Я облегчённо выдохнула. Уже за одно это я готова была терпеть и задёрнутую шторку и недовольно поджатые губы монахини. Кажется, даже невозможность нормально передвигаться угнетала меня меньше, чем ощущение немытого тела.
Я немного загрустила, вспомнив мою уютную ванную, ароматную пену, в которой я любила отмокать в конце напряжённого дня, мой любимый травяной шампунь и множество баночек с кремом для лица и тела, которые остались дома. Да что крема, здесь даже туалетной бумаги не было! А ежемесячные женские дела грозили превратиться в серьёзное испытание.
Карета продолжала катиться по дороге, к счастью, довольно сносной, кажется, вымощенной камнем. Иногда её ощутимо потряхивало, и я оглядывалась проверить, как там Беан. То, что ребёнок должен так долго ехать снаружи, серьёзно волновало меня. Но на моё предложение посадить мальчика между нами, сестра Винавия ответила категорическим отказом. Мне пришлось смириться.
- Надеюсь, я не ошиблась, согласившись взять не только тебя, но и твоего брата, - сказала она, спустя некоторое время. – Мальчику придётся постараться быть полезным, чтобы остаться в приюте.
Я нахмурилась.
- Ему всего восемь. Он, конечно, будет помогать мне…
- Праздность – худший из врагов, - сурово отрезала монахиня. – И возраст здесь ни при чём! В приюте каждый имеет свои обязанности.
- Я вовсе не против, - примирительно произнесла я. – Главное, чтобы они были по силам маленькому мальчику.
Сестра Винавия сердито фыркнула и замолчала. Остаток дороги мы провели в раздумьях, и мои мысли нельзя было назвать лёгкими.
Приют показался из-за поворота дороги, когда я уже устала оглядываться на Беана, а сама чувствовала себя разбитой из-за постоянной тряски. Мощёная дорога давно кончилась, и сейчас, казалось, состояла из сплошных кочек. Я облегчённо вздохнула, надеясь на скорый отдых.
Карета, дребезжа, прокатилась по дорожке, посыпанной серым песком и наконец остановилась перед приземистым каменным зданием.
Сестра Винавия открыла дверь и при помощи возницы спустилась на землю. Дверь с моей стороны открыл Беан.
- Как ты? – спросила я. – Сильно устал?
- Что ты! – удивился брат. – Я ещё никогда столько не катался!
Я улыбнулась. Оптимизм этого светлого мальчика развеял мои мрачные мысли.
- Как же мне спуститься? – спросила я. – Пойди и узнай у сестры Винавии, есть ли в приюте коляска.
Не успел Беан кинуться к дверям, как возле кареты возникла очень выдающаяся особа. Она, несомненно, тоже была монахиней, об этом говорило тёмное, как у сестры Винавии одеяние, но внешность этой женщины нельзя было назвать ординарной. Ростом она была под два метра, подкатанные рукава открывали сильные загорелые руки. Грубо вылепленное лицо было начисто лишено женской привлекательности, но морщинки в уголках губ говорили о том, что эта женщина часто улыбается.
- С приездом, милая, - сказала эта гренадёрша в монашеском одеянии, а в следующую секунду уже ловко продела руку под мои колени и подхватила меня с сидения. – Коляску привезут завтра утром, - пояснила она, направляясь к входу в приют. – Мы думали, что ты приедешь со своей.
- Она сломалась, - поспешил проинформировать Беан. – Когда…
Я строго взглянула на мальчика, дав понять, что не стоит распространяться о том, как именно разбилась коляска.
- Подержи-как дверь, паренёк, - попросила монахиня.
Беан с готовностью широко раскрыл дверь, и мы наконец вошли в приют. Я с любопытством крутила головой по сторонам, пытаясь оглядеться.
Здесь было очень мало света. Несмотря на то, что на улице был ясный день, в каменной коробке прихожей по углам прятались тени. Налево и направо уходили узкие коридоры, по обе стороны от него, видимо, располагались жилые комнаты. Двери в них были плотно закрыты, и я не услышала голосов.
- А где же дети? – спросила я.
- Ещё увидишь вечером, - пообещала монахиня. – А сейчас все заняты делом.
Она толкнула одну из дверей и занесла меня в крохотную комнатушку. Грубо сколоченная то ли широкая лавка, то ли кровать, маленький стол и короткий тюфячок в углу – вот и всё, что здесь было. Тусклое оконце давало немного света.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Монахиня усадила меня на лавку.
- Немного передохни, а я пока нагрею тебе воды помыться.
- Спасибо! – с искренней благодарностью произнесла я. Неужели я наконец искупаюсь?! – А как вас зовут?
- Сестра Морея, - сказала монахиня и позвала Беана. – Пойдём-ка, поможешь мне наносить воды.
Мальчик просиял и с готовностью отправился за монахиней. Беану всё было интересно, тогда как я, оставшись в узкой маленькой комнате, немного приуныла. После духоты кареты здесь было прохладно, как бывает только в каменных домах. Летом это плюс, а вот зимой здесь должно быть просто очень холодно!
Правда, я не собиралась жить здесь до зимы, но кто его знает, что ждёт нас впереди. Нужно думать о хорошем, но быть готовым ко всему.
Беан вернулся, таща над головой глубокое корыто. Потом, пыхтя, притащил два ведра воды. Кастрюлю с кипятком принесла сестра Морея.
- Подожди за дверью, - сказала она мальчику. – Сначала я помогу помыться твоей сестре, потом займёмся тобой.
Она вытащила из кармана передника ножницы.
- А это зачем? – не поняла я.
- Твои волосы слишком длинные. Я подстригу их, чтобы не завелись насекомые.
Ну нет! У меня в первый раз в жизни были такие роскошные волосы!
- Я не дам их стричь! – выпалила я. – У меня не будет никаких насекомых, потому что я жую лакконе!
- Лакконе? – нахмурилась монахиня.
Потянувшись, я достала из нашего узла тряпицу с натёртым корнем.
- Вот.
Сестра Морея склонилась, понюхала и недоумённо взглянула на меня.
- Беан всегда копает его для меня и трёт, - объяснила я. – Если жевать лакконе через день, никакие насекомые не заведутся.
- Я никогда не видела такого растения, - недоверчиво сказала монахиня.
- Давайте спросим Беана, где он его копает, - предложила я.
Сестра Морея раскрыла дверь и позвала мальчика. Беан очень удивился, услышав мой вопрос.
- Разве ты забыла? – спросил он. – Семена лакконе привёз из плавания отец, а мама посадила их в саду. Когда в дом пришла жить фра Лин, она сказала, что в этих цветах нет никакой красоты и вырвала весь лакконе. Но у самого забора остался один корешок. Ты его выкопала и пересадила подальше, возле самого луга. Теперь он снова разросся, его там много! Только…как я теперь буду его копать?!
Я тоже расстроилась. Наш отъезд был слишком стремительным, чтобы позаботиться о лакконе. Но я что-нибудь придумаю! Однако прежде надо было помыться, пока мне любезно предоставили такую возможность. Интуиция говорила мне, что в доме, где полно детей, с помывкой могут быть проблемы.
Беана снова выдворили за дверь, а сестра Морея ловко смешала в корыте горячую и холодную воду, попробовала и направилась ко мне.
- Не нужно! – пискнула я. – Я сама помоюсь!
- Хотела бы я посмотреть, как ты сама промоешь такую гриву, - добродушно усмехнулась она. – А кто потрёт тебе спину? Кто польёт чистой водички?
Я смущённо молчала. В прошлой жизни я привыкла ни от кого не зависеть. Видимо, придётся привыкать. Скорее бы подняться на ноги!
Сестра Морея была профессиональной сиделкой. Я поняла это сразу, как только она взялась за меня. В одно мгновение она полила мои волосы какой-то резко пахнущей жидкостью, такой же едкой, как и вонючей. Глаза защипало, но монахиня не дала мне смыть убойный «шампунь», приказав массировать голову. Сама она тем временем ловко намылила тем же жидким средством мои плечи и спину, и я на себе почувствовала, как жёсткая мочалка разгоняет кровь.
Я едва не взмолилась не тереть так сильно, но стерпела. Удовольствие от тёплой воды и ощущения, что с меня слазят вековые запасы грязи, было сильнее неудобств. Оттерев мою кожу до скрипа, сестра Морея ловко подхватила моё тщедушное тело, поставив на ноги, и, удерживая одной рукой, принялась поливать тёплой водой, черпая из ковша. Эх, где моя суперсовременная душевая кабина? Кажется, только сейчас я поняла, как нас разбаловала цивилизация.