Читать интересную книгу Колумбы российских древностей - В. Козлов

Еще в Казани Френ установил тесные связи с местными учеными, в частности с татарской династией преподавателей Хальфиных. Одним из них был И. И. Хальфин, учитель татарского языка в местной гимназии, автор и переводчик учебных книг на татарский язык и составитель букваря и словаря татарского языка. Среди студентов Френа оказался и Я. О. Ярцев, который под его руководством защитил в 1816 г. диссертацию о восточных словах в русском языке, затем побывал в Персии и в 1818 г. прибыл в Петербург, где по рекомендации своего учителя стал адъюнктом Академии наук. Представленный Румянцеву, он с его помощью устроился на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел, выполняя с этого времени поручения по разысканию и переводу древних восточных памятников. Под руководством Френа Хальфин и Ярцев подготовили в кружке публикацию сочинения хорезмского историка XVII в. Абулгази «Родословное древо тюрков».

Румянцев намеревался поручить Френу описание своего богатого собрания восточных монет, а также издание целого ряда памятников восточной письменности. Уже после смерти Румянцева на выделенные ранее им средства под редакцией Френа были опубликованы в виде писем к графу западноевропейского исследователя И. Хаммер-Пургшталя выдержки из сочинений средневековых восточных писателей.

В Петербурге в кружок постепенно вовлекался и ряд других известных ориенталистов. Еще в 1819 г. Румянцев поддержал рекомендательными письмами известного путешественника и ученого О. И. Сенковского (1800–1858), когда тот отправлялся в свое знаменитое путешествие в Египет. После возвращения Сенковского Румянцев помог ему устроиться на службу переводчиком в Министерство иностранных дел, намереваясь «стараться, чтобы не остался он без важного употребления на распространение столь скудных наших сведений о странах азийских»[28]. По предложению Румянцева Сенковский готовил к изданию интересный источник по истории Кавказа — так называемую Дербентскую летопись. Консультировал и выполнял различные поручения Румянцева, связанные с восточными памятниками, также русский путешественник и дипломат Е. Ф. Тимковский (1790–1875), возвратившийся в 1821 г. из Китая.

Еще в период подготовки и заключения Фридрихсгамского мира у Румянцева сложились тесные дружеские контакты с финскими естествоиспытателями, писателями и историками. Один из них — А. Ю. Гиппинг (1788–1862) впоследствии стал библиотекарем у графа. Его Румянцев намеревался привлечь к изданию документов Кенигсбергского архива. В 1819 г. в Петербург переехал выпускник Абоского университета А. М. Шегрен (1794–1855), ставший впоследствии известным языковедом, фольклористом и этнографом. Сменив Гиппинга на посту библиотекаря, он активно подключился к работе кружка, издав сначала на средства Румянцева свое исследование, посвященное финскому языку и литературе, а затем по поручению Румянцева готовил переводы на французский язык нескольких русских книг, в частности «Путешествие в Туркмению и Хиву» Н. Н. Муравьева и «Путешествие в Коканд» Ф. Назарова.

В 1824 г. Шегрен приступил к осуществлению обширного плана изучения истории, языка и быта народов финно-угорских племен в ходе специальной экспедиции, финансировавшейся финляндским казначейством. Эту экспедицию всецело поддерживал и Румянцев, снабдивший Шегрена рекомендательными письмами к местной администрации. По просьбе Румянцева Шегрен установил контакт с сосланным в Валаамский монастырь выдающимся русским китаеведом Н. Я. Бичуриным и вел с ним успешные переговоры об издании его трудов и приобретении собранных им рукописей.

Освободившееся место Шегрена вскоре по предложению Румянцева занял А. X. Востоков (1781–1864), выпускник Академии художеств, писатель и переводчик. С 1815 г. он начал работать в Публичной библиотеке старшим помощником хранителя, а затем и главным хранителем отдела рукописей. Служба здесь дала Востокову широкие возможности для изучения древних письменных памятников. В 1820 г. появилось его «Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике сего языка», произведшее глубокое впечатление на современников блестящим разбором и сопоставлением различных славянских языков на основании изучения древних рукописей. «Рассуждение» принесло Востокову широкую известность.

В 1824 г. Востоков оставил работу в Публичной библиотеке и поступил на службу к Румянцеву, который поручил ему продолжить подготовку начатого еще Калайдовичем издания одного из древнейших памятников славяно-русской письменности — Сборника Святослава 1073 г., а также составление пособия по палеографии и описание своего собрания славянских рукописей. Описание, законченное и изданное Востоковым уже после смерти Румянцева, стало одним из образцов подобного рода археографических работ, ценным сводом исторических, лингвистических, палеографических данных[29]. Не потеряло своего научного значения оно и до настоящего времени.

Деятельность Востокова скоро вышла за рамки данных ему поручений. Он стал одним из консультантов Румянцева в приобретении рукописей, рецензентом и редактором трудов других членов кружка. При его участии Погодин подготовил перевод исследования Й. Добровского о Кирилле и Мефодии, а Кеппен — публикацию славянских памятников, хранившихся в зарубежных архивах и библиотеках.

Некоторые петербургские исследователи приняли участие в отдельных предприятиях кружка. Служащий статистического отделения Экспедиции государственного благоустройства В. Ф. Вельяминов-Зернов, среди современников слывший человеком с «основательными познаниями», по поручению Румянцева готовил издание Русской Правды. Сын священника Тверской губернии Д. П. Попов, ставший адъюнктом Академии наук и профессором греческой и римской словесности в Петербургском университете, перевел «Историю» Льва Диакона. В 1824 г. он получил предложение Румянцева перевести на русский язык книгу французского исследователя Геля, содержавшую комментарии к «Географии» Геродота. Возможно, граф финансировал и подготовку издания русского перевода «Илиады» и «Одиссеи», осуществленного Поповым, но оставшегося в рукописи. Литератор и переводчик Д. И. Языков в ответ на пожелание Румянцева намеревался составить «Словарь русских древностей». Он же перевел на русский язык исторические сочинения Лерберга.

Несколько исследований подготовили в кружке переводчик и поэт, автор учебников по русскому языку Я. О. Пожарский, бывший служащий Пермской казенной палаты, впоследствии известный историограф русского флота В. Н. Берх, большой знаток истории и этнографии Сибири, издатель журналов «Сибирский вестник» и «Азиатский вестник» Г. И. Спасский. Постоянными консультациями и помощью в переводе иностранных материалов Румянцев пользовался со стороны своих секретарей Г. Д. Богацкого и Б. Вихмана, а также библиотекаря иностранной части своей библиотеки М. Г. Плиссова.

Петербургские члены кружка привнесли в его деятельность новые направления: интерес к филологии, библиографии, всемирной истории, иностранной литературе и источникам. Они позже москвичей развернули свою работу. Если в Москве организационным центром стала Комиссия печатания государственных грамот и договоров, то в Петербурге им оказался дом Румянцева. Здесь, по свидетельству Карамзина, едва ли не еженедельно сотрудники графа собирались и вели оживленные беседы о древностях, «о политике, о будущей судьбе Европы».

Третий центр кружка образовали ученые, жившие в западных районах страны, прежде всего в Гомеле, Полоцке и Вильно. В этих местах еще в 1814–1817 гг. многочисленные поручения Румянцева, связанные с археологическими раскопками и описанием памятников, выполнял будущий министр финансов Е. Ф. Канкрин. Но активизация деятельности кружка связана с переездом сюда И. И. Григоровича (1792–1852). Выходец из многочисленной семьи священника гомельской усадьбы Румянцева, он стал «пенсионером» графа в Петербургской духовной академии и уже в студенческие годы вместе с рядом своих сокурсников подрабатывал у Румянцева разнообразными переводами.

Тогда же Григорович написал свое первое научное исследование о новгородских посадниках, изданное на средства Румянцева с дополнениями Калайдовича[30]. Оно представляло собой добросовестную выборку сведений о посадниках из опубликованных и отчасти неопубликованных источников. По характеру и расположению материала книга Григоровича приближалась к справочному пособию. Подобные работы, посвященные древнерусским церковным деятелям и князьям, получили в начале XIX в. в России довольно широкое распространение.

С Григоровичем Румянцев связывал немалые надежды. Его неожиданное решение после окончания академии занять место своего отца в Гомеле первоначально вызвало возражение графа, который, как вспоминал Григорович, «отвлекая меня от рясы, однажды пригрозил, что будет на меня смотреть как на всякого сельского попа»[31].