Даже эмооса, который уже покинул капсулу, безошибочно вычислив Леву из миллионов существ по небывалой эмоциональной насыщенности, на миг ослепил этот эмоциональный «свет», но только для него он был словно живительная влага для иссохшейся и растрескавшейся почвы.
Захлебываясь от наслаждения, эмоос тут же начал впитывать в себя мощные эмоционально-чувственные потоки, что исходили от Левы. Впитывал, как пересохшее русло реки впитывает в себя без остатка долгожданную воду после обильного благодатного дождя. Под их воздействием полностью раскрылось и окончательно заняло свое доминирующее положение его женское начало, а потом, также благодаря эмоциональным импульсам и чувствам Левы, произошел последний качественный скачок, и эмоос целиком стал женской особью. Она тут же ускорила движение к источнику эмоционального взрыва, чтобы полностью вобрать в себя его энергию, впитать всю эмоциональную волну без остатка и на ее несущем гребне зачать в себе новое поколение, насыщенное иными, ранее невиданными эмоциями (человек сказал бы — свежей кровью), чтобы затем, родившись, поколение это могло бы со временем преобразить, обновить и заново перестроить распадающееся на части, погружающееся в себя, как в нирвану, угасающее, деградирующее Ши-дарское сообщество, живущее и питающееся за счет эмоций. Все, что мешало выполнению этой миссии и ради чего, собственно, эмоос прибыл из далекой чужой вселенной, было безжалостно отброшено вон.
Она полностью раскрыла свое лоно и с максимальной нагрузкой задействовала все свои эмовекторы, в доли секунды превратившись как бы в гигантскую ненасытную «губку», впитывающую в себя чужие, неведомые эмоции, даже не задумываясь при этом, какой вред она может нанести чужеродному организму, явно не готовому к такому контакту. Просто в мире эмооса такой уровень эмоциональных «калорий» считался когда-то обычной суточной нормой. Но это было когда-то.
Продолжая впитывать и вбирать в себя всю эмоциональную составляющую Левы, она даже успела испытать экстаз, настолько необычный, что все в ней сжалось, затрепетало от ни на что не похожих ощущений, граничащих с запредельным, идущим от обнаженных и полностью раскрытых для восприятия стремительно вбираемых эмовекторами чувственных потоков Левы. На короткое время она ощутила себя сопричастной чему-то непостижимо-прекрасному в своем величии и бесконечно далекому по сути, но очень близкому по духу и восприятию. Она даже успела на короткий миг полностью проявиться здесь, в этом мире, дающем ее Ши-дару новую жизнь и веру в будущее, проявиться, чтобы потом завершить последнюю стадию — вобрать в себя ауру и остаточную биоэнергетику этого источника, но…
Но все внезапно оборвалось. Всем раскрытым, жаждущим естеством своим она вдруг приняла такой колоссальный эмоциональный импульс боли, ужаса и шока, что вся ее эмоорганика мгновенно съежилась, как лист в огне, а следующего импульса, в котором не было ничего, кроме всеобъемлющего отчаянья пополам с тоской, не высказанной словами, с лихвой хватило, чтобы эмоорганика окончательно распалась и словно выгорела, как выгорает свеча до самого основания.
Человек сказал бы — не выдержало сердце.
У Левы оно перестало биться чуть раньше.
Когда он свернул на свою Волнер-стрит, внутри у него все еще звучала музыка, а перед глазами было божественное, бесподобное танго, доводящее отточенностью движений и изумительной грацией до умопомрачения. Душа пела от охватывающих его чувств, а тело казалось легким, невесомым. И тут вдруг неожиданно что-то случилось с его головой и сердцем. Он покачнулся, инстинктивно схватился за грудь и едва не упал. Ему вдруг показалось, что голова стала пустой-пустой, а из груди вверх бьет неудержимый фонтан болезненного света, и вместе с ним его кружит, вертит и одновременно засасывает в такую чудовищно-разверстую воронку, что внутри него мгновенно все опустошилось, будто невидимый, но ощутимый смерч высосал все его чувства и мысли без остатка, до самого донышка. И еще ему показалось, что одна из звезд сорвалась с небес и совершенно необъяснимым образом превратилась неожиданно в вытканную из ажурного серебра огромную красивую бабочку с большими полупрозрачными крыльями, сквозь которое проглядывало ночное небо с мерцающим рисунком созвездий, при этом бабочка смотрела на него почему-то вполне человеческим, слегка раскосыми глазами, в которых, казалось, отразилась сама ночь со звезднооким небом. Лева успел удивиться, откуда у этой бабочки могут быть вполне человеческие глаза, пока на последнем вдохе ему не открылось, что это и не бабочка вовсе, а неземной красоты женщина, неуловимо похожая на ту, в танго, но не естеством своим, не внешне, а той неуловимой грацией, пластикой, отточенностью и самим движением изумительного тела. Все это открылось и почувствовалось им с последней отлетевшей искрой озарения, что дарует сознание перед вечной тьмой и забвением.
Он рухнул замертво и уже не видел, как истончились, истаяли и растворились прямо над ним в ткани мирозданья огромные невесомые крылья, через которые проступила ярко-звездная перемигивающаяся россыпь…
Через минуту слабый ветерок принес легкую серебристую пыль (все, что осталось от эмооса), в темноте похожую на пепел, и прикрыл этой серой пыльцой, словно невесомым саваном, тело Левы, лишь не коснувшись лица с широко раскрытыми глазами, невидяще устремленными туда, в просеребренное небо. Он пролежал так до утра, безжизненно раскинув руки, словно собираясь это величественное небо обнять…
…Ранним утром, по иронии судьбы, первым на него наткнулся водитель большегрузного мусоровоза. Он, как и положено, вызвал полицию, потом давал показания, в основном сведшиеся к пожиманию плечами, был отпущен и благополучно отбыл на свалку Западного округа вываливать слежавшийся мусор. Через полчаса водитель уже позабыл о неприятном инциденте, занятый работой, и вспомнил о мертвом парне, лишь возвращаясь обратно. Здесь уже никого не было, да и как иначе? Какой-то бродяга, таких за ночь десяток находят. Проезжая мимо, водитель покосился на т о место, припомнил странно умиротворенное лицо мертвого, поежился, сплюнул, пожелал себе хорошего, без каких-либо ЧП, дня и выкинул все из головы.
В морге тело приняли и оформили как бродягу, не обратив внимания на серебристый налет, что покрывал одежду трупа: ночка выдалась та еще, везли одного за другим, то обколотых, то упившихся, каждого разглядывать — ни времени, ни персонала. Сделали вскрытие, констатировали кровоизлияние в мозг, хмыкнули, недоуменно пожали плечами и забыли об этом случае через пару дней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});