Потом я увидел привязанную к столбу актрису в роли Жанны д’Арк – ее сжигали на сцене переполненного театра. Перед костром стоял бородатый дирижер с палочкой, как бы задавая правильный ритм огню. С другого пятна на меня влажно глянул придавленный избытком косметики древнеегипетский глаз.
Вслед за этим появился разрез желто-черной человеческой головы, поделенной на множество пронумерованных аккуратных отсеков с надписями по-немецки (из-за чего голова делалась похожей на камеру хранения – или непотопляемый корабль). Потом – сложный орнамент, словно скопированный с купола среднеазиатской мечети.
Рассматривая эти малопонятные, но занимательные изображения, мы шли вверх. Почему-то с каждым витком лестницы я чувствовал себя все беспокойнее.
Наконец Юка дернула меня за рукав.
– Что?
– Высота, – сказала она шепотом. – Мы чересчур долго идем.
Я понял причину охватившей меня тревоги. Юка была права – снаружи казалось, что в башне от силы четыре или пять этажей, но мы поднялись уже намного выше.
Я попытался выглянуть в окно, но оно было слишком высоко над лестницей: даже подпрыгнув, я увидел только клочок серого неба.
– Может, спустимся? – предложил я.
Тут же раздался грохот рушащейся кладки. Башня содрогнулась – часть лестницы за нашими спинами провалилась вниз, и в воздухе повисла белая пыль. Теперь спуститься было трудно.
– Они нас слышат, – сказала Юка.
– Кто «они»?
Юка пожала плечами. Мы пошли вверх быстрее.
Рисунки на стенах были все так же безумны и занятны, но в них стала появляться сквозная тема: медиум, делающий странные пассы руками. Иногда от его пальцев отходили пронумерованные и подписанные по-немецки стрелки, иногда – лучи света, иногда – какие-то пузыри с заключенными в них людьми и предметами.
Этот медиум был то мужчиной, то женщиной. Его наряды менялись от камзола до мантии. Он направлял свои пассы то на зрительный зал, полный господ и дам в вечерних туалетах, то на штормовое море, то в звездное небо… И еще на серпантине стены несколько раз повторился этот египетский глаз, отчего-то напоминавший мне не о древних тайнах, а о боевой росписи жриц любви.
Мы уже перестали считать этажи, когда лестница кончилась полутемным тупиком. Сверху был потолочный люк на петлях. В стене – скобы лестницы. Поднявшись по ним, я постучал в люк и подождал, но ответа не было. Тогда я откинул его и решительно полез в ударивший сверху луч света.
Я ожидал, что наверху будет маленькая комнатушка. Например, мастерская художника (так казалось после всех этих рисунков на стенах). Ну, или банальное узилище с рухнувшей крышей – в общем, что-нибудь романтическое. Но от невозможности того, что я увидел, у меня закружилась голова.
Я оказался в просторном и светлом дворцовом зале. Его потолок блестел золотыми кессонами, а в окнах был виден парк со скульптурными фонтанами. Пол покрывала несимметричная мозаика из разноцветного камня.
На стенах были пятна фресок, похожие на рисунки, мимо которых мы только что прошли, – они располагались так же хаотично, как в башне, и тоже напоминали разноцветные кляксы на штукатурке… Хаотичность эта была тщательно продумана – и радовала глаз, словно вокруг шел веселый разноцветный снег.
Вместе с мозаичным полом фрески придавали залу удивительное очарование. Здесь хотелось кататься на коньках, пить грог и слушать рождественские хоралы.
В углах зала стояли бронзовые фигуры четырех карточных королей – с пентаклями, жезлами, кубками и мечами на щитах, как было принято во времена Максима Полупредателя. Такое по геральдике дозволялось лишь вместилищу высшей власти. И все это, конечно, никак не могло поместиться в комнатенке на вершине каменной башни.
– Невероятно, – прошептала Юка, беря меня за руку.
– Спасибо, что навестили дядюшку, – раздался хриплый голос у нас за спинами.
Я обернулся и увидел стоящее в дверях кресло на колесиках. У него была высокая красная спинка, и оно походило на строгий и минималистичный походный трон.
На троне сидел Никколо Третий в пестром домашнем халате, расшитом человеческими и звериными рожицами. На его лице была черная маска. А на коленях лежал сложенный веер. Идеальный парадный портрет, подумал я, не хватает только мальчика и девочки с букетами ромашек… Впрочем, почему не хватает, это мы и есть.
Юка склонилась в придворном поклоне, почти неприличном из-за ее лесных шортов, и я сделал то же самое. Судя по всему, простираться в подобном случае не следовало.
Разгибаясь, я еще раз поглядел на фонтаны в окне и понял, что много раз видел их на картинах, а однажды – сквозь чугунный узор ограды. Просто прежде они никогда не представали передо мной в таком ракурсе.
Мы были в Михайловском замке.
Некоторое время Смотритель изучал меня и Юку сквозь прорези маски. Потом он сказал:
– Извините за эту шутку с башней, но как иначе старику заманить молодежь в гости? Я слышал, Алекс, у тебя появилась подруга по имени Юка. Вижу, вижу… Она недурна. Очень. Жаль, что я пропустил этот выпуск Оленьего Парка.
Кресло Никколо Третьего выехало из дверного прохода. Резиновые колесики на его ножках не были присоединены ни к какой механике. Ничего похожего на благодатный мотор внизу не имелось. Мягкие туфли Смотрителя не касались пола – его ноги стояли на подставке. Но кресло каким-то образом двигалось, причем по довольно сложному маршруту.