Читать интересную книгу Оракул мертвых - Валерио Манфреди

Мишель остолбенел от увиденного. Он встал и неподвижно смотрел на это чудо, внезапно появившееся из ничего:

— Что это? Господи, я поверить не могу! Клаудио, Клаудио, что это?

Клаудио стоял на коленях перед девушкой и держал ее за руку, будто пытаясь передать ей свое тепло и жизнь. Он едва обернулся и бросил взгляд на огромный сосуд. На несколько долгих мгновений ему показалось, что все вокруг него исчезло. Ему вдруг представился томик, упавший к его ногам в библиотеке археологической школы, — «Гипотезы о некромантическом ритуале в одиннадцатой песни „Одиссеи“». Он снова повернулся и посмотрел на девушку.

— Вероятно, подделка… Должно быть, навеянная стихами из «Одиссеи», о сошествии в Аид, путешествии в страну мертвых.

— Но… но он… золотой, — пробормотал Мишель.

— Великие подделки всегда выполняются из драгоценных материалов… чтобы выглядеть более достоверными. Смотри, мастер пытался подражать стилю угаритских кубков… Он не может быть подлинным. Дай мне покрывало.

Норман дрожащей рукой приподнял сосуд, а Мишель достал из-под него покрывало и протянул его Клаудио. Тот накрыл им девушку.

— Что мы с этим будем делать? — спросил Норман, снова ставя сосуд на стол.

— Спрячь его, — ответил Клаудио. — Он был спрятан, когда мы его нашли.

— Да, — сказал Норман. — Не странно ли это? Такое впечатление, будто его нашли недавно… На нем еще сохранились следы пыли и грязи.

Мишель подошел к нему, провел пальцами по сосуду и взял немного вещества, отложившегося на стенках, большим и указательным пальцами.

— Это не грязь… это кровь.

Норман вздрогнул:

— Что ты говоришь, Мишель?

— Это кровь, говорю тебе… Ей много сотен, тысяч лет, быть может… и теперь она превратилась в гумус. Я уже видел подобное в жертвенной могиле в Плутониуме в Иераполисе, в Турции. Несомненно, сосуд явился из какого-то большого святилища.

Клаудио ощутил озноб.

— Спрячьте его, — сказал он, не отрывая взгляда от лица Элени.

Норман и Мишель послушались. Они поставили сосуд в старый угловой шкаф, стоявший в дальнем краю комнаты.

Вскоре вернулся Ари.

— Вы правы, — произнес он. — Полиция дежурит во всех больницах и арестовывает всех, кто поступает туда с ранами и контузией.

Клаудио обернулся к нему.

— Элени немедленно нужно лечение, — сказал он. — Я перевязал рану, но у нее жар. Ей нужна кровь, антибиотики, возможно, пуля все еще в ее теле.

— Через пять минут к заднему выходу подъедет такси, оно отвезет вас в амбулаторию к одному хирургу. Это друг, он не станет задавать вопросов, но для переливания ему нужны кое-какие лекарства и инструменты. Ты, Мишель, на своей машине поедешь купить то, что значится в этом списке, — в дежурной аптеке на площади Димитриу, — и отвезешь все это по адресу, который написан ниже. Кто-нибудь знает, какая у девушки группа крови?

— А, резус положительный, — сказал Клаудио. — Так написано в медальоне у нее на шее.

— Как у меня, — проговорил Норман. — Я дам ей свою кровь.

— Хорошо. Не будем больше терять времени. Пошли, отнесем ее на улицу. — Его взгляд упал на одеяло, которым была накрыта Элени, он обернулся к столу, где прежде стоял сосуд, а потом посмотрел на молодых людей.

— Мы больше ничего не нашли, — смущенно пробормотал Мишель.

Ари какое-то мгновение колебался, а потом сказал:

— Вы правильно поступили… Куда вы его поставили?

Мишель знаком указал на шкаф.

— Никому об этом не говорите, пожалуйста… пожалуйста. Его… его обнаружил профессор Арватис, это его последняя находка… Он умер из-за нее. Позже я расскажу вам все, что знаю. А теперь поклянитесь мне, что ни с кем не будете об этом разговаривать.

Молодые люди согласились.

— А сейчас пойдем, — продолжил Ари, — нам нужно позаботиться об этой девушке.

Норман и Клаудио скрестили руки, сделав что-то наподобие сиденья, и перенесли Элени в такси, уже ожидавшее у входа с заведенным мотором. Ари вполголоса сообщил таксисту адрес, и машина стремительно тронулась. Норман сидел впереди Клаудио, который, забившись в угол на заднем сиденье, держал на коленях голову Элени и гладил ее рукой по ледяному лбу, покрытому потом.

Мишель тем временем ехал на своей маленькой малолитражке по улицам, постепенно начинавшим оживляться и заполняться машинами в предрассветные часы.

По всей видимости, аптекаря уже предупредили: он вручил молодому человеку все, что тому требовалось, не задавая лишних вопросов. Мишель расплатился и немедленно двинулся в обратный путь. Он двигался осторожно, стараясь не привлекать внимание, объезжая опасные районы. В какой-то момент, решив, что опасность миновала, он вдавил педаль газа в пол. Назначенное место было уже недалеко.

Вдруг, когда он собирался повернуть налево, с перекрестка выехала полицейская машина с включенной сиреной и проблесковым маячком. Мишелю показалось, что он умирает. Автомобиль обогнал его, и из правого окна высунули знак «стоп». Мишель остановился, стараясь сохранять спокойствие.

Полицейский взглянул на французский номерной знак машины и подошел к водителю, приставив руку к фуражке.

— То диаватирио, паракало.[7]

Мишель вынул из кармана права и паспорт и протянул их патрульному.

— А, вы понимаете по-гречески, — проговорил полицейский.

— Да, — ответил Мишель, — я немного говорю на вашем языке. Я учусь во французской археологической школе в Афинах.

— Значит, студент. Хорошо, хорошо. Вы знаете, что здесь существует ограничение — пятьдесят километров в час?

— О, я сожалею, дело в том, что я должен встретить своего профессора на вокзале и опаздываю. Я не слышал будильника и…

Другой полицейский, тот, что сидел за рулем, тем временем вышел из машины и расхаживал вокруг малолитражки, украдкой заглядывая внутрь. Внезапно он подошел к коллеге и шепнул ему что-то на ухо. Мишель вспотел, но старался держаться непринужденно.

— Выйдите из машины, пожалуйста, — сказал офицер, внезапно становясь серьезным.

— Послушайте, будьте ко мне снисходительны, я действительно опаздываю. — Он сунул руку в кошелек. — Если вы скажете мне, сколько я должен заплатить за правонарушение… Видите ли, если профессор приедет, а меня там не окажется, у меня будут неприятности и…

— Выйдите из машины, пожалуйста.

Мишель вышел из машины и встал посреди улицы с кошельком в руке.

Полицейский зажег электрический фонарик и начал досмотр. Луч осветил заднее сиденье, обнаруживая большое пятно крови. Крови Элени. Потом патрульный достал аптечку и открыл ее: там лежали бинты, игла для переливания крови, ксилокаин, кетгут, антибиотики.

— Полагаю, вашему профессору придется взять такси, — сказал он с ухмылкой. — Вы должны нам кое-что объяснить, мсье Шарье.

Мишель в жизни своей прежде не испытывал физической боли, разве что самую незначительную. Его отвезли в большое серое здание, расположенное неподалеку, и отвели в подвал, закрыв в пустом помещении. Несколько минут он ждал, напрягая слух. Ему показалось, будто он слышит приглушенные крики, стоны, звук шагов, хлопанье дверей, какую-то суету. Человеку, явившемуся допрашивать его, он ответил, что не станет ничего говорить до тех пор, пока не вызовут представителя французского консульства.

Однако он заговорил, и довольно скоро: мало кто был способен выдержать пытку под названием «фаланга». При первых ударах по голым ступням он стиснул зубы, призывая на помощь все свое мужество и преданность друзьям, но жестокая боль проникала ему в мозг, парализуя его волю.

Он кричал, вопил и проклинал, а потом безутешно заплакал. Боль, мучившая каждую клеточку его тела, каждый миллиметр кожи, тем не менее позволяла ему думать. Он понимал, что уже все выдал, что предал друзей, и это сознание было еще мучительнее пытки.

Его палач бил спокойно и точно, словно ничего не слышал. Казалось, он методично выполняет нужную работу — он еще несколько минут продолжал избиение после того, как Мишель прокричал, что все скажет… все. Создавалось такое впечатление, будто палач наказывает его за то, что молодой человек не избавил его от этой, пусть краткой, работы.

Он провел платком по лбу и по волосатой груди, а потом сказал что-то в переговорное устройство, висевшее на стене. Вскоре в помещение вошел чиновник в штатском, чтобы отвести Мишеля в смежную комнату. Палач остался на пороге пыточной. Почти тут же двое полицейских привели второго юношу, с лицом, покрытым синяками, — рот его был полон крови, в глазах стоял ужас.

Мишель сделал было движение, пытаясь подняться, но, едва коснувшись ногами пола, упал, закричав от боли. Двое полицейских привязали молодого человека к пыточной скамье, сняли с него ботинки и носки, а потом приподняли Мишеля и вывели его из комнаты.