Далее имею честь сообщить Вашей светлости, что достопочтенный судья Двукратс, председатель вышеупомянутого Высочайшего Апелляционного суда, назначил судебное разбирательство по выдвинутому против Вас обвинению на десятое число последующего месяца с.г., в каковый день оно и состоится.
Далее во избежание недоразумений уведомляю Вас, что слушание Вашего дела значится в распорядке указанного дня под номером первым и что вышеупомянутый Высочайший Апелляционный суд заседает без перерыва денно и нощно. По приказу вышеупомянутого суда высылаю Вашей светлости извлечение из Вашего судебного дела, за исключением обвинительного акта, где, тем не менее, полностью содержится существо и улики выдвинутого против Вас обвинения.
Далее сообщаю Вам, что ежели после рассмотрения дела присяжные заседатели признают Вашу светлость виновным, то высокочтимый председатель суда назначит, в соответствии со ним приговором, Вашу казнь на десятое число месяца, следующего за датой судебного заседания.
Подпись Калеб Сыщикс, Секретарь королевского стяпчего Королевство жизни и смерти.
Судья пробежал глазами пергамент.
– Черт! И они думают провести меня этим шутовством?
Грубые черты судьи насмешливо скривились, однако лицо его побледнело. Кто его знает, вдруг это и вправду заговор. Странное дело: они что, собираются пристрелить его прямо в карете? Или просто запугивают?
Судье Харботтлу было не занимать инстинктивной звериной храбрости. Он не боялся разбойников на больших дорогах и в годы адвокатской практики не раз сражался на дуэлях, большей частью из-за своей привычки сквернословить. Никто не сомневался в том, что он отчаянный боец. Но в том, что касалось Льюиса Пайнвека, ему приходилось быть настороже. Разве не замешана тут разряженная темноглазая кокетка, его экономка Флора Карвелл? Если недоброжелателям удастся напасть на след, то любой житель Шрусбери с легкостью опознает в ней миссис Пайнвек. Разве он сам не поработал как следует над тем, чтобы понадежнее упрятать нежелательного соперника в тюрьму? И разве не знает, как отнесется к этому делу Коллегия адвокатов? Такой скандал способен погубить любого судью.
Дело принимало неприятный оборот, но и только. Впадать в панику было не из-за чего. День или два судья глядел мрачно и больше обычного грубил окружающим.
Он запер бумаги в сейф и неделю спустя вызвал экономку в библиотеку.
– У твоего мужа есть брат?
Когда он столь неожиданно коснулся заупокойной темы, миссис Карвелл вздрогнула и испустила образцовый «поросячий визг», как мило называл проявление ее эмоций мистер Харботтл. Но сейчас у него не было настроения шутить.
– Перестаньте, мадам! Не злите меня. Оставьте ваши шутки и отвечайте на мой вопрос, – сурово приказал он.
Экономка повиновалась. Нет, у мистера Пайнвека нет брата; был когда-то, но давно умер на Ямайке.
– Откуда вы знаете, что он мертв? – спросил судья.
– Он сам мне сказал.
– Не покойник же!
– Пайнвек сказал.
– И все? – ухмыльнулся судья.
Время шло. Судья долго размышлял над загадочным происшествием и становился все угрюмее. Помимо воли дело это занимало его мысли куда сильнее, чем он полагал вначале. Но так случается всегда, когда мы не можем поделиться с кем-то нашими неприятностями; а эту тайну он не мог раскрыть никому.
Настало девятое число. Мистер Харботтл радовался: говорил же он, что с ним ничего не произойдет. Однако беспокойство не оставляло его. Ну что ж, завтра все кончится.
(Что случилось с этим письмом? Никто не видел его ни при жизни судьи, ни после его смерти. Он рассказывал о нем доктору Хедстоуну; была найдена копия, снятая рукой судьи. Может быть, письмо было галлюцинацией, игрой больного мозга? Я считаю, что это, скорее всего так.)
ГЛАВА 6. АРЕСТ
Вечером девятого числа судья Харботтл отправился на спектакль в Друри-Лейн. Судья был из тех сибаритов старой закалки, кого в поисках развлечений не смущает ни поздний час, ни риск случайной стычки на кулаках. Он договорился с двумя закадычными приятелями из Линкольнз-Инн отправиться после спектакля к нему домой и вместе отужинать.
Приятели должны были встретить мистера Харботтла у входа и сесть в его экипаж, и теперь судья, который терпеть не мог ждать, нетерпеливо поглядывал из окна.
Судья зевнул. Он велел лакею дожидаться господ адвокатов Тэвиса и Баллера, а сам, зевнув еще раз, положил треуголку на колени, закрыл глаза, поуютнее устроился в углу, запахнул наитию и принялся размышлять о прелестях очаровательной миссис Эйбингтон.
Мистер Харботтл умел засыпать, как пожарник, в любую минуту, стоило ему только захотеть, вот он и решил вздремнуть. Нечего заставлять почтенного судью ждать понапрасну.
Через минуту до него донеслись голоса приятелей. Повесы-адвокаты, по своему обыкновению, смеялись и перешучивались. Один них сел в экипаж – карета дернулась и качнулась; за ним последовал второй. Дверь захлопнулась, колеса застучали по мостовой.
Судья до сих пор немного дулся на приятелей. Он и не подумал сесть прямо и открыть глаза. Пусть думают, что он спит. Заметив, что судья задремал, они, как ему показалось, захохотали скорее со злобой, чем с добродушием. Ладно же, дайте только доехать до дверей, там-то он отвесит им хорошего пинка, а до тех пор будет делать вид, что спит.
Часы пробили двенадцать. Беллер и Тэвис молчали, как надгробия. Странно, эти пройдохи самые отъявленные болтуны.
Внезапно чьи-то грубые руки схватили судью и вытолкнули из угла на середину сиденья. Он открыл глаза – с обеих сторон от него сидели приятели.
Ругательство, готовое сорваться с губ, застряло у судьи в горле. Он увидел, что охраняют его вовсе не приятели, а двое незнакомцев самого зловещего вида, с пистолетами в руках, одетые, как приставы из уголовного полицейского суда.
Судья дернул шнурок колокольчика. Экипаж остановился. Он в растерянности огляделся по сторонам. Домов не было; вокруг, на сколько хватало глаз, тянулась вересковая пустошь, залитая лунным светом, черная и безжизненная. Гниющие остовы деревьев вздымали в небо скрюченные ветви, словно с чудовищным веселием приветствуя судью.
К окну подошел лакей. Судья тотчас узнал его вытянутое лицо и глубоко посаженные глаза. Это был Дингли Чафф; пятнадцать лет назад он служил у Харботтла лакеем, но одна судья в припадке бешеной ревности выгнал его и упрятал решетку, обвинив в краже серебряной ложки. Бедняга скончался в тюрьме от лихорадки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});