В центре картины была налеплена бесформенная заплата из коричневой холстины. Она имела такой вид, будто была приделана в одно время с созданием самой картины. Она воспроизводила почти такое же изображение, что студент видел вчера на основном полотне: высокий дубовый стул, камин, шнур, свисавший с потолка, но… Но исчез прокурор!..
Малколмсон, боясь дышать, медленно повернулся в сторону от картины и в следующую секунду стал дрожать всем телом, словно разбитый параличом человек, которого поставили на ноги и отпустили. Вся его молодая энергия покинула его, он не мог сделать и шага, не мог двинуть ни рукой, ни головой. Единственное, что осталось ему, это видеть и слышать.
Там, на дубовом стуле с высокой спинкой, справа от камина, сидел сам прокурор в своей красной мантии. Его глаза излучали дьявольскую ненависть и жажду мщения, на губах его гуляла улыбка триумфа, в руках он держал черный судейский колпак. Малколмсон почувствовал, как кровь отливает от сердца. В ушах поднялся нудный свист. Сквозь него в его сознание врывался звон колокольчиков, раскачиваемых бурей на торговой площади. Примерно с минуту – ему она показалась вечностью – он стоял не в силах пошевелиться с широко раскрытыми и наполненными ужасом глазами, боясь дышать. Часы стали бить полночь.
При первом ударе лицо прокурора отвердело, улыбка исчезла с его тонких губ, а при последнем – он водрузил колпак себе на голову и, встав со стула, поднял с пола отгрызенную часть шнура. Было видно, что ему приятна его тяжесть.
Натянув шнур несколько раз руками, прокурор убедился, что кусок достаточно прочен, и неторопливо стал делать на одном его конце петлю. Потом он долго проверял, насколько легко она затягивается. Наконец покончил и с этим и, кажется, остался доволен результатом. Без всякой паузы он медленными шагами направился вокруг стола к Малколмсону, не спуская с него своих остановившихся горящих глаз.
Студент не смел пошевелиться и только взглядом наблюдал за движениями прокурора. А тот прошел мимо Малколмсона, едва не задев его плечом, и остановился перед дверью. Студент понял, что он оказался в ловушке, и стал думать, что можно предпринять.
Прокурор не спускал с него глаз, и Малколмсон поневоле тоже следил за ним, чтобы не пропустить момент нападения. Прокурор стал медленно приближаться к нему. Подойдя на несколько шагов, он резко выбросил руку со шнуром в сторону Малколмсона. Преодолев себя, тот насколько мог быстро отклонился в сторону и только услышал, как петля гулко стукнулась об пол позади него. Не спуская зловещего взгляда со своей жертвы, прокурор не спеша подтянул петлю обратно к себе и, размахнувшись, бросил во второй раз. Студент снова увернулся.
Так продолжалось много раз. И раз за разом Малколмсон, находясь в почти бессознательном состоянии от шока, все-таки избегал смерти. А прокурор продолжал свое дело с завидным терпеньем. Со стороны это походило на то, как кошка забавляется с мышью прежде чем сожрать ее. Наконец, в отчаянии, которое достигло высшей точки, студент стал осматриваться вокруг себя в поисках спасения, хотя бы надежды на спасение!
Лампа светила необычно ярко, и почти вся комната выступила из мрака. Из бесчисленного множества норок и щелей в полу, стенах и потолке, на него неподвижно уставились десятки горящих глаз. Странно, но это придало ему бодрости – все-таки не один!.. Он посмотрел на остаток шнура, болтавшийся под потолком, и увидел, что он превратился в толстый серый копошащийся ком: крысы так густо усеяли его, что не было видно ни дюйма веревки. Под тяжестью зверьков шнур, а за ним и колокол стали раскачиваться.
Бонн-н! Густо прозвучал голос колокола. Звук был хорошо слышен только в доме, но был еще слаб для того, чтобы разбудить людей в близлежащих домах. За первым ударом колокола вскоре последовал второй. Этот раздался уже громче. Затем третий, четвертый…
При этих ударах лицо прокурора искажалось звериным гневом. При особенно сильном ударе он издал хриплый крик, глаза его сверкнули дьявольским огнем, и он топнул ногой по полу так, что, казалось, закачался весь дом.
Колокол прозвонил еще раз, и петля, пущенная рукой прокурора, вновь взвилась в воздух. Крысы лихорадочно перебирали лапками, чтобы удержаться на маленьком клочке шнура и не упасть с большой высоты на пол, при этом колокол раскачивался еще больше. Студент опять увернулся и с мольбой во взгляде оглянулся на шнур, облепленный крысами. В ту же секунду прокурор, по лицу которого разлилась мертвенная бледность, приблизился к жертве, крепко сжимая в руках петлю. Их взгляды встретились. Малколмсон почувствовал, что все члены сразу отказали ему, и остался на месте, не в силах отвести отчаянного взгляда от прокурора. Он стоял, словно статуя, и ощущал ледяные прикосновения пальцев прокурора к своему горлу. Петля была наброшена и теперь медленно затягивалась. Затем прокурор, обхватив двумя руками безвольного полузадушенного студента, потащил его по комнате. Он поставил его ногами на высокий дубовый стул, что стоял у камина, обошел сзади и, поймав болтающийся под потолком остаток шнура, согнал оттуда крыс и привязал к тому куску, что держал в руке. Потом он отпустил застывшего бедного юношу и выбил из-под него стул.
В ту же секунду изо всех нор и щелей в комнату полезли серые тени…
* * *
На звон колокола, доносившийся от Дома Прокурора, стали сбегаться люди, и скоро образовалась порядочная толпа. Мужчины держали в руках большие факелы. В дом стали стучать, но ответа не было. Затем доктор выбрал нескольких здоровяков, и они сделали пролом в двери, которая тут же развалилась на щепы. Все бросились, как указывал доктор, в столовую.
Там, на конце шнура от пожарного колокола, покачивалось тело студента. Керосиновая лампа бросала свет на третью справа от камина картину. На стуле сидел прокурор, и лицо его кривилось удовлетворенной усмешкой.
Примечания
1
sangfroid (с франц.) – хладнокровие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});