играющий английских аристократов – строгих, чопорных, с неизменной бабочкой и цветком в петлице. Моя рука легла на его руку:
– Не переживай, я понимаю, что ты хотел как лучше.
– Вив, действительно нужно было срочно что-то делать, пока не пронюхали репортеры.
– Дэвид, еще раз повторяю: я не обижаюсь, просто прошу рассказать все подробно, мне нужно перед многими извиниться. Помоги понять, перед кем.
Пока он рассказывал, я действительно проверяла свою память. Нет, ничего нового, я все помнила правильно. Это еще раз подтверждает, что никакого маниакального психоза нет, просто нервный срыв. Но как объяснить это остальным?
– Ты так спокойно слушаешь, Вив…
– Я все это помню. Более того, могу рассказать, что происходило после того, как мой дорогой защитник заснул, выпив половину моей дозы снотворного.
– Мне так стыдно перед тобой.
– Не переживай, ты действительно хотел как лучше.
– Как тебе удалось не заснуть?
– Я выплюнула таблетки в бассейн.
После ухода Нивена я долго вспоминала сами события, хотелось извиниться перед каждым, кому доставила неудобства своим срывом, и никого при этом не пропустить.
Опасно после совсем недавнего выхода из психиатрической больницы вот так откровенно вспоминать предшествующие события, но другого выхода у меня не было. Рассказ Дэвида подтвердил, что я вела себя отвратительно и многим была неприятна, следовательно, пора извиняться, иначе меня действительно сочтут сумасшедшей.
Что ж, попробую «разложить по полочкам» все события и понять, можно ли было удержаться, избежать приступа.
Нет, еще раз с самого начала жизнь вспоминать сейчас не буду, иначе не хватит времени и запала, чтобы быстро дойти до приступа. Ограничимся съемками на Цейлоне и событиями в Голливуде. Остальное потом.
Предыдущий сезон выдался неимоверно изнурительным, к осени я едва держалась на ногах, не радовали ни второй «Оскар», ни признание моей Клеопатры в спектаклях на Бродвее лучшими, ни признание лучшей актрисой 1951 года в Каннах, ни избрание в Национальный фонд искусства США… Зато «добила» гадкая травля Тайнена. Нас много и часто критиковали, я приемлю критику, но только не такую, когда мерзавец делает себе имя на плевке в сторону тех, кто для него недостижим. «Не укушу, так плюну».
Не буду о Тайнене, иначе снова сорвусь, он гадок в своем стремлении облить грязью все, что касается меня, но ведь достается и Ларри, только он почему-то молчит. Хотя я прекрасно понимаю, почему. Тайнен убеждает всех, что в нашей паре всегда выделяют меня не потому, что я играю хорошо, не потому, что стараюсь отдать роли все, что могу, в конце концов, не за внешность, а потому, что Ларри сознательно уступает мне первенство, снижая собственный накал игры! Мол, признанный гений играет вполсилы, чтобы его жену не освистали.
Это мерзость, потому что настоящий актер просто не может играть вполсилы, тогда он не актер. Но Ларри молчит, я понимаю, дурость Тайнена оправдывает неуспех Оливье.
Ладно, об этом позже…
Ужасно, но в конце сезона выяснилось, что денег у нас просто нет, что было заработано в Голливуде, ушло на театральные постановки в «Сент-Джеймсе», где все спектакли Оливье, кроме двух «Клеопатр» (Шекспира и Шоу), принесли лишь убытки, и немалые. Я не виню в этом Ларри, художник имеет право на убытки, нельзя ставить только коммерчески успешные спектакли, иначе будет не искусство игры, а искусство делания денег.
Кроме того, Ларри внес немалую сумму, чтобы иметь возможность экранизировать «Трехгрошовую оперу», где ему предстояло играть Мэкхита. Заманчиво, хотя и рискованно, потому что ставить Брехта должен Питер Брук, режиссер скорее оперный, в кинематографе малоизвестный, но явно талантливый. Работать с ним Ларри интересно, он загорелся идеей не просто сыграть, но и спеть самому, был полон творческого энтузиазма. Обидно, что для меня роли в постановке не нашлось, разве я не смогла бы играть Дженни Малину или Люси Браун? Но Ларри все объяснил моей усталостью и опасениями за мое здоровье.
Однако это не помешало немедленно согласиться на съемки в «Слоновьей тропе» у Дитерле. Я, не раздумывая, дала согласие, ведь играть пригласили вдвоем с Ларри! Вообще сценарий был ужасным – глупая мелодрама о жизни плантаторов на Цейлоне. Как обычно, женитьба богача на скромнице, природные катастрофы, любовные метания и понимание, что, несмотря ни на что, героиня любит своего мужа.
Ирвинг Фишер, конечно, рассчитывал, что зрителей привлечет просто сочетание наших имен. На вопрос к Ларри, стоит ли соглашаться, муж, не задумываясь, ответил:
– Конечно, дорогая, ведь нам так нужны деньги.
Мне бы обратить внимание на его заминку после вопроса, дал ли согласие он сам, но я так верила Ларри.
Ларри согласие не дал, мотивируя отказ занятостью в «Трехгрошовой опере». Но разве за неделю до того он об этой занятости не догадывался? У меня контракт был уже подписан, оставалось выполнять. Это просто нечестно – меня загнать в третьесортный фильм, а самому играть Брехта! Мало того, Ларри с насмешкой говорил Алексу Корде, что я ввязалась в затхлую мелодраму и попыталась вовлечь туда его. Но сам Оливье с его прозорливостью и чувством стиля, конечно, не мог согласиться на столь ничтожную роль в ничтожном фильме и потому категорически отказался.
Я обиделась, и только чувство гордости не позволило разрыдаться. Ларри не хочет сниматься вместе со мной в фильмах, теперь явно будет избегать и театральные постановки? А как же тогда пара короля и королевы английской сцены? Или я ему не нужна в качестве составляющей этой пары?
Тогда я об этом старалась не думать, но простить такого унижения и подложенной свиньи не смогла – предложила на главную мужскую роль в фильме Питера Финча. Питера привез из Австралии сам Ларри, познакомившись, когда мы были там на гастролях. Я не знаю, зачем моему супругу был нужен Питер, хотя согласна, что он талантлив, приятен в общении и похож на самого Ларри.
Питер посчитал своим долгом ухаживать за мной. Все прекрасно знают, насколько я привязана к своему мужу, потому дурацкие намеки Ларри, что я воспользовалась съемками фильма, чтобы закрутить роман с его протеже, были особенно оскорбительны. Состоялся неприятный разговор.
– Ларри, я расторгну договор с Эшером, чего бы это ни стоило!
– Ты с ума сошла, у нас и без того долги!
– Я не желаю ни сниматься в пустой мелодраме, ни выслушивать гадкие намеки на мой роман с Финчем. Это оскорбительно. Ты прекрасно знаешь, что я согласилась, только надеясь на работу вместе с тобой.
– Но не могу же я бросить Брехта, чтобы играть нелепую роль в нелепом фильме?
– Тогда и я откажусь от своей. Найди мне роль в «Трехгрошовой опере».
– Чтобы снова сказали, что я тебя проталкиваю? Достаточно Тайнена с его обвинениями.
Это было уже совсем нечестно, я разрыдалась. За съемки я получала гонорар в 150 000 долларов, тебе Эшер