— Изабель! — на этот раз жалобно воззвал к ней принц.
— Сегодня ни о каких садах не может быть и речи, — твердо ответила она. — Подождем, когда вы подстрижете ногти. К тому же нам нужно всерьез поговорить.
— О чем? — уныло протянул Людовик, направляясь к столу и занимая место напротив хозяйки, признавая тем самым свою полную ей покорность.
— В стране, где все идет не так, как надо, тему для разговора, мне кажется, найти не трудно. Лично я хотела бы узнать, каковы ваши отношения с королевским двором и с парламентом.
— Плохи и с тем и с другим. С тех пор, как я вернулся из Блено, народ продолжает носить меня на руках, чего не скажешь о судейских. Эти крючки приняли меня весьма холодно и даже позволили себе задать несколько неприятных вопросов относительно моих отношений с испанцами!
— А вы воображали, что эти отношения никого не касаются, кроме вас? И что же вы им ответили?
— Отправил куда подальше! Слишком много воли дали этим судейским, и теперь они ею злоупотребляют!
— Могло ли быть по-другому? Когда власть достается трудно, она особенно сладка, — произнесла Изабель задумчиво.
Погрузившись в размышления, она замолчала, а принц, залюбовавшись ею, не прерывал молчания. Бог мой, до чего же хороша! В роскошном, слишком строгом, на его взгляд, платье Изабель походила на идола в кумирне.
— Оставим пока в стороне парламент, — наконец заговорила Изабель, — и поговорим о дворе. Вернее, о короле и королеве. Как они вас встретили? — И видя, как он помрачнел, добавила, понизив голос: — Неужели до такой степени холодно?
— Отвратительно! После дежурных любезностей я начал перечислять свои претензии, но меня сразу же оборвали. Мне не дали закончить! Меня не выслушали!
— Постойте! Постойте! Мне кажется, я ослышалась! Или вы в самом деле говорили о своих претензиях?
— Да, именно так! Вы услышали меня правильно!
— В таком случае у меня складывается впечатление, что ваш светлый разум затмился, раз вы позабыли, к кому вы обращались! Во-первых, с дежурными любезностями не приходят к венценосцу! Вы пришли к Его Величеству королю, а не к своему знакомому или приятелю!
— Не смешите меня! Какой еще венценосец? Мальчишка! И пока еще не коронованный!
— Тем не менее он король! Вы знаете, что во Франции король всегда на троне, и помазание только обновляет его связь с Господом! Но мы сейчас не об этом! Так что же вам сказал король?
— Ничего! Он просто повернулся ко мне спиной. Говорить пришлось королеве. Она мне и ответила, если ее слова можно назвать ответом.
— И что же это были за слова?
— Королева была откровенно раздражена, упрекала в непомерной гордыне, которая толкает меня посягать на трон, сметая все на своем пути. Тут я прервал ее и напомнил, что главным моим желанием было избавить Францию от Мазарини. Она заговорила на октаву выше: «Мазарини! Мазарини! Вы только о нем и твердите! Он в изгнании, скитается неведомо где, как зачумленный, вместе с челядью и родней, лишившись крова и имущества! Вам этого мало? Чего вы еще хотите? Его головы?» И только я собрался ответить, как заговорил король, он не дал мне и слова сказать. «Кардинал — мой министр! Я один имею право решать его судьбу! Я не только не отдам вам его головы, но без малейших колебаний призову обратно, если вы и ваши сторонники доведете меня до крайности!» Тут я повернулся и ушел. Вот и все мои отношения с королем и королевой!
— Вам можно только позавидовать, — насмешливо заключила Изабель. — Из вас вышел бы замечательный посол, монсеньор! Если затевать войну с соседом, то посылать нужно только вас, и война разгорится в тот же миг. Вы явитесь с обнаженной шпагой в одной руке и зажженным фитилем в другой, и все мирные голубки в ужасе разлетятся. Право, мне иной раз приходит в голову мысль, уж не…
Она хотела сказать «не сумасшедший ли вы?», но вовремя остановилась, вспомнив, какой ужас внушает принцу мысль о безумии. И не без оснований. Одна из его прабабок запомнилась такими оргиями, какие может устраивать только безумица. Его теща была форменной сумасшедшей, и болезнь ее была главной причиной, по какой он не желал брака с юной племянницей кардинала де Ришелье. Людовик страшился за свое потомство… Изабель проглотила вертевшееся на языке неуместное слово и заменила его гораздо более изысканным оборотом:
— Уж не склонны ли вы трактовать все слишком по-своему?
— Что вы имеете в виду?
Изабель не стала обращать внимания на жесткий тон вопроса и продолжала:
— Существуют некие данности. Король он, а не вы. И в этом между вами очень большая разница.
— Не нахожу! Мы оба Бурбоны, он и я!
— Но не вы внук Генриха IV, и к этому различию чувствительны все, даже самые непросвещенные жители этой страны. В общем, если я правильно поняла, то вы в дурных отношениях с судейскими, и в еще более худших со двором. Подведем итог: что принесло бы вам удовлетворение и, по вашему мнению, соответствовало бы вашему достоинству принца Франции?
— Жезл коннетабля. Он дал бы мне преимущество перед любым другим принцем крови при командовании армией.
— Черт побери! Однако вы требуете немалого!
— Он принадлежит мне по праву! Я в родстве с королем, и я самый великий полководец нашего времени.
— Уверенности в себе вам не занимать! И по праву! Но что вы скажете о союзе, который был заключен вами с испанцами? Жезл с королевскими лилиями не предназначен для того, чтобы украшать им испанскую армию! Думаю, этот жезл, как Экскалибур[3], способен по собственной воле укрыться в скале и недвижимо лежать там в ожидании достойного героя.
— Я говорю с вами о серьезных вещах, а вы мне рассказываете какие-то сказки!
— Сказки воистину кладезь мудрости. Жезл коннетабля — это все, что вам нужно для душевного покоя?
— Издеваетесь, что ли? Вы, похоже, забыли, что мы с братом были несправедливо заточены в тюрьму! Я считаю, что регентша должна возместить нам это и принести извинения. Считаю, что соратникам, сражавшимся вместе со мной, тоже нужно воздать по заслугам!
— И во сколько вы оцениваете их заслуги?
— Сто тысяч ливров де Немуру и столько же де Ларошфуко!
— Де Ларошфуко? А красота госпожи вашей сестры, несравненной богини, для него недостаточное вознаграждение?
— У него сожгли замок. И это не единственная потеря, которую он понес.
В самом деле, список требований был так длинен, что Изабель чуть было не заснула во время чтения, а принц перед тем, как начал его читать, предупредил, что не позволит себя прерывать. Изабель его и не прерывала, и он дочитал свои требования до конца, и, когда закончил, она только вздохнула: