ожидая своего шанса убить своих сыновей.
Вау. Всего пару месяцев назад Киран и Кинан Мастерс были двоюродными братьями, а теперь они родные братья. Как только правда стала известна, все обрело смысл. Конечно, они были братьями. Эти двое были более похожи, чем кто-либо мог увидеть невооруженным глазом. Киран нес темную ауру, которую каждый мог почувствовать, но Кинан был скорее тенью.
Я прошла к своей кровати и упала на матрас, желая комфортного сна, но как только я почувствовала, что мягкий материал поглотил меня, вспыхнули воспоминания. Внезапно я почувствовала его запах. Его запах все еще сохранялся на ткани.
Когда я решила вернуться в Сикс Форкс, я сделала все, что могла, чтобы забыть его, начиная со своих простыней. Мне не нужны были воспоминания. Я не хотела вспоминать то, что чувствовала, когда позволяла ему доводить меня до предела и просить большего. Но он был там даже сегодня. Когда я пыталась быть сильной, он всегда был рядом, и я боролась, чтобы скрыть это.
Я больше не могла прятаться от этого.
Я не чувствовала движения рук, пока они не нырнули под мои джинсы. Я кричала себе, остановись, в то же время, зарывая руку все глубже.
Со стоном, полным желания, я перевернулась на спину, расстегнула пуговицу на джинсах, и спустила их вниз по бедрам, как он это сделал в первый раз, когда коснулся меня.
Бля, да.
Мои пальцы наконец достигли того места, где я нуждалась в них больше всего, и скользнули сквозь гладкость, созданную его воспоминаниями. Только мне нужно было больше, чем память. Мне было нужно его прикосновение. Я закрыла глаза и представила, что это его пальцы дразнят мой клитор, вытаскивая новые доказательства его воздействия на меня.
Это была словно не я. Это был он.
— Киран, — прошептала, позволяя вожделению, которое я испытывала к нему, наполнять мой голос.
В своей голове я услышала, как его голос спросил: «Хочешь большего, детка?» так же, как он часто делал это в те недели, когда мы были вместе.
— Да, хочу, — простонала я, как будто он был здесь. Прежде чем я смогла дважды подумать, мои пальцы начали поглаживать внутреннюю часть моей киски, и я скорчилась и задыхалась в тандеме с ритмом моих пальцев. Было удивительно, как хорошо Киран мог трахнуть меня, не трахая меня на самом деле.
Когда мой клитор снова начал зудеть, требуя внимания, я погладила его другой рукой и начала яростно тереть. Тогда мой телефон решил зазвонить. Я зашла слишком далеко, чтобы ответить, но когда он прозвенел во второй раз, я нащупала свои джинсы одной рукой, а другой касалась себя. У меня не было настроения ни на что, кроме чрезвычайных обстоятельств, поэтому тот, кто был на линии, не беспокоил меня сильно.
— Слушаю, — прорычала я, пытаясь скрыть стон разочарования. Мой оргазм почему-то ускользал от меня. Когда-нибудь позже я бы смутилась своей наглости прикоснуться к себе, разговаривая по телефону, но не сейчас.
— Это тюрьма округа Бейнбриджа, — поприветствовал меня голос автомата. Мои пальцы начали ласкать мою киску быстрее, прежде чем я смогла полностью осознать, что происходит.
— Вам необходимо оплатить звонок оп…
Мои ноги сами по себе раздвинулись шире, насколько позволяли мои джинсы, когда медленное нарастание внезапно рвалось вперед со скоростью света, а затем я услышал его грубый голос…
— Киран.
Я кончила.
Сильно.
Ощущение срочности, разочарования и необходимости взорвалось беззвучным криком.
— Ты кончила?
— Да! — крикнула в экстазе я от столь необходимого освобождения. Я не слышала тишины на другой линии. Все, что я могла слышать, — это звон в ушах, когда его образ исчезал, и воображаемое ощущение его прикосновения ко мне тоже.
Полежав так минуту, отдышавшись, я поняла, что уронила телефон рядом с головой. В смятении я подняла трубку, мой палец завис над кнопкой завершить звонок, но что-то подскало мне не делать этого. В последний раз, когда я слышала его голос, он звучал очень реально и очень близко. Но это должно было быть мое воображение. Он был в тюрьме. Он ведь был там…
«Это тюрьма округа Бейнбриджа…»
…на линии.
О Боже.
— П… Привет, — нерешительно ответила я. Пожалуйста, не будь им. Пожалуйста, не будь им.
— Ты трогала себя? — Его холодный голос был подобен порыву холодного воздуха, но мое тело горело, как будто оно было в огне.
Я изо всех сил пыталась говорить от шока и унижения.
— Где ты?
Его насмешливый тон и дерзкая ухмылка, которая, сейчас красовалась на нем, заменили мое смущение гневом.
— Нет уж, — насмешливо засмеялась я. — Мне помогли кончить¸ — я оторвалась от телефона и сказала в пустой комнате: — Спасибо, малыш. Ты был великолепен.
Низкое рычание было музыкой для моих ушей.
— Тебе повезло, что у меня есть чувство юмора, иначе мне бы ничего не помешало выйти отсюда, — пригрозил он.
— Есть, какая-то причина для твоего звонка?
— Не хотел, чтобы ты забыла обо мне.
— Слишком поздно. Я твое прошлое и твое болезненное чувство юмора. Румянец опалил мою кожу, когда я поправила штаны.
— Это поэтому ты просто трогала себя?
— Я … я … не делала этого.
— Ты забываешь … что я заставил кончить тебя, и я слышал, как ты солгала. Я знаю, как оба варианта этого звучат. Ты думала обо мне?
— Что? — взвизгнула я, чуть не уронив телефон.
— Думала. Ты. Думала. Обо. Мне. Когда ты касалась своей киски?
Я усмехнулась и закатила глаза. Он меня не видел, но слышал.
— У тебя действительно есть чувство юмора.
— Боже мой, когда мы стали такими храбрыми?
— У меня такое чувство, что разговор окончен, поэтому я вешаю трубку. Приятно было с тобой поговорить.
— Это мой голос заставил тебя кончить, не так ли? Как бы ты ни старалась и сколько бы не отдавалась, ты просто не могла найти этот толчок…
— Не…
— Льстить себе? Я бы не осмелился, но ты мне льстишь сама. Ты же знаешь, что для меня значит знать, что ты трогала себя из-за меня? Это меня возбуждает, Лэйк, и делает меня чертовски твердым.
— Что ж, ты неплохо выглядишь, так что я почти уверена, что там много мужчин, которые готовы составить тебе компанию, — отрезала я. По правде говоря, я хотела скрыть нервную похоть в своем голосе от мыслей о нем горячем и твердом.
На мгновение он замолчал, прежде чем спросил:
— Итак, ты вернулась?
Я понимала, что он имел в виду, даже не спрашивая.
— Я не должна была.
— Так что же изменилось?
— Тебя засадили?
Его