Читать интересную книгу Долгая смерть Лусианы Б. - Гильермо Мартинес

— Может, вы случайно оказались в одном месте? В то время многие писатели отдыхали в Хеселе, а дом, который он снимал, вполне мог находиться неподалеку от пляжа.

— Чтобы он среди всех прибрежных курортов выбрал именно Хесель, а среди всех гостиниц — ту, где жил мой жених? Нет, это невероятно. И вообще странно, что он приехал именно туда. Он ведь знал, что я провожу там каждое лето. Я украдкой показала его Рамиро, и он тоже счел это случайностью. Я спросила, встречал ли он Клостера раньше, и оказалось, уже неделю тот каждое утро сидит за одним и тем же столиком и читает газету, а потом идет купаться и заплывает очень далеко. Думаю, мой жених был удивлен, что это тот самый писатель, у которого я работала, возможно, в нем даже проснулась ревность, так как я мало о нем рассказывала, и Рамиро, наверное, представлял его этакой древней библиотечной крысой. Клостер же, с обнаженным торсом, был похож на атлета; к тому же он немного поправился и помолодел от солнца и морского воздуха. Пока мы его обсуждали, он вошел в море и поплыл, рассекая воду уверенными длинными гребками. Он миновал риф и стал быстро удаляться от берега; сначала еще можно было различить его руки, поочередно вздымавшиеся над водой, но когда он преодолел последнюю линию буйков, то превратился в точку, едва заметную среди волн. Вскоре я потеряла его из вида, и Рамиро протянул мне бинокль, который полагался ему как спасателю. Я отметила, что его движения по-прежнему размеренны, будто он плывет всего несколько минут, и спросила жениха, что произойдет, если так далеко от берега у него начнутся судороги. Скорее всего, признался он, спасатели не успеют. И что тогда? — настаивала я, не понимая, как можно разрешать заплывать так далеко. Правилами это не запрещено, сердито ответил Рамиро, он ведь уже взрослый и отвечает за свои поступки. Я снова стала смотреть в бинокль и заявила, что это невероятно, но он до сих пор плывет в том же ритме. Правда, я тут же прикусила язык, но Рамиро, по-видимому, задели мои слова, и он сухо заметил, что по приезде каждое утро совершал такие же заплывы в качестве подготовки к будущей работе. Мы молча сидели, пока Клостер снова не появился в поле зрения. Теперь он плыл на спине и перевернулся в самый последний момент, чуть не налетев на риф, после чего откинул голову назад, чтобы вода пригладила спутанные волосы, и широкими шагами вышел на берег. Усталым он не выглядел. По-прежнему не замечая нас, он прошел почти рядом, забрал со столика свои вещи, оставил купюру и несколько монет и ушел. Я спросила жениха, приходит ли Клостер днем, и он ответил, что нет. Вечером в центре его тоже не видно. Потом мы поспорили. Я умоляла, чтобы он больше не завтракал здесь и перебрался в соседнюю гостиницу. Он с раздражением спросил зачем, но я не могла признаться, о чем думаю. По правде говоря, я и сама не очень-то понимала, что меня пугает. Поэтому сказала, что хочу всегда завтракать с ним, но присутствие Клостера мне неприятно, а он ответил, что не понимает, почему это он должен сниматься с места, пусть Клостер и переезжает в другую гостиницу. Он разозлился, и мне показалось, не только моя дурацкая просьба была тому причиной.

Вдруг она замолчала и, чуть наклонившись, принялась тушить сигарету, раз за разом вдавливая ее в стеклянную пепельницу, словно вспомнила что-то особенно неприятное и еще не решила, стоит ли продолжать. Потом снова закурила и после первой затяжки слегка взмахнула рукой, то ли разгоняя дым, то ли невольно признавая, что теперь это уже не важно. Затянувшись еще раз, она все-таки продолжила рассказ.

— По-настоящему его беспокоило то, что я собираюсь завтракать с ним. Там была прехорошенькая официантка довольно-таки вызывающего вида — ее форма состояла из очень короткой юбки и лифчика от бикини. Я сразу заметила, как они переглядываются и улыбаются друг другу, но стоило мне об этом сказать, как он еще больше разозлился и, естественно, все отрицал. Однако я не собиралась отступать из-за какой-то дурацкой ревности, поскольку считала, что мне действительно угрожает опасность. На следующее утро я пришла чуть раньше, перед его дежурством. Мы заняли тот же столик и не успели еще заказать завтрак, как появился Клостер. Он сразу прошел в бар и сел у стойки. Я сочла это хорошим признаком: значит, он меня видел, но не хотел сталкиваться. Я даже подумала, что Рамиро, возможно, прав и пребывание Клостера в этой гостинице — простая случайность. Я тоже старалась не обращать на него внимания и, когда нам принесли завтрак, занялась кофе и болтовней с Рамиро, будто Клостера, а заодно и официантки вообще не существовало. Кстати, Рамиро больше меня радовался, что Клостер переместился в бар и ничего не нужно менять. Он вообще был в хорошем настроении, сразу после завтрака бегом бросился к воде, легко преодолел риф и поплыл в открытое море. Наверное, ему хотелось произвести на меня впечатление. Я видела его голову уже за буйками, он все удалялся и удалялся, и я стала следить за ним в бинокль. Руками он греб даже энергичнее Клостера, оставляя за собой пенный след, но проигрывал ему в легкости скольжения. К тому же мне показалось, что он подустал: тело как-то странно изгибалось, когда он поднимал голову для вдоха, движения становились все более судорожными, он постоянно сбивался с прямой линии. Вскоре он перевернулся на спину, чтобы немного отдохнуть. Видимо, из-за возбуждения он слишком быстро выдохся, хотя не проплыл и половины того расстояния, которое преодолел прошлым утром Клостер. Я опустила бинокль, но все равно видела вдали его голову и плечи. Возвращался он гораздо медленнее и вдруг, уже около берега, продемонстрировал прекрасный баттерфляй — наверное, хотел поразить официантку, мелькнуло у меня. Отметив, как тяжело он дышит, я поняла, что задумал Клостер.

— Заплыть далеко в море, изобразить судороги и вынудить его прийти на помощь, зная, что это выше его сил. Утопить того, кто должен спасать.

— Что-то вроде этого. Я предполагала, что он дождется волнения на море и, когда Рамиро, уже без сил, доберется до него, он его утопит. В это время дня, да еще на таком расстоянии, их никто не увидит.

— Только если ты в бинокль.

— Это-то и казалось мне самым жутким: он хотел убить его у меня на глазах, ведь мое слово против его ничего не значило бы. Все выглядело настолько неправдоподобным, что я никому не могла об этом сказать. Кое-кто из отдыхающих, развалившись на лежаке, как раз читал последний роман Клостера. Тем временем сам Клостер, облокотившись о стойку, по-прежнему пил кофе и спокойно просматривал газету, не обращая на нас ни малейшего внимания. Чуть позже он отправился на пляж, проплыл столько же, сколько накануне, и, ни разу не взглянув на нас, ушел.

— Что случилось потом?

— Потом… Два-три дня повторялось одно и то же: Клостер сидел в баре, читал газету, а мимо нас проходил, только когда шел купаться. Стоило ему войти в воду, как меня пробирала дрожь, и я неотрывно следила за ним, пока он не выходил на берег и не покидал пляж. Я видела, что с каждым разом он заплывает все дальше. Думаю, Рамиро тоже это видел, а поскольку он воспринимал это как вызов, мужчины ведь такие дураки, то старался проплывать не меньше. Именно тогда мы поспорили из-за кофе с молоком.

— Из-за кофе с молоком?

— Да. Я опять стала просить его перебраться в другую гостиницу и завтракать в другом баре — в те дни открылся один, еще ближе к его вышке спасателя, очень удобно. Он рассердился и спросил, почему мы должны сниматься с места, если Клостер, судя по всему, отнюдь не намерен нам мешать. Или между мной и Клостером произошло что-то, о чем он не знает? Я понимала, что он изображает ревность, не желая расставаться с сиськами и глазками своей официантки, и заявила, что по горло сыта кофе с холодным молоком, который приносит мне эта шлюшка. Несомненно, она делала это нарочно, но ему-то было наплевать, он любил еле теплый кофе, и мы поссорились. Он сказал, чтобы я больше не приходила завтракать, если собираюсь и дальше следить за ним, и сама перебиралась в другое место, а его оставила в покое. Я расплакалась и вернулась домой. Мама с Валентиной как раз собирались за грибами, и я пошла с ними. Это было накануне годовщины свадьбы моих родителей, и в этот день мама всегда готовила грибной пирог, который нравился только им двоим. Впрочем, папа, по-моему, тоже был от него не в восторге, но никогда не осмеливался об этом сказать, так как пирог был первым в их семейной жизни блюдом, и мама очень гордилась своим рецептом. Мы всегда собирали грибы в одном и том же месте, в лесочке за домом, где почти не бывало посторонних, и мама считала его продолжением нашего сада. Когда Валентина куда-то отошла, я рассказала маме о нашей с Рамиро стычке. Узнав, что Клостер здесь, она заволновалась и спросила, почему я сразу ее не предупредила и не пытался ли он со мной заговорить. Я ответила, что он ни разу даже не подошел ко мне, хотя каждый день завтракает в баре, и она вроде бы успокоилась. Я чуть было не поведала ей о своих страхах, но удержалась, ведь мама и так считала, что я зациклилась на той истории и смерти дочери Клостера и даже предлагала мне сходить к психологу. Если бы я сейчас сообщила, что Клостер замышляет преступление, она восприняла бы мои слова как очередную бредовую идею. В результате я ограничилась рассказом об официантке и сцене ревности, мама посмеялась и посоветовала идти завтракать как ни в чем не бывало, мол, все образуется. Мама обожала Рамиро и не верила, что мы можем рассориться.