В-третьих, нормы таможенного законодательства не ориентированы на интеграцию нашей страны на мировой художественный рынок. Долгое время ввоз на территорию России предметов искусства был ограничен крайне высоким уровнем таможенных пошлин и сборов – 30 % от стоимости памятника. Размер подобных «издержек» вынуждал собирателей отказываться от ввоза в страну дорогих произведений искусства, приобретенных за границей, либо искать противоположные законным пути ввоза. Новый кодекс, вступивший в силу с начала 2004 г., по мнению аналитиков, безусловно, ослабил таможенное бремя, однако привел к фактическому ограничению права собственности на ввезенный предмет искусства (об этом: [Богуславский, 2005, с. 395]). Так, от уплаты пошлины были освобождены коллекционеры, приобретающие произведения искусства лишь для личного пользования. В случае, например, последующей продажи ввезенного памятника невыплаченную пошлину собирателю пришлось бы заплатить.
Процесс вывоза предметов искусства из Российской Федерации сегодня также в существенной степени затруднен. В частности, полный запрет вывоза распространяется на культурные ценности, созданные более 100 лет назад. Столетний рубеж, как основной критерий возможности вывоза произведения искусства из страны, действительно применялся в международных правовых документах, однако современная международная и зарубежная практика подтверждает целесообразность введения дополнительного стоимостного критерия (см.: [Александрова, 2007, с. 135–136]), отражающего истинную ценность памятника. Очевидным условием введения подобного критерия для культурного наследия России является объективная система оценки национального достояния.
Подводя итог, необходимо признать, что существующая в нашей стране система ввоза-вывоза предметов искусства значительно ограничивает права собственников культурных ценностей.
Таким образом, центральным вопросом юридических наук становится, во-первых, задача выработки определения категории «произведение искусства» и, во-вторых, создание объективной системы прав и обязанностей собственников подобных объектов. В связи с этим доказываются гипотезы о назревшей необходимости выделения новых отраслей права – «права культурного» и «права музейного» (цит. по: [Александрова, 2007, с. 18]).
На практике вопрос отнесения различных предметов к категориям «культурные ценности», «произведение искусства» или «антиквариат» основывается на субъективном мнении специалистов и порождает вторую проблему отечественного арт-рынка – проблему экспертизы, которая является основой процесса определения цены на памятники искусства.
До недавнего времени основным местом работы российских экспертов были крупнейшие музеи и государственные галереи, в которых сосредоточены необходимые для работы эксперта ресурсы – фонды. При этом эксперты не несли юридической ответственности за правильность своей оценки, которая трактовалась как их научно-обоснованное мнение. Однако в 2006 г. государственные музеи лишились права оказания платных услуг по экспертизе предметов искусства (об этом: [Игуменов, 2005, с. 96–98]; [Буткевич, 2006, с. 3]).
С одной стороны, данное решение представляется закономерным и справедливым, так как закрепление права на проведение экспертизы в уставе государственного музея, оформление экспертного заключения на соответствующем бланке с заверением подписью руководителя определенного отдела и печатью музея свидетельствовало скорее о том, что экспертное заключение выдавалась не конкретным специалистом-искусствоведом, а государственным учреждением (см.: [Александрова, 2007, с. 164]).
В развитых странах также считается, что экспертиза должна быть только независимой: музейный работник дает письменное обязательство не участвовать от имени музея ни в каких рыночных операциях.
Осуществление экспертной деятельности музеями не приветствуется Международным советом музеев (см.: [Кодекс музейной этики ИКОМ, п. 5.2, п. 8.13]). Стоимость независимой экспертизы в зарубежных странах составляет примерно 10 % от предполагаемой цены предмета искусства. Подобная оценка экспертом любого памятника каждый раз ставит на кон его репутацию, проверкой которой выступает готовность эксперта присягнуть в суде, а именно доказать то, что он утверждает.
Интересно, что на Западе для выполнения обязанностей эксперта в сфере искусства не требуется диплома: «Очевидно, что хороший диплом никогда еще не делал хорошего эксперта, т. к. в этом ремесле все решает глаз, нюх, опыт» (цит. по: [Пэнсон, Пэнсон-Шарло, 1996, с. 106]). Предполагается, что именно так называемое «шестое чувство» питает антологию суждений эксперта широкого профиля. Способность к подобному «взгляду» на произведение ценится, прежде всего, как природный дар – талант, определяющий истинного профессионала. На этом основании отстаивается право художественной интуиции заменять диплом (см.: [Пэнсон, Пэнсон-Шарло, 1996, с. 106]). За рубежом профессию эксперта передают по наследству, из поколения в поколение: «.в старинных семьях дворян или крупной буржуазии культура становится материальным и экономическим элементом достояния, часть которого составляют предметы искусства. Последними нельзя владеть без определенных знаний о них» [Пэнсон, Пэнсон-Шарло, 1996, с. 101].
С другой стороны, отечественный рынок произведений искусства оказался абсолютно неподготовленным к введению подобного запрета. Во-первых, большинство современных галеристов и антикваров не обладает достаточным количеством знаний в сфере истории искусства и просто не способно провести оценку памятника. Глубинное изучение фальсификаций осложняет несовершенство технического оснащения российских экспертных лабораторий, тогда как ведущие экспертные организации мира проводят регулярные конференции и выставки, посвященные подделкам произведений искусства и их разоблачению.
Во-вторых, статус эксперта, обладающего правом оценки предметов искусства, до сих пор законодательно не разработан. При этом представляется очевидной необходимость обязательной государственной сертификации данного вида предпринимательской деятельности.
Наконец, как известно, любая деятельность, связанная с оценкой, оказывается изначально рискованной. Самый опытный эксперт априори не застрахован от ошибки, цена которой может оказаться весьма высокой. Представляется, что практика обращения к институту страхования гражданской ответственности, традиционно применяемая для минимизации рисков в более распространенных видах оценочной деятельности, должна стать обязательной для экспертов произведений искусства.
Конец ознакомительного фрагмента.