В рукописи одной из «Англосаксонских хроник» в записи от 793 года сказано:
«В этом году грозные предзнаменования появлялись в Нортумбрии и очень напугали жителей: невообразимо ярко вспыхивали молнии, в небе парили ужасные драконы, а вскоре начался сильный голод, после которого в тот же год, восьмого июня, язычники опустошили и разрушили Божью церковь в Линдисфарне, прибегнув к грабежу и убийству».
Викинги распоясались и на протяжении почти трех столетий опустошали набегами огромные пространства этих островов и часто селились на завоеванных землях, угрожая вытеснить язык, подававший такие большие надежды. На северные и западные берега Шотландии совершали набеги норвежцы, захлестнув на северо-западе Англии Камбрию. Наибольшую угрозу представляли силы датчан, чьи армии разграбили и затем заняли значительную часть центральных графств на востоке Англии. Как отмечалось в «Англосаксонских хрониках», они были язычниками, причем весьма воинственными и удачливыми в сражениях; у них не было причин отказываться от собственного языка, который имел тот же первоисточник, что и английский, но со временем развился в отдельный самостоятельный язык. Подобно кельтским языкам, английский столкнулся с угрозой притеснения и вытеснения.
Важно подчеркнуть, что использовать слово «английский» в таком контексте следует весьма осторожно. Вполне вероятно, кто-то все еще говорил на кельтском, а разрозненные германские диалекты, пусть и взаимопонятные, имели свои различия и никоим образом не были единым целым. При этом отец английской истории Беда назвал свой труд «Церковной историей народа англов», а это само по себе, в сочетании с ранним переводом его труда на древнеанглийский, явно указывает на существование сформировавшейся основы общего, единого языка. В этот процесс вторглись датчане.
Они срывали драгоценные камни с дорогих переплетов рукописей и носили их как украшения. Евангелие из Линдисфарна постигла та же участь, но, к счастью, сама рукопись чудом уцелела. Вернувшись через год после расхищения Линдисфарна, они разграбили Джарроу и сожгли знаменитую библиотеку, где в свое время черпал знания Беда. Кое-что удалось спасти, но создавалось впечатление, что целью набегов было искоренение того, что составляло главный ресурс для выживания английского языка: уничтожались книги. К середине IX века датчане занимали доминирующее положение в регионе. В 865 году они высадились в Восточной Англии с огромной армией и двинулись на юг, чтобы нанести хозяевам окончательное поражение. В 878 году они одержали решающую победу при Чиппенхеме. Уэссексу, последнему из былых королевств, суждено было вот-вот исчезнуть. Король Альфред, командовавший в то время английскими войсками, был вынужден бежать в Сомерсетские болота, называемые Равнинами. Согласно современным записям, он с небольшой группой выживших прошел «с трудом через лес в недосягаемые места». Настало время правления датчан.
Альфред — единственный английский монарх, удостоившийся прозвища Великий. Его называют Спасителем Англии. С этим именем в его точном значении можно поспорить, поскольку единой «Англии» тогда еще не существовало, а было нечто вроде федерации, которой лишь предстояло объединиться в будущем. Однако Альфред по праву может считаться спасителем английского языка: первое упоминание слова «английский» (Englisc) в отношении языка встречается именно в одном из его переводов — в предисловии к «Обязанностям пастыря» папы Григория I. При этом Альфред не только сохранил английский язык, но и закрепил его в сознании народа, используя язык для сплочения и, что более важно, в качестве основы для серьезной программы образования.
Однако это вряд ли казалось возможным в те дни, когда молодой король, скрывавшийся под чужим именем в хижине бедной женщины, задумался, сидя у огня и, как гласит предание, забыл про пшеничные лепешки, за которыми та поручила ему наблюдать; лепешки сгорели, и за это хозяйка хижины строго выбранила гостя.
Потерпев поражение, он развернул активную партизанскую войну: устраивал то тут, то там мелкие и крупные пешие и конные налеты на оккупировавшие его землю силы датского завоевателя Гутрума.
Альфред сознавал, что партизанской войны недостаточно. Чтобы победить датчан, необходимо было спровоцировать их на открытое сражение. Армия Альфреда была рассредоточена и разбита, но не уничтожена до конца. Весной 878 года Альфред собрал своих сторонников, воззвав к воинам фирд — ополчения из жителей графства, послужившего основой для формирования полков. К королю примкнули около 4000 человек, в основном из Уилтшира и Сомерсета. По сохранившимся сведениям, они были вооружены только щитами, боевыми топорами и метательными копьями.
Они собрались на пересечении дорог, у Эгбертова камня. Два дня спустя они выступили против пятитысячной датской армии, выгодно расположившейся на возвышенности в Этандуне (современный Эддингтон, в Уилтшире), на западной окраине равнины Солсбери. Молодой король возглавил войско, и, колотя по щитам, они ринулись на штурм. Как гласят исторические источники, за этим последовал разгром и бегство датчан. Современные историки оспаривают это, однако Альфред и его армия, без сомнения, одержали победу. Альфред вернул себе корону и королевство, а датчане сдались. Гутрум, предводитель датчан, принял христианство, а на церемонии крещения присутствовал сам Альфред, ставший его крестным отцом. В память об этой победе — без сомнения, победе важнейшей для зарождающейся Англии и решающей для ее языка — на скалистом склоне холма в Уилтшире была высечена огромная белая лошадь. Альфред спас английский язык.
Стоит вкратце упомянуть и о том, как могло бы обернуться дело. Датчане отличались свирепостью и стремились к завоеваниям; займи они всю страну, победившим языком наверняка стал бы один из их (а не из «английских») диалектов. Имело бы это значение? Полагаю, что да. Их немногочисленные скудные записи не шли ни в какое сравнение с твердо установленными традициями завоеванных ими земель. Их отношение к письменному языку можно было в общих чертах сформулировать так: сжечь или (в более выигрышном для потомков варианте) отшвырнуть в сторону. И хотя эта разновидность германского диалекта могла со временем вырасти и укрепиться, понадобилось бы не одно столетие, и неизвестно, обладал бы другой язык, окажись он на грани исчезновения, таким же жизнеутверждающим сочетанием неистового упорства, поразительной гибкости и жизненно необходимой способности к поглощению, как английский.
После битвы при Этандуне английский язык не только выдержал испытания, но и расцвел, возмужал. Закаленный в огне, он продолжил свой путь. На то были две основные причины: сам Альфред и страстно стремящаяся к самосохранению природа этого языка, который медленно, но упорно становился английским.
Иногда мне кажется, что викторианцы зря прозвали Альфреда Великим, сделав из него тем самым какого-то детского героя. Он стоил гораздо большего. Рассказывать обо всех его достижениях в рамках этой книги мы не будем, но, повествуя о языке, необходимо подчеркнуть, что вклад Альфреда в его развитие был исключительным.
Датчане потерпели поражение, но оказались упорным противником: они возвращались снова и снова. Альфред одержал победу, но война не была окончена. Он понимал, что его собственное королевство и племена, которые теперь ему подчинялись, все еще не оправились от понесенных потерь. Им необходимо было чувство безопасности и защищенности; они хотели быть на стороне победителя. И английский язык, используемый Альфредом, сплотил их. Этот человек первым (и далеко не последним) понял, что верность и силу можно завоевать, прибегнув к общему языку. Он заметил, что в самом языке, в повседневных словах заложена история и целостность, к которым можно обратиться. Он взялся за обучение народа языку так, чтобы люди гордились своим языком, объединялись вокруг него и были готовы за него сражаться.
Он сознавал, что датчане не покорятся и что численности его армии недостаточно, чтобы принудить их к этому, поэтому он провел границу через всю страну от Темзы до древней римской дороги Уотлинг. Земли к северу и востоку оставались под владычеством датчан и именовались Данелагом, областью датского права. Земли к югу и западу оставались за западными саксами, образовав ядро новой Англии. Граница была отнюдь не условной: пересекать ее было дозволено только торговцам. Этому проявлению коммерческого реализма суждено было принципиально изменить структуру английского языка в большей степени, чем всем остальным факторам до и после него. Торговля отточила язык и придала ему еще большую гибкость.
Нашествие викингов принесло в страну преимущественно датский язык. Однако вместе с ним сюда проник и родственный ему норвежский. Примерно до 1000 года эти диалекты мало различались между собой и были известны как «северная речь», или древнескандинавский язык. В центре Данелага эту речь пытались насадить так же настойчиво, как добивались военного суверенитета. Что интересно, успехи в этом направлении были довольно ограниченными — если не считать грамматики. На более поздних этапах английский язык приобретет грандиозную способность брать на вооружение, поглощать и преобразовывать другие языки, не жертвуя собственным словарным запасом и смысловым содержанием, но сейчас, на раннем этапе, спустя 400 лет после того, как фризские и другие племена «пересадили» корни английского языка в народ, который потом будет тоже именоваться английским, язык продолжал проявлять небывалую строптивость: он принял не больше дюжины кельтских слов, всего около 200 латинских, и даже теперь от превосходящих сил противника в лице датчан в сокровищницу языка, насчитывавшую почти 25 000 слов, попало не больше полутора сотен слов. Это можно частично объяснить тем фактом, что власть была сосредоточена в Винчестере и тексты со всей страны переписывались здесь на западносаксонском диалекте. Кроме того, похоже, на этом этапе английский язык так глубоко пустил корни в местную почву, что сдвинуть его с места не представлялось возможным. Благодаря этой строптивости язык так прочно осел, что позднее, под тяжестью еще более разрушительных последствий Норманнского завоевания, он сохранил способность подпитываться с помощью глубоких и мощных стержневых корней.