Мужчина с бейсболкой в руке стоял около столика.
– Если вы не хотите, ничего страшного, я не обижусь.
Первым ее движением было послать его куда подальше, но, с другой стороны, поговорив с ним, она, может, перестанет испытывать эти непонятные страхи.
– Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо. Я зашел в туристический центр, как вы и советовали, и набрал карты, буклеты, даже кучу всяких купонов со скидками. И там мне порекомендовали обедать здесь. Здесь фирменное блюдо суп из стручков бамии.
– Чего не пробовала, того не пробовала, но, раз говорят, значит, так и есть.
Он посмотрел в окно.
– Вид отсюда потрясающий.
– Вы, кажется, говорили, что впервые здесь.
– Точно, мэм.
– И почему это вы решили приехать именно сюда, да еще в это время года?
– Я приехал из Нашвилла на свадьбу сестры в Мобил, а мой новый шурин посоветовал мне заехать сюда, чтобы вкусить все удовольствия курортной жизни – пляж, рыбалку и все такое, а поскольку у меня не полностью использован отпуск, мне надо во что бы то ни стало до конца года догулять свое. Вот я и приехал.
Что правда, то правда. Вот он и приехал. И она наталкивается на него по три раза на дню. А сейчас сидит напротив него, но опять чувствует эти странные вибрации. Может, все из-за его манер и не совсем понятных объяснений.
Верно, это все из-за его странных манер. С виду он такой рубаха-парень, а когда присмотришься повнимательнее, вроде бы и нет: слишком уж странно он смотрит на нее, будто изучает. От него исходит какой-то необычный магнетизм и выглядит он крутым мужиком; ему бы пошел кожаный байкерский прикид, а не ветровка.
Подошла официантка и взяла у них заказ. Через две минуты вернулась с пивом для него и с молоком для Миган.
Он поднял свой стакан.
– За солнце, песок и рыбалку, – провозгласил он, чокаясь с нею. – И за легкие роды и здорового младенца.
– За это я выпью.
– Так когда сеньор попросится на выход?
– Числа двадцать пятого-двадцать седьмого декабря.
– Ух ты! Да не придется тащить его Дедушке Морозу. Вы, должно быть, вся как на иголках? Это ваш первенец?
– Это моя первая беременность. – Всегда лучше придерживаться более или менее правдивых фактов за вычетом мелких подробностей.
– Вы выглядите потрясающе. Видать, правду говорят о том, что женщины на сносях светятся изнутри.
Комплимент получился неуклюжий. Она это терпеть не могла. Ничего потрясающего в ее виде не было. Она похожа на выскочившую на мель китиху, и, сколько первый встречный-поперечный не будет убеждать ее в обратном, лучше ей от этого не станет. И зачем он несет эту околесицу? Впечатление такое, будто он ищет, с кем бы познакомиться, и она у него на примете.
Он сделал большой глоток пива и забарабанил пальцами по столу.
– Вы всегда такая молчаливая или из-за компании?
– Я молчаливая. И из-за компании. Я не привыкла обедать с незнакомцами.
– Благодарю за то, что вы для меня сделали исключение, хотя я, в сущности, навязал вам себя. Честно говоря, я думал, вы пошлете меня.
– Я так и собиралась сделать.
– Если желаете, я могу пересесть за другой столик, хотя мне хотелось бы остаться.
– С чего бы это?
– Я же сказал. Терпеть не могу есть в одиночку. – Он теребил в руках салфетку. – А потом, мне показалось, что вам приятно было бы поговорить с кем-нибудь. Мне кажется, беременной так тоскливо быть одной, а как представлю вас одну в этом огромном доме… У вас поблизости даже соседей нет на случай, если понадобится помощь… ну мало ли что, преждевременные схватки или еще чего… Вам надо бы иметь сторожевую собаку, большую, надежную… – Он помолчал. – Или у вас уже есть такая?
Сердце Миган сжалось.
– Откуда вы знаете, где я остановилась?
– Я был сегодня утром на берегу и видел, как вы поднимались в дом по лестнице.
– Я сама могу позаботиться о себе. Да и сегодня я уже не буду одна. Вечером приезжает муж. – Чистая ахинея, но ей стало немного лучше.
– Правда?
– Да.
Он больше не спрашивал, но ей показалось, что он не поверил ни одному ее слову. Пришла официантка с едой.
Миган торопливо расправилась с едой, аппетит куда-то пропал. Как только она закончила, достала из кошелька десятидолларовую бумажку и бросила на стол.
– Этого хватит за мой заказ. А теперь прошу меня извинить, но у меня встреча и я не хочу опаздывать.
Он поднялся с улыбкой на губах, отчего вид у него сразу стал озорной, а не зловещий.
– Ну вот я опять. Вечно что-нибудь брякну не то. Снова вас обидел. Язык мой – враг мой.
– Не в том дело. Просто мне кажется, что вы преследуете меня, и, если это будет продолжаться, я позвоню в полицию. – Она не хотела говорить так в лоб, но он достал ее. Если он и впрямь досужий турист, пошевелил бы мозгами, прежде чем приставать к ней. А если он с дурными намерениями, то она дала ему понять, что не такая уж она тихоня и лучше с ней не связываться.
Она шла к дверям, чувствуя его взгляд, но оборачиваться не стала. Когда она дошла до своей машины, руки у нее дрожали, а к глазам подступили слезы. Она несколько раз моргнула, чтобы не расплакаться. Последний раз Миган плакала на похоронах Джеки, но она не собирается давать волю слезам сейчас только потому, что жизнь ее распадается на куски и у нее нет сил, чтобы совладать со всем этим.
Барт Кромвель. Работа. Джон. Дом. Мысли о матери. Воспоминания о бабушке. Ребенок, растущий у нее в чреве и никому не принадлежащий, и менее всего ей самой.
Но откуда чувство такой сильной связи с растущей в ней жизнью? Почему при мысли о том, что девочку надо отдать приемным родителям, у нее кошки на душе скребут и сердце разрывается на части?
Она влезла в машину, прижалась головой к рулю и расплакалась.
Миган только переступила порог «Пеликаньего насеста» и сразу почувствовала, что кто-то побывал здесь в ее отсутствие. Она это почувствовала каким-то особым чутьем, как женщины чувствуют, что кто-то готовил на их кухне или пользовался их косметикой. Об этом говорили мелочи, на которые она бы ни за что не обратила внимания, если бы все было на своих местах, но в том-то и дело, что они были не на своих местах.
Коврик у задней двери сдвинут с места и смят, вместо того чтобы лежать ровно и без складок, как всегда. Вставая из-за стола, она всегда задвигает стулья, а тут стул в кухне-фонаре, где она обычно завтракает, стоит рядом со столом, да еще и под углом.
Она почувствовала, как у нее на затылке встали торчком волосы, а в душе зашевелился страх и нервы напряглись.
Однако беспокойство, владевшее ею последние два дня, как-то не вязалось с чувством безопасности, которое она обычно испытывала в старом большом доме. Она глубоко вздохнула и попыталась собраться с мыслями. У Фенелды есть ключи. Не исключено, что она заходила, чтобы что-то прибрать или доделать уборку, которую не успела закончить к приезду Миган. Скорее всего, так и есть. Она уверена, что, уезжая, закрыла дверь на ключ, и она была заперта, когда она вернулась. Так что кто бы это ни был, он пользовался ключом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});