, мойщиков окон, такси и одно письмо, доставленное прямо в ящик. Почерк я узнала сразу. Тот же тип, который уже писал мне... сколько там? Пять дней назад. Значит, он опять приходил. Мерзость. Скучная и досадная мерзость. Спохватившись, я увидела, что Ник вопросительно смотрит на меня.

— Что вы сказали?

— Сумка, — напомнил он. — Разрешите, я понесу ее.

Я молча вручила ему сумку.

Экскурсию по квартире я провела ровно за три минуты, умело подчеркивая все ее достоинства и умалчивая о недостатках, и без того бросающихся в глаза. Изредка Ник задавал вопросы, к которым я уже привыкла.

— Почему вы переезжаете отсюда?

Нет, так легко ему меня не поймать.

— Надоело ездить на работу через весь город, — солгала я.

Он выглянул в окно.

— И слушать шум под окнами? — уточнил он.

— К нему я давно привыкла, — отмахнулась я. Это был явный блеф, но Ник не подал и виду. Я положила нераспечатанный конверт на стол. — Зато все магазины рядом, очень удобно.

Он сунул руки в карманы и застыл посреди моей гостиной, словно репетируя роль ее хозяина. Он и вправду был похож на очень мелкого сквайра.

— Вы родились не в Лондоне, — наконец заметил он.

— С чего вы взяли?

— Выговор не тот, — объяснил он. — Сейчас попробую угадать... судя по фамилии, вы армянка. Но говорите вы не так, как армянка. Правда, я понятия не имею, как они говорят. Может, как вы.

Мне всегда становилось неловко, когда покупатели пытались подружиться со мной, но на этот раз я невольно улыбнулась.

— Я выросла в деревне под Шеффилдом.

— Шеффилд — это не Лондон.

— Ага.

Последовала пауза.

— Мне надо подумать, — наконец многозначительно заявил Ник. — Можно заглянуть к вам еще раз?

Я сомневалась в том, что его интересует квартира, но это меня не беспокоило. Энтузиазм, пусть даже притворный, — это уже что-то.

— Пожалуйста, — отозвалась я.

— Позвонить вам или агенту?

— Как вам удобнее. Я работаю, меня трудно застать дома.

— Кем вы работаете?

— Учителем начальных классов.

— Везет! — воскликнул он. — Такой длинный отпуск!

Я подавила улыбку.

— Ваш номер, — вспомнил он. — Можно узнать его?

Я продиктовала номер, Ник занес его в устройство, похожее на толстенький карманный калькулятор.

— Было приятно познакомиться с вами...

— Зоя.

— Да, Зоя.

Послушав, как он спускается по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки, я осталась наедине с письмом. Я пыталась вести себя так, словно мне нет до него никакого дела. Заварила растворимый кофе, закурила. Потом вскрыла конверт и положила письмо на стол перед собой.

«Дорогая Зоя, возможно, я ошибаюсь, и все-таки мне кажется, что ты не так напугана, как мне хотелось бы. Как тебе известно, я слежу за тобой. Даже сейчас, когда ты читаешь эти строки».