– Сколько их? – спросил Ростик.
– Ага, – удовлетворенно проговорил Квадратный, – значит, мы об одном думаем. Их немного – тысячи две. Из них бойцов всего-то несколько десятков. – Он подумал и твердо добавил: – Ситуация с воинами у них еще хуже, чем у нас. Я видел среди них даже вооруженных женщин.
– Хо-ох, – произнесла Ева, и в этом звуке было столько негодования, что Квадратный даже заморгал, как заведенный, стараясь, придумать что-то, «уточняющее» его слова. Но так ничего и не придумал.
– Кажется, понимаю, – высказался Ростик. – Вот только одно неясно – какое отношение эти путешественники имеют ко мне?
– Как, разве мы тебе не сказали? – переспросил Дондик. – В том-то и дело, что они почти в один голос говорят, что прикатили к тебе. Разумеется, не только к тебе, но… главным образом, им нужен ты.
– Точно, – пророкотал Антон. – Ты, и никто другой.
Рост подумал, почесал затылок и ничего умнее не придумал, как спросить:
– А они вообще-то издалека?
– Говорят, что прошли из-за твоих красивых глаз восемьдесят тысяч километров, – отозвался Ким. – Говорят, что были в пути последние шесть лет. Но я думаю – врут. Я думаю, и прошли они больше, и шлялись дольше.
– Почему? – спросил Рост.
– Не знаю, – ответил Ким и посерьезнел. – Наверное, тебе предстоит ответить на этот вопрос.
Глава 3
Ребята улетели к полудню следующего дня, но Ева осталась, отпросившись у Дондика. Она вообще, как стал замечать Ростик, все больше привязывалась к Одессе. Уже и начальство приморского города для нее стало важнее, чем команды из штаба Председателя, уже и время возвращения она согласовывала с Дондиком… Но поскольку он разрешил ей остаться, то и Рост не возражал. Он вообще соскучился по своей золотоволосой красавице.
На третий день он решился ей об этом сказать. Они лежали на пляже, загорали. Вернее, загорала Ева, а Рост болтался поблизости. И так уже было устроено его фермерское нутро, что он отчасти болтался, а отчасти перечислял дела, которые мог бы сделать, если бы не чувствовал себя в такой зависимости от своей гостьи.
Наконец, он не выдержал, подсел совсем рядом, чтобы она знала, что он способен думать о ней не только ночами, и кинул для начала разговора пару камешков в воду.
– Ев, – начал он, – тебе город не надоел?
Она сразу все поняла. Лежа на спине, убрала с глаз руку, которой закрывалась от чересчур яркого для осени солнца, посмотрела на Роста прищурившись.
– Друг милый, ненаглядный мой, замечательнейший из мужей, – она подумала, и торжественно завершила, – город мне не надоел, переселяться к тебе я не собираюсь. А скорее всего ты очень скоро возьмешься за ум, посерьезнеешь, переедешь в город, и все у нас пойдет как надо… Ты ведь об этом спрашиваешь?
– Об этом, – признался Рост.
– Тогда я тебе ответила.
Рост посмотрел на Храм в четырехстах метрах от них.
– Только одна ошибка, никуда я отсюда не уеду. Тут спокойно, начальства нет, всякие гости ко мне приходят. Хотя тебе, конечно… гм, недостаточно.
Она не ответила, перевернулась на живот и подставила солнышку спину, голую попку и стройные, изумительной формы ноги. Рост едва удерживался, чтобы не шлепнуть ее, да так, чтобы Ева взвизгнула. Но удержался, поднялся, пошел к дому. Шагов через десять не выдержал, обернулся. Ева лежала чуть более расслабленно, наверное, тоже думала, что он ее шлепнет. В том, что не шлепнул, выразилось его неодобрение.
– Ев, я еще вот что хотел спросить… Ты что имела в виду, когда сказала, «замечательнейший из мужей»?
Она сразу все поняла. Села, стряхнула песок со щеки.
– Не то, что ты думаешь, – она улыбнулась так, что не поверить ей было нельзя. – Я имела в виду не каких-то мифических своих мужей, а… Вообще, всех мужиков в округе. Понимаешь?
А Рост вдруг не очень-то ей и поверил. Он вздохнул и пошел в дом. Ева – вот ведь чуткость! – сложила свою подстилочку, комбинезон и что-то там еще, потащилась следом, хотя явно хотела пожариться у моря. И это почему-то послужило главным доказательством, что Ростиковы подозрения не беспочвенны. Но настаивать на чем-то было глупо. Такой сильной, здоровой и красивой девушке, разумеется, не могло хватить десятка экскурсий в год в этот отдаленный Храм, к потерявшему хватку и быстроту мышления, слишком успокоившемуся Ростику.
А именно это было скрытой формой наказания, которая существовала в ссылке. Просто раньше Рост об этом не догадывался, и только сейчас понял по-настоящему.
В следующие несколько дней все было, как прежде, Ева откровенно радовалась их любви, но… Разочарование все-таки осталось. И Рост понял, если боль эту не замечать, со временем она возведет между ними стену, которую не сможет преодолеть никакая яркость их отношений.
А в конце сентября, когда Ева загорела чуть не дочерна, в отдалении появился шлейф пыли. Рост его не заметил бы, но Ждо, которая научилась даже по ночам странным образом смотреть в подзорную трубу, которую как-то привезла из Боловска мама, известила его о необычном явлении. Поутру Рост вышел на самую высокую дюну в окрестности и внимательно изучил протянувшиеся в бесконечную даль равнины. Пыль виднелась уже довольно отчетливо, так что было ясно – это не слишком большой табун жирафов, и не чрезмерная стая гиеномедведей. Те, кстати, в это время года в стаи вообще не собираются, осенью они предпочитают кормиться семьями. Значит…
Рост спустился с дюны, нашел Еву, которая настолько измаялась бездельем, что даже пыталась помогать Кирлан в заготовке рыбы на зиму, и спросил:
– Сколько может быть повозок у этих ваших михоев?
– Аймихо? Не знаю, – она стряхнула с рук чешую, – наверное, много.
– Тогда – они появились.
Ева вымыла руки самодельным мылом и пошла на верх Храма вместе с Ростиком. Тут они просидели до вечера. И не зря. Пыль со временем превратилась в странные фигурки, а потом, незадолго до темноты, стало видно, что это довольно большие, метров по тридцать в длину, овальные платформы, которые висели сами по себе над землей. На платформах были возведены довольно крепкие, даже, пожалуй, массивные, постройки, в которых жили, словно бы вокруг ничего не происходило, люди. Иные из них стирали белье, кто-то занимался нехитрыми ремеслами, ребятишки гоняли какое-то подобие гусей или больших уток. В загонах ревела скотина, а на вознесенных вверх мачтах трепетали на редкость праздничные флажки.
– Когда они шли по степи, флагов не было, – сказала Ева.
– Наверное, это что-то вроде стука в дверь, – отозвался Ростик. – Знак вежливости, косвенное свидетельство мирных намерений и в то же время определение чинов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});