- Подожди!
Гудки.
- Ч-черт! - и ни в чем не повинному телефону досталось трубкой
по голове. Перезвонить ей? Черт, номера не знаю... Стоп, а откуда она
знает мой? Я же вроде не давал... Голова шла кругом.
Ольга так и не перезвонила в тот день.
Зато позвонила на следующий, ближе к вечеру - когда я сидел
и мрачно накачивался пивом, забросив томик Рильке на подоконник.
Слышно было плохо до безобразия.
- Максим... Максим, я звоню попрощаться...
- Не понял?
- Я уезжаю сегодня... сейчас. Мы все уезжаем.
- Постой, а как же похороны? Девять дней, сорок дней?
- Все там будет... - исчезающе тихо в шуме и треске.
- Громче говори, я тебя почти не слышу! Как уезжаешь? Совсем?
- Да...
- Черт! Подожди, я сейчас приеду!
- Я не из дома, я уже с вокзала. Минут через двадцать поезд,
я тут ненадолго удрала от своих. Ты прости меня...
Я заторопился, чувствуя, что время уходит:
- Ну адрес скажи, я тебе напишу! Или слушай мой...
- Твой я знаю...
"Откуда? Ага, записная... но какого черта, зачем? Почему бы
просто не спросить? И номер телефона оттуда же. А адрес я, по-моему,
и сам ей говорил...". Ольга между тем продолжала:
- Максим, а оно тебе надо? Я знаю, как все будет - сначала по
письму в неделю, потом в месяц, потом - открытка к Новому Году. И
мать будет твои письма из ящика таскать, а потом врать мне,
честно-честно глядя в глаза - "нет-нет, ничего не было"... Ты ее
хорошо достал. Уж не знаю чем.
- Ну, блиннн... Какой поезд? Номер пути? Уж проводить-то мне
тебя можно?
Она колебалась.
- Не знаю, стоит ли... и звонить-то не стоило. Но я не могла не
попрощаться.
- Номер. Пути. Отправления. Скажи.
- Четвертый. Но ты не успеешь... Прощай.
И гудки, прежде чем я успел хоть что-то сказать.
От вокзала я живу недалеко - остановки три. Не успеешь? Посмотрим.
Я побежал, прыгая через лужи, локтем вперед огибая прохожих, они
шарахались в стороны. На ближайшей остановке я был через две минуты.
Пританцовывая, посмотрел по ходу движения - ничего, одни легковушки.
М-мать! И рванул по тротуару, пригибаясь, немного раскачиваясь на
бегу в такт рифмованным словам, звучащим в голове - нехитрый прием,
чтобы отвлечься от пульсирующего жжения в мышцах.
Две остановки на одном дыхании. Что я собирался делать? Не знаю
точно, но не покидало ощущение, что если мы снова увидим друг друга,
возьмемся за руки - никуда она не уедет, останется, и все опять будет
хорошо. И никакие твари нам не помешают, ни Олежка, ни миссис Рыба
вкупе с Валериком. Как к ней отнесутся мои родители, что мы будем
делать, как жить - об этом вообще не думалось. Горячий пот стекал по
лбу, и одна мысль билась в голове - догнать, успеть.
Невесть откуда взявшийся автобус подкатил к предпоследней
остановке параллельно со мной, и я влетел в него, просочился между
сходящимися дверцами. Привалился к поручню, свистяще дыша. Бросил
взгляд на часы - двенадцать минут. Успеваю... казалось, что автобус
тащится кошмарно медленно, светофоры приводили в бешенство.
Все было бесполезно... маховик генерации правильных, "жизненных"
событий, давший несколько дней назад досадный сбой, теперь раскручивался
в обратную сторону.
Я успел на вокзал, когда до отхода оставалось минут семь.
Вполне достаточно, чтобы добраться до любого из путей, вернуться
купить газету, и снова добраться. Для любого нормального человека,
но только не для меня. Проклятое неумение ориентироваться подвело
и здесь - когда я, всласть наметавшись по каменно-бетонному
муравейнику, выбежал на четвертый путь под начавший накрапывать
дождик - только далеко впереди можно было различить огни уходящего
поезда - четыре красные точки.
Ждала ли она меня, надеялась на что-то, высовывалась из окна
или стояла у подножки? Похоже, я никогда уже не узнаю об этом.
Опустим грустную часть истории - как я общался с теми, кто потом
въехал в эту квартирку, беседу с работниками жэка, искренне хотевшими
помочь, но ровным счетом ничего не знавшими об омских адресах...
Я даже фамилии ее не знаю.
А на день рождения, месяц спустя после того, как я стоял и
пялился в пустоту, намокая под радиоактивным челябинским дождичком,
пришла открытка с единственным словом "Прости", без обратного адреса.
Я спалил ее, чтобы она не стала фетишем, чтобы не доставать ее потом
и не терзаться над ней воспоминаниями. После чего хорошенько отпраздновал
семнадцатилетие.
Есть такое красивое выражение... оно не принадлежит мне, но я
все равно употреблю его - слишком хорошо подходит. Нет, Ольга не умерла
от тифа на острове Корфу, она вообще не умерла... длинной и счастливой
ей жизни. Но еще долго после того дня я чувствовал, как ее мысли
текут сквозь мои.
С той поры прошло пять лет - довольно много. Мир изменился...
я изменился. Стал умнее, опытнее, злее... но только не потерял
легкой такой, осторожной романтичности. Потому что знаю - иногда
серые законы Мерфи дают нежданные сбои. И взгляд продолжает дежурно
шарить по лицам встречных - вдруг?
Конечно, не будет второго такого шанса... и я запрещаю себе
думать о ней. Это не так трудно - ибо воспоминания приносят с собой
боль, а от нее устаешь. Но изредка, надравшись до такой степени,
что эмоции берут верх над волей и делают любую боль тупой, не
мешающей чувствовать - я разрешаю себе курить, стоя на балконе, и
под тяжелый рев катящейся в голове крови, густо насыщенной алкоголем
- вспоминаю, усмехаясь ночным электрическим огням, реже - звездам,
и еще реже - ветру в лицо.
"Плотнее плюшевых штор, страшней чугунных оград
Я вижу только ТЕБЯ, везде встречаю ТВОЙ взгляд..."