Читать интересную книгу Рассказы - Евгения Хамуляк

Понимаешь, Малинка, у каждого человека в сердце будто сосуд хранится. Наверху страх лежит. Коли не жалко себя на других растратить, не боязно новое начинать, людям не страшно поверить как самой себе – страх вдруг исчезает, – вещала матушка трепетно.

– Дальше злость хранится. Злых людей, Малинка, не бывает. Злость она у всех на одно лицо. Вот как маслом раскаленным на руку капнешь, ожесточаются все как один. Ибо не злость это вовсе, а боль. Душевная или телесная. Не важно. И чем больнее, тем яростнее. Звереет на глазах человек, в животное обращаясь. От того не принято в наших краях братьев меньших есть. Знают люди, кровь человеческая закипать от боли животной начинает и перепрыгивает ярость с одного на другого, будто хворь или чума. Ведь и зверям больно не меньше.

Стоит только в чужом человеке увидеть причину злости, за которой боль-то прячется, как он тебе понятным покажется. И злость на этого человека проходит. Глядишь, все не так уж мрачно и плохо. Как только из сосуда боль выветривается – наполняется он чудесным ароматом – любовью благодушной ко всему вокруг. Хочется все любить, всех обнять, сделать что-то, подарить чего. Прибывает силушка для дел больших и маленьких.

Добрыми людьми не рождаются, а становятся. Кто в любви и заботе рос – тому полегче немножко, на родителей-то глядючи. Есть пример. Ну, а кого пронесло – тот должен сам докумекать, и на плохой пример смотря, стараться вверх да вперед расти. Как дерево…

* * *

Долго шли разговоры между матерью и дочерью. Много предстояло обсудить. Вопросы сложные и простые, важные и неважные, мирские и душевные. И плакали, и смеялись вновь, грустили и радовались вместе. Парились, отдыхали, спали, кушали и вновь за беседы принимались. Чтобы ничего не оставить недосказанным, недоопределенным, непонятным.

И под вечер вышли из баньки томлеными и умиротворенными, свежими и красивыми, будто розы цветущие. Малинка, та и вовсе молчала, ощущая себя чашей наполненной, боясь расплескать благодушие от внимания родительского. Алым платком, подарком дорогим материнским, волосы русые распущенные покрывая, так и пошла спать, напевая что-то душевное, не отужинав. Полна была одной лишь лаской материнской.

А семья встретила радостно матушку: расцеловал муж жену хорошую, поластились дети дружные, откушали яств домашних и разбрелись отдыхать и почивать. Завтра ждал добрых людей праздник большой – Новый год.

* * *

И не было счастливее дня на всей земле добронравной, чем празднество Нового года. И чувствовался он слаще праздника дня рождения. Ибо в свой день подарки получаешь лишь ты, а на новогодний праздник – все вместе! Все дарят и все получают! Повсеместно, от души, любя. Это людей радует и объединяет общим чувством.

Собиралось общество со всей округи на амарантовом поле, что имело красоту необыкновенную, веяло ароматом чудесным, Новому году под стать, где столько волшебства, чудес и удачи ожидалось и грезилось.

С утра расстилали шатры алые, нарядные, расставляли столы да скамьи парадные, украшали их плодами зрелыми и хлебами пышными, разжигались костры высокие для приготовления кушаний лакомых и для священных действ во благо всевышних сил, что каждый день добрым людям помогают и оберегают. Для развлечения приезжали веселушки с веселухами со всех концов народ радовать, разные мастеровые свои ремесла раскладывали и тут же обучали молодежь любопытную, рассаживались знатные забаутники и выдумщики сказки сказывать и новостями удивлять население, становились в хороводы отрадные молодые ребята и девушки, что первый раз «в люди» выходят, себя показать – людей посмотреть, ну, и ребятня носилась в разные стороны, щебеча и вереща, гоняясь за змеями воздушными.

Мудрые отцы и матери семейств, основоположники и продолжатели традиций тем временем гостей принимали со всех краев, знакомились, общались меж собой и с другими, совещались, выпивали, кушали и отдыхали после года работы и перед тяжелой зимней порой.

Погода стояла золотая. Божественная.

* * *

Встала Малинка по утру раннему, не спалось, сердце девичье колотилось невозможно, от него родимого, от стука галопом мчащегося, запылали щеки, будто зарей опаленные. Умылась, расчесалась, оделась в лучшие свои одежды, что сама весь год шила-вышивала в образах женских и, помолившись, попрося благополучия, спустилась к семье.

* * *

Встала Заря Милославна по утру раннему, сердце женское билось радостно, хоть и волнительно. Однако, зная прописные истины: «чему быть – того не миновать» да и «что делается – все к лучшему», умылась, расчесала волосы свои благородные, украсила стан свой перламутрами речными и ожерельями из бусинок радужных, что дочери умелые наплели ей в подарки, оделась в лучшие свои наряды и платки и, помолившись о радости видеть семью свою счастливую и благоденствующую, спустилась к столу.

Через время и малые девицы в косынках праздничных поспускались, отец уж печку затопил. Поели пирогов с морковкой, взяли лукошки, полные подарков да гостинцев для родни и друзей и отправились на празднество всеобщее – на Новый год.

* * *

Новый год наступил. Красивый это праздник. Радостный. Долгожданный. Самый любимый.

Кто грустил в тот день, потеряв надежду или близкого, обретал малек счастья глоток.

Кто разочаровался в чем – дыхание второе открывалось.

Ну, а кто умел по жизни радоваться, после работы благородной отдыхать, тот и вовсе счастьем весь светился и других заражал.

Прибывали гости, все больше поле, благоухающее ароматом сладким и чудесным, наполняя. Приезжали, приходили, обнимались и расцеловывались крепко, от души да в уста. Кто ведь друг друга год целый не видел?! Только на празднике всеобщем и встречались. Счастливые лица вокруг. Кто болел – выздоровел. Кто на сносях ходил – уж на руках потомство убаюкивал. Кто молод был – подрос для хороводов. Ох, и летит время-времюшко, растут чужие дети быстро. Не поспеешь!

Приехала семья уважаемая и Филлипа Матвеевича, доброго гражданина своей земли, кого в округе «ювелиром» назвали в шутку добрую. Ведь на хозяйстве у него было аж пять девиц. Жена – благородная и мудрая мать семейства, сама раскрасавица, Заря Милославна, и четыре дочери – одна краше другой, глядючи на которых, люди оборачивались, дивясь прелести сестер. Не уродилось в благородном семействе помощника мужского пола, к сожалению. Однако ж дочери, будто жемчужины в бусах дорогих, одна к одной шли, и говорили все, такое богатство может и получше будет. Ну, а сегодня выходила в свет старшая из них – Малина Филипповна.

Зашли в круг почетный, где выборные главы всех деревень встречали-привечали гостей; смеялись, радовались встрече. Мужчины побратались, женщины расцеловались крепко, щебеча и курлыкая, подарками обмениваясь. Показал Филипп Матвеевич старшую дочь товарищам своим, с которыми еще в детстве змеи воздушные запускал. Показала Заря Милославна Малину подругам своим закадычным, с которыми еще с молодости кашу из песка варила. Заохал народ от восхищения, похвалил семью, говоря, что Малинка – украшение праздника. Стали товарищи и своих представлять сыновей, у всех парни как на подбор. Давай хвалить-расхваливать и свой огород.

Закраснела Малинка, заробели ребята, и отпустили их родители на поляны хороводы водить да в свои разговоры разговаривать. Ибо хвали не хвали, а сердцу не прикажешь. «Насильно мил не будешь». Только попортишь все противостоянием своим родительским.

А родители, будто десять лет последних с себя сбросив, сами помолодели на глазах, надели женщины на головы своим мужьям венки чудесные из осенних цветов да трав и сами в пляс да танцы кинулись.

Ох, и весело на праздниках Полянских! Люди других верований и традиций поглядеть заглядывали. Всех принимали. Всех угощали. Широкая душа у народа, всех вмещает, главное, что не тесно и дружно. Кто уставал от песен да плясок или от вина хмельного молодого, так и падал на траву счастливым, весь в венках да соломинках марантовых.

Наконец, многие дела побросав, шли на молодежь смотреть, где жизнь и будущее искрилось во взглядах молодых, улыбках открытых, рукопожатиях многозначащих.

Стояла Заря Милославна и радовалась, глядючи на мужа своего, словно в мальчишку обратившегося, с другими такими же сорванцами на кулаках силушку богатырскую носясь, проверяючи. Силен был муж ее любимый, крепок. Смеялись и кричали задорно вокруг мужицким забавам. Сердце радовалось смотреть на игры шутливые.

Кинула взгляд на девчонок своих, что уж по пять венков наплели себе да подружкам, а потом принялись в горелки бегать играть. Это побросали в пылу юности и побежали, пятками сверкая, на веселушек смотреть, что представление давали на потеху.

Наконец, взглянула на поля с березами у реки, где, не уставая, хороводы кружились, смехом юным, будто ручейком горным, переливаясь-журча. Сжалось сердце материнское, завидев Малинку-голубку у березы голову преклонившую, щеками пылающую, а рядом молодой парень знакомый, из Полянских, волнительно что-то вещал. Всматривалась глазами своими материнскими, опытными и чуткими, и не заметила, как сзади подошла подруга ее давняя; обняла за плечи Зарю Милославну.