Читать интересную книгу Особо сложные дела - Иван Неручев

В последнем слове подсудимая ограничилась небольшим заявлением:

— Может быть, гражданин прокурор и прав, может быть, я не достойна пощады.

Скомканный беленький платок с буквой «А» на трех углах был нервно зажат в кулаке.

Антонина Адольфовна Алябьева добавила:

— Мое тяжкое преступление не позволяет мне просить о пощаде. Чувствую всем сердцем, что вы не можете пощадить меня…

На этот раз сердце ее не ошиблось, впервые подсказало ей суровую правду.

„Секретный сотрудник“

Марии минуло 27 лет. Она считала себя потерянной для семейной жизни. Кому нужна такая некрасивая: коренастая, большеголовая, широкоплечая! А руки? Такими ручищами впору дубовые брёвна катать. Кто может подумать, что она, Мария, кончила институт иностранных языков и успешно преподает в средней школе? Нет, не случайно ее не замечают мужчины. Увы, как видно, главная сила женщины — ее внешность, привлекательность…

Мать Марии думала иначе. Она решительно не признавала невзрачной наружности дочери. Девка что надо: здоровьем так и пышет, на все руки мастерица, в городской газете портрет недавно поместили, всюду хвалят ее Марию, не нахвалятся. Что же еще надо? С лица воды не пить — это давно известно. Вся беда в том, что Мария скромна.

Однажды — это было в первые дни войны с Финляндией — мать сказала:

— Пора тебе, родная, взяться за ум, самой поискать свое счастье. Оно ведь, счастье-то, не только в учености, не только в работе…

Мария смотрела на мать с недоумением:

— Я не понимаю, о каком счастье ты говоришь?

— Что ж тут непонятного? Чует мое сердце, что ты в девках останешься. Всё молчишь, всё ждешь, а теперешний мужчина любит, чтоб женщина сама проявила к нему интерес.

Мария нахмурилась:

— Вот что, мама, у каждого человека свое счастье. Прошу тебя: не будем больше говорить о моем замужестве…

* * *

Случилось так, что вскоре после этого разговора в столовой к Марии подсел молодой человек. Он был недурен собой, что-то располагающее светилось в его умных, ласковых и добрых глазах. Он показался Марии не то грустным, не то застенчивым.

Вспомнив разговор с матерью, она подумала: «А почему бы мне, в самом деле, вот сейчас, сию минуту, не заговорить с этим молодым человеком? Может быть, у нас нашлись бы общие взгляды, вкусы, интересы?.. И почему, собственно, знакомство должны начинать мужчины? Откуда у них это право, кто его закрепил за ними? Пожалуй, мать права — надо самой искать свое счастье».

И Мария, подавив смущенье, обратилась к молодому человеку:

— Простите… который час?

Спросила и вспыхнула…

Молодой человек ответил. Ответ его прозвучал просто, непринужденно.

Завязался разговор. Вскоре они беседовали так, словно были давно знакомы. Анатолий Яковлевич Суров оказался милым добродушным парнем.

Они вместе вышли из столовой, продолжая спор о стихах Есенина: Толя Суров целиком отвергал поэта за упадочничество, Мария, наоборот, защищала его за глубокие лирические чувства. Подошли к трамвайной остановке.

— Жаль, что мы не можем закончить беседу, — сказала Мария, — мне надо ехать.

— Я тоже жалею, — отозвался Суров, — у вас очень интересные мысли. Честное слово! Если не возражаете, мы как-нибудь продолжим нашу беседу…

Мария засмеялась:

— Не возражаю.

— В таком случае завтра в те же часы и в той же столовой… Хорошо?

— Согласна. До завтра!

Они расстались, крепко пожав друг другу руки.

На следующий день молодые люди снова вместе обедали в столовой. После обеда долго гуляли по городу, продолжили свой спор и чувствовали, что он доставляет им обоим большое удовольствие.

Прощаясь со своим новым знакомым, Мария смущенно спросила:

— А что, Толя, если я приглашу вас к себе на чашку чая, познакомлю с мамой?

— Если пригласите, приду…

Он смотрел на нее своими добрыми глазами и улыбался. Улыбался по-хорошему, и Мария почувствовала, что ее сердце готово раскрыться навстречу большому чувству.

* * *

Мария ничего не сказала матери о своем новом знакомстве. Если придет, увидит сама. Тайком от нее приготовилась к встрече — купила торт, конфеты, фрукты, даже бутылку вина.

Анатолий Яковлевич явился точно в назначенное время, минута в минуту. Поздоровавшись, передал Марии пакет:

— Это для общего нашего удовольствия.

Мать с некоторым удивлением посмотрела на незнакомца. Суров почтительно поклонился ей.

— Это моя мама, — пояснила Мария. — А это, мама, мой знакомый, мой… друг — Анатолий Яковлевич Суров.

Разговор как-то не клеился, и Мария пригласила Сурова к столу. На столе появилось не только заготовленное Марией; здесь была бутылка «марочного», десяток пирожных, коробка конфет, яблоки, груши и виноград…

— А ведь этот стол напоминает сейчас свадебный, — сказал Суров, лукаво поглядывая на мать и дочь…

В каждой шутке есть доля правды. Мария оцепенела от счастья.

Чокнулись. После первых рюмок беседа сделалась более откровенной, более сердечной Анатолию не потребовалось много времени, чтобы покорить старуху. «До чего же хорош парень, — думала она. — Обходительный, задушевный! Ай да Мария! Какого сокола поймала! Держись, девка, за него обеими руками, смотри не упусти!»

Женщины рассказывали Сурову о себе, ничего не приукрашивая и не утаивая. Она, хозяйка дома, давным-давно овдовела; Мария осталась у нее на руках всего трех лет. Пришлось немало потрудиться, чтобы поставить девочку на ноги, дать ей образование. Теперь, слава богу, все трудности далеко позади.

Толя тоже рассказал о себе. Он круглый сирота; с малых лет хлебнул много горя, был и пастухом, и учеником плотника, и сторожем. Не раз усталый до изнеможения спал под проливным дождем, просыпался в грязных лужах. Помог комсомол, направил в школу для взрослых. Нечего скрывать: учеба шла нелегко, пришлось начинать с азов, навыков никаких, да и времени нехватало; его отнимала тяжелая физическая работа ради куска хлеба. Всё же усилия не пропали даром: он получил среднее педагогическое образование. Правда, по специальности работать не пришлось: судьба бросила на другое поприще. К сожалению, он не может сказать, где и кем сейчас работает. Но это почетная работа, требующая исключительной осторожности, иначе, сам того не замечая, можешь повредить делу огромной государственной важности… Кстати сказать, никогда не надо смешивать служебный долг с бытом, не следует на службе жить домом, а дома службой. Всему должно быть свое место и свое время…

Как бы в подтверждение этой мысли. Суров сообщил, что он женат, жена как раз и не понимает, вернее, не хочет понять этой простой мысли. Больше того, она предъявляет возмутительное требование — посвящать ее в служебные дела… Чем вызвано ее поведение? — бездельем. И как тяжело сознавать, что жена — близкий, родной человек — не желает заняться общественно-полезным трудом! В результате отношения стали невыносимыми.

Он всё чаще думает о том, что развод неизбежен. Жена слишком надеется на свою красоту, но красота лица больше не влияет на него. Теперь он ищет другой красоты — внутренней.

Мать сокрушенно вздохнула; она сочувствовала Толе, но не решалась посоветовать развод. Раньше, в ее молодые годы, между супругами тоже были недоразумения, однако люди оберегали семейную жизнь и к разрыву прибегали редко. Лучше будет, если он, Анатолий, обуздает свою строптивую супругу. Впрочем, этот совет мать постеснялась вслух произнести при дочери: та глаз не сводила с Толи. Да и он смотрел на Марию как-то особенно нежно и ласково… Что ж, чему быть, того не миновать. Теперь у молодых на всё свои взгляды, свои законы. Во всяком случае, она, как мать, рада будет любому счастью своей дочери, лишь бы это счастье не строилось на горе другого.

Что касается Марии — она тоже горячо сочувствовала Анатолию. Но это было совсем иное сочувствие, тесно переплетенное с вдруг вспыхнувшим чувством. Мария была уже готова ради своей любви пойти на всё. Предложи ей сейчас Анатолий стать его женой без законного развода с прежней женой, она и на это согласилась бы. Пусть ее осудят знакомые, друзья, родная мать. Лишь одно тревожило Марию: что если только домашние неполадки привели к ней Анатолия? Может быть, он просто ищет понимающего слушателя? А пройдет семейная ссора, и не узнает при встрече ее, Марию…

Однако тревога оказалась напрасной. Ровно через неделю, поздно вечером, Анатолий пожаловал к своим новым друзьям. В руках у него был большой чемодан.

— Я больше не могу, — страдальчески сказал он. — Прошу простить, что ворвался не спросясь. Стыдно признаться, но от суровой правды не уйти: вот уже трое суток, как я скитаюсь по улицам… Долго думал и, наконец, решился: примете — с благодарностью останусь, откажете — уйду, не обижусь…