В то время пока я был занят своим обучением и пребыванием в затворничестве, мой друг Франциско Варела работал с Его Святейшеством Далай-ламой над организацией диалогов между представителями современной науки и буддийскими монахами и учёными. Эти диалоги вылились в конференции Института ума и жизни, на которых собирались эксперты в различных областях современной науки и буддизма, чтобы обмениваться идеями о природе и механизмах функционирования сознания. Мне посчастливилось посетить и конференцию в Дхарамсале, в Индии, в марте 2000 года, и конференцию в МИТ в Кембридже, штат Массачусетс, в 2003 году.
На конференции в Дхарамсале я многое узнал о биологических механизмах функционирования человеческого сознания. Но именно на конференции в МИТ, где делался акцент на корреляциях между интроспективными буддийскими методами исследования индивидуального опыта и объективным подходом современной науки, я впервые задумался о том, как донести то, что я узнал за годы своего обучения, до людей, которые вовсе необязательно были знакомы с буддийской практикой или тонкостями современной науки.
По существу, в ходе конференции в МИТ начал возникать вопрос: что произойдёт, если соединить буддийский подход с западным научным? Что можно было бы узнать, объединив информацию, предоставляемую людьми, которые обучены давать подробные субъективные описания своего опыта, с объективными данными, полученными с помощью аппаратуры, способной измерять малейшие изменения в активности головного мозга? Какие факты, которые не способны дать западные лабораторно - технические методы исследования, могли бы быть получены с помощью интроспективных методов буддийской практики? Какие знания могли бы предложить буддийским практикующим объективные наблюдения и клинические исследования?
В конце конференции и буддийские участники, и западные учёные признали не только тот факт, что обе стороны получат огромную пользу, найдя возможности для совместной работы, но и то, что подобное сотрудничество представляет собой реальный шанс для улучшения качества человеческой жизни. В своей заключительной речи доктор Эрик С. Ландер, профессор молекулярной биологии МИТ директор Института Уайтхеда и центра МИТ по исследованию генома, подчеркнул, что в то время, как буддийские практики делают акцент на обретении всё более высоких уровней осознания, современная наука довольствуется совершенствованием способов восстановления здоровья психически больных пациентов до нормального состояния.
«Зачем останавливаться на этом? — спрашивал он. — Почему мы довольствуемся тем, что говорим: мы не психически больные? Почему вместо этого не сосредоточиться на том, чтобы становиться лучше и лучше?»
Вопросы профессора Ландера заставили меня задуматься о том/как предоставить людям возможность применять знания буддизма и современной науки к проблемам, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни. Как я узнал на собственном горьком опыте во время первого года медитативного затворничества, одного лишь теоретического понимания недостаточно для того, чтобы преодолеть психологические и биологические привычки, создающие так много боли и горечи в повседневной жизни. Чтобы произошли настоящие перемены, теорию необходимо применять на практике.
Я очень благодарен буддийским учителям, которые в ранние годы моего обучения обеспечили меня такими глубокими философскими знаниями и практическими средствами их применения. В равной степени я признателен и учёным, которые столь щедро жертвовали свои время и усилия не только на то, чтобы переоценить и переформулировать всё, чему я научился, в терминах, более доступных западной аудитории, но и подтверждению результатов буддийской практики посредством подробного лабораторного исследования.
Как же нам повезло жить в этот уникальный момент в истории цивилизации, когда сотрудничество западных и буддийских учёных готово предложить всему человечеству возможность достижения невообразимого в прошлом уровня благополучия! Я писал эту книгу с надеждой, что каждый читатель осознает практическую пользу применения на практике плодов этого замечательного сотрудничества и в полной мере реализует для себя возможности своего бесценного человеческого потенциала.
2
ВНУТРЕННЯЯ СИМФОНИЯ
Понятие «колесница» рождается из совокупности её составных частей.
Самьюттаникая
Одним из самых первых буддийских уроков, усвоенных мною было то, что каждое живое существо, то есть каждое создание, наделённое даже самым примитивным чувством осознания, может быть охарактеризовано тремя основными аспектами, или качествами: телом, речью и умом. Тело, естественно, относится к физической, или материальной, части нашего существа, которая постоянно меняется. Оно рождается, растёт, болеет, стареет и в конце концов умирает. Речь относится не только к нашей способности говорить, но и ко всем разнообразным сигналам, которыми мы обмениваемся в форме звуков, слов, жестов, мимики и даже выделяемых феромонов — химических веществ, которые вырабатываются млекопитающими и оказывают тонкое влияние на поведение и развитие других млекопитающих. Как и тело, речь представляет собой непостоянный аспект опыта. Все послания, которыми мы обмениваемся посредством слов и других сигналов, в своё время приходят и уходят. И когда тело умирает, с ним умирает и способность речи.
Ум описать труднее. Это не «вещь», на которую мы можем так же легко указать, как делаем это с телом или речью. Как бы глубоко мы ни исследовали этот аспект бытия, нам не удастся действительно обнаружить какой-то определённый объект, который мы называем умом. В попытках описать этот неуловимый аспект бытия были написаны сотни, если не тысячи книг и статей. Однако, несмотря на то время и усилия, что были потрачены на попытки определить, что же такое ум и где он находится, ни один буддист — и, если на то пошло, ни один западный учёный — не смог заявить раз и навсегда: «Ага! Я нашёл ум! Он расположен в этой части тела, выглядит таким вот образом и работает вот так».
В лучшем случае столетия исследований смогли определить, что ум не имеет определённого местонахождения, формы, цвета или какого-либо иного материального качества, которое можно приписать другим основным аспектам человеческого существа, например, расположению сердца и лёгких, основным принципам кровообращения или областям, которые управляют важнейшими функциями организма наподобие регуляции обмена веществ. Насколько легче было бы сказать, что такая безнадёжно неопределимая штука, как ум, вообще не существует! Насколько проще было бы отнести ум к сфере таких вымышленных вещей, как духи, гоблины и феи!
Но разве может кто-либо всерьёз отрицать существование ума? Мы думаем. Мы чувствуем. Мы осознаём, когда у нас болит спина или немеют ноги. Мы знаем, когда мы устали или бодры, счастливы или грустим. Неспособность точно обнаружить или определить то или иное явление ещё не означает, что оно не существует. В действительности это всего лишь означает, что мы ещё не накопили достаточно информации, чтобы представить себе его рабочую модель.
Используя простую аналогию, можно сравнить научное понимание ума с нашим принятием такой простой вещи, как электричество. Чтобы включить свет или телевизор, не требуется детального знания полупроводниковых схем, природы электрического тока или электромагнитного поля. Если свет не горит, вы меняете лампочку. Если не работает телевизор, вы проверяете кабель или соединение со спутниковой антенной. Возможно, вам придётся заменить перегоревшую лампочку, плотнее закрепить в гнёздах телевизора провода, соединяющие его с кабельной коробкой или спутниковой антенной, или заменить перегоревший предохранитель. В худшем случае вам придётся вызвать электрика. Но в основе всех этих действий лежит элементарное понимание, или вера в то, что электричество работает.
Схожая ситуация лежит и в основе работы ума. Современная наука смогла выявить множество клеточных структур и процессов, связанных с интеллектуальными, эмоциональными и сенсорными событиями, которые у нас ассоциируются с функционированием ума. Но ей ещё только предстоит найти что-то, хотя бы приблизительно соответствующее тому, из чего состоит сам ум. На самом деле чем пристальней учёные изучают умственную деятельность, тем ближе они подходят к буддийскому пониманию ума как непрерывно развивающегося события, а не отдельной, изолированной сущности.
В первых переводах буддийских текстов ум пытались определять как особую «вещь» или «субстанцию», существующую за пределами современного научного понимания. Но такие неправильные переводы основывались на ранних представлениях западной науки о том, что любой опыт или переживание, в конечном счёте могут быть сведены к какому-то аспекту физической функции организма. Более поздние интерпретации классических текстов обнаруживают понимание, которое гораздо ближе к современной научной концепции ума как своего рода постоянно развёртывающегося «происшествия», процесса или события, возникающего за счёт взаимодействия неврологических привычек и непредсказуемых элементов непосредственного опыта.