с чернильницей. – Соседний вагон к голове поезда – второго класса, отдадите записку кондуктору. В первом осталось свободным только служебное купе. – Он многозначительно улыбнулся.
Ланс мысленно хмыкнул: за перстень, что он положил на стол, можно было выкупить три купе первого класса. Впрочем, в ломбарде настоящую цену за него не дадут…
– Мне нужен третий класс, благодарю, – сказал он.
Брови гоблина взлетели на лоб.
– Гм. Ну если вы так желаете.
– Пятый вагон, пожалуйста.
Гоблин зачиркал пером по бумаге. Поднял голову.
– Уж простите меня за прямоту, господин Мон, но в вагоне третьего класса вы будете, как павлин среди воробьев.
А ведь гоблин прав. Когда Ланс влетал в поезд, ему было не до того, но по пути к начальнику он несколько раз ловил на себе удивленные взгляды. Пассажирам первого класса нечего делать рядом с чернью.
– Понимаю, – протянул Ланс.
– Есть у меня один кондуктор, здоровый парень, прямо как вы. Думаю, он своим сюртуком поделится, если его как следует попросить.
Ланс отстегнул брелок от цепочки с часами, положил на стол.
– Сейчас схожу, подождите немного, – выбрался из-за стола гоблин.
– Вы позволите воспользоваться письменным прибором?
– Конечно.
Ланс обмакнул ручку в чернильницу, замер, задумавшись. Нужные слова не шли на ум. Отец обрадуется, узнав, что он уехал. Все дни, прошедшие с покушения, он не уставал твердить, что покинуть столицу должны все трое. Что лорду-канцлеру хватает забот и без того, чтобы беспокоиться за упрямого отпрыска. Но не эти слова заставили Ланса забыть обо всем, а взгляд дочери. Можно сколько угодно твердить себе, что госпожа Нерина – опытный боевой маг и сможет защитить девочек куда лучше, чем он сам, которому никогда толком не давались боевые заклинания. Можно вспомнить еще много-много правильных слов. Но все они меркли перед одной мыслью: что-то случится, а его рядом не будет.
«Здравствуй, папа! Я последовал твоему совету. Если что, ты знаешь, где нас искать».
Наколдовав пламя на кончике пальца, Ланс растопил край сургуча, запечатав письмо, подтянул к себе еще один лист, написал и запечатал долговую расписку.
Осталось последнее.
«Здравствуй, Карина! Прости, что обращаюсь к тебе за помощью, но так получилось, что я не могу написать сейчас тем, с кем мгновенно свяжут мое имя. Прилагаю долговую расписку, пожалуйста, передай тому, кто принесет это письмо, указанную в ней сумму в обмен на перстень с агатом и брелок с моей монограммой».
Будет лучше, если эти вещи не всплывут в ломбарде. Незачем оставлять дополнительные ниточки, способные к нему привести.
«Расписку передай лорду-канцлеру, он расплатится».
Вовсе незачем ходить в должниках у женщины. Ланс бы и сейчас не стал обращаться к Карине, если бы не был уверен: обнаружив, что его семья исчезла, те, кто послал тварь, в первую очередь пройдут с расспросами по его друзьям. Расспросами не в лоб – все ограничится мимолетным, вроде бы ничего не значащим любопытством за приятельским разговором. Но едва ли они явятся к Карине. Отношения между ними оставались не слишком теплыми, а после того как она вышла замуж, и вовсе ограничивались редкими деловыми встречами – Карина сама начала избегать общения. По слухам, муж отчаянно ревновал ее к несостоявшемуся жениху.
«Спасибо за помощь и еще раз прости за беспокойство».
Он завернул в это письмо два остальных, запечатал и его. Протянул получившийся пакет вернувшемуся гоблину.
– Господин Джолк, вам не дадут настоящей цены за мои вещи, а я хотел бы их сохранить. В этом пакете – письмо и долговая расписка. – Он назвал сумму, и гоблин изумленно моргнул. – Отнесете ее монне Рэндом вместе с перстнем и брелоками, она с вами расплатится.
Позволяя мужу ревновать, Карина одновременно держала в руках все финансы семьи, ведя хозяйство железной рукой и с такой же дотошностью, как когда-то инспектировала больницы.
– Спасибо, господин Мон. – Гоблин забрал конверт и протянул Лансу сюртук с заплатами на локтях. – Вот, извольте.
Ланс отстегнул от жилета часы, спрятав в карман вместе с цепочкой, свернул сюртук и жилет подкладкой наружу.
Новый-старый сюртук оказался маловат и нещадно жал под мышками.
«Привыкай, господин Мон, – про себя усмехнулся Ланс. – Скромные горожане вроде тебя не шьют одежду у лучших столичных портных».
*** 8 ***
Перрона на станции не оказалось. Ланс спрыгнул с подножки на утоптанную в камень землю, подал руку, помогая спуститься жене. Грейс сняла с поезда Лори. Госпожа Нерина, кряхтя, сползла по ступенькам, одной рукой тяжело опираясь на Ланса, другой поддерживая юбки. Взвизгнула, когда вагон тронулся, и кубарем скатилась на землю, едва не уронив Ланса.
Странно, до сих пор опытная телохранительница вела себя совсем не так. Он огляделся. Вокзала тоже не было, лишь ярдах в десяти от них стоял деревянный навес, за которым на лугу паслось с десяток коров. Под навесом жевал травинку старик. Вот, значит, для кого предназначалось это представление.
Ланс одернул сюртук. Вчера, увидев его в «обновке», Грейс ахнула: «На кого ты похож!» Не слушая возражений, заставила его раздеться до рубахи, вытащила из саквояжа мешочек, откуда извлекла иголку, нитки и маленькие ножницы. Ланс попытался возражать: нечего портить глаза в качающемся поезде, но жена осталась непреклонна.
– Одеваться небогато – не означает ходить пугалом, – заявила она, подпарывая подкладку сюртука.
До сих пор Ланс был уверен, что любимое рукоделие его жены – филигранно выполненные хирургические швы. Так оно и было в какой-то степени: Грейс предпочитала проводить досуг за книгами или с Лори. Но она все еще оставалась дочерью владельцев швейной лавки. Когда сюртук вернулся к Лансу, он перестал трещать на плечах и врезаться в подмышки, а пуговицы – расходиться на груди. Правда, все равно сидеть идеально не стал, но незачем требовать невозможного.
Ланс снова одернул полы, прежде чем подхватить вещи. Грейс заметила этот жест.
– Как только немного обживемся, куплю недорогую ткань, и пошьем тебе одежду взамен этого безобразия.
– Вовсе незачем, – запротестовал он.
– А чем мне еще заняться? – пожала она плечами. – Лори! Лори, иди сюда!
– Пусть малышка побегает, – вмешалась госпожа Нерина. – Засиделась, бедняжка.
Ланс и сам был готов заскакать то на одной, то на другой ноге вокруг остальных, как дочь. После суток, проведенных сидя на жесткой скамье поезда, ему казалось, будто зад принял форму лавки, а в спину воткнули кол. Недосып не улучшал ни самочувствия, ни настроения: Лори благополучно проспала ночь, свернувшись на коленях родителей, госпожа Нерина, кажется, могла спать где угодно и как угодно, а вот им с Грейс пришлось несладко. Под глазами у жены залегли тени, двигалась она напряженно и