Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ночевал?
Щеки Гостомысла порозовели, — ему двенадцать лет, и он, как все подростки его возраста, болезненно относится к проявлениям нежности, стараясь показать, что он уже взрослый, поэтому поцелуй отца в присутствии дружинников его сильно смутил.
— Хорошо, — недовольно буркнул он.
Отец насторожился:
— Чай, не заболел ли?
— Нет, — ответил Гостомысл и, млея от стыда, едва слышно попросил. — Отец — я большой. Я — воин. Пожалуйста, не целуй меня, как маленького.
Суровый князь улыбнулся. Он любил этого мальчика. Синими большими глазами, шелковистыми вьющимися волосами оттенка топленого молока он напоминал князю его любимую жену Веселку.
Лет двадцать назад у князя Буревого было четыре сына. Было кому продолжить род словенских князей.
Но однажды произошло то, о чем он всегда старался не думать: сбылось старое проклятие рода словенский князей.
Хорошо помнится князю это предание: однажды его предок Великий Волхв напал на плывущую по реке одинокую ладью. Но богатств в ней не оказалось. В ладье была только девица. Но девица, прекраснее которой он на свете не видел. И, привыкший к самовластью, Волхв силой взял ее. А наутро сделал еще более страшный поступок — принес красавицу в жертву грозному Чернобогу, бросив ее в холодные воды реки Мутной. Но перед тем, как умереть, девица прокляла Волхва и его потомков именем богини Макоши, покровительницы всех женщин и любви. С тех пор Волхв лишился волшебной силы, и из злобы утопился в мутной реке. И тогда воды реки просветлели и в народе стали ее называть Волховом.
Но с тех пор потомки Волхва, словенские князья, гибнут в войнах, едва достигнув совершеннолетия.
Так случилось и с сыновьями Буревоя: сначала погиб старший сын во время столкновения с морскими разбойниками; а во время очередного похода на кочевников погибли и остальные сыновья.
Больше некому стало продолжать род князей словенских. В живых остаются только девки, которых не коснулось проклятие.
Конечно, на худой конец и девки годятся, через них ладно родниться с князьями дружественных племен.
Подумал тогда князь Буревой, что остался он без преемника.
Но, как иногда случается с мужчинами на склоне лет, пришла к нему последняя любовь, — влюбился он без памяти в молодую красавицу Веселку.
Узнав об этом, прежняя жена князя, понимая, что она стара для того, чтобы рожать князю сыновей, тихо ушла жить в подаренный ей князем городок.
А князь женился на голубоглазой Веселке.
«Хвала богине Макоши, которая дала молодой жене сына»! — не уставал князь воздавать хвалу богине женщин и любви.
Долго размышлял князь над тем, почему богиня Макоша обернулась к нему милостью, и не было у него ответа, кроме одного — богиня любви дрогнула перед неистовостью любви старого воина и молодой красавицы.
Однако, помня о старом проклятии, князь Буревой особенно тщательно берег сына.
Как только исполнилось Гостомыслу пять лет, дружина опоясала его мечом и посадила на коня. И стал думать князь, кому бы из бояр по старому обычаю отдать сына на воспитание.
Самый сильный и отважный воин в дружине был воевода Храбр. Рубил он головы врагов, словно кочаны капусты.
Любил его Буревой, и потому сердце говорило, что по справедливости ему надо было отдавать на воспитание юного княжича.
Да только разум мешал оказать честь боярину воспитывать княжеского наследника.
Все время всплывали воспоминания о погибших сыновьях. Воспитали их отважные воины, и сами они стали великими воинами, без страха первыми шли во главе дружины в бой... потому и погибли.
И Веселка, — не дело женщины лезть в мужские дела, — но, беспокоясь о единственном сыне, просила мужа сберечь сына.
Именно она обратила внимание мужа на боярина Стоума.
Не был Стоум отмечен воинской лихостью, не был первым он в схватке, когда воины сталкивались лицом к лицу с врагом. И даже иногда, казалось, что был он чрезмерно осторожен. Однако отряды под его руководством никогда не терпели поражения. Был он осторожен и хитер, как старый лис, потому и побеждал.
Да и сам Буревой, хотя и слыл грозой для врагов, предпочитал добиваться своего хитростью.
После долгих размышлений князь Буревой принял решение, — ни к чему князю простодушие, — и отдал он сына на воспитание боярину Стоуму.
Гостомысл догадался о мыслях отца, и, продолжая краснеть, поправился:
— Отец, ну хотя бы на людях...
— Ладно, — примирительно сказал князь Буревой, сел в кресло и подал знак.
После этого сели и остальные: поправили шубы и шапки; благообразно пригладили волосы и бороды; приготовились.
Гостомысл присел на специальный стульчик сбоку от отцовского кресла.
— Здорово ли ночевали? — начал разговор князь с приветствия.
— Здорово, здорово! — закивали шапками бояре. — И ты будь здрав, князь.
Пока кивали шапками, перед князем встал первый воевода Храбр, коренастый, в кафтане черного бархата, шляпе пуховой, сапогах сафьяна зеленого. В руке — берестяной свиток с заметками.
Развернув свиток, воевода отставил ногу в сторону и важно кашлянул. Дождавшись тишины, начал докладывать последние новости:
— Все хорошо у нас, князь. Только разведчики с юга доносят, что древляне напали на полян, разграбили их городки и увели много жен в полон.
— Дикий же народ эти древляне, — с осуждением покачал головой Буревой.
— Дикий, дикий, — прошелся шепоток среди бояр.
— А дань древляне заплатили? — поинтересовался князь Буревой. Он и так знал, кто и что заплатил, но хотел подчеркнуть, что его расположение зависит от уплаченной дани.
— Заплатили, — ответил Храбр.
— А что — поляне? — спросил князь Буревой.
— Поляне тоже заплатили дань полностью, — сказал Храбр.
— Я по поводу — дали ли они отпор древлянам? — уточнил вопрос князь Буревой.
— А как же — дали. Киев они отстояли. Но малые городки вокруг древляне разграбили полностью.
Князь Буревой на некоторое время задумался.
Храбр подождал немного, затем не вытерпел и спросил:
— Ну, так что князь, послать дружину на древлян?
— Зачем? — удивленно поднял брови князь Буревой.
— Ну, чтобы поучить их, что нельзя без позволения князя словенского разбойничать против дружеских племен, — сказал Храбр.
— Так дань же древляне заплатили полностью, — напомнил князь Буревой.
— Но они жен украли Полянских. Не наказать их за это, так вообще страх потеряют, — сказал Храбр.
— Ну и ладно — полянки им родят детей, а дети у полянок, сам знаешь, умные, смирные, глядишь, кровь древлян приостынет. Посмирнее станут, нам легче с ними управляться будет, — пошутил князь Буревой.
— Поляне совсем обиделись, — проговорил Храбр. — Могут подумать, что ты им больше не защита.
— Так пусть мстят. Месть — обычай наших предков. А захотят жаловаться — пусть приходят, мы их рассудим, — негромко засмеялся князь.
Среди дружинников прошел хохоток.
— Вячко! — резко прервав смех, позвал князь.
Боярин Вячко поднялся.
Боярин одет, как и остальные, богато: несмотря на лето, на нем соболья шуба (чтобы видели богатство), бобровая шапка, сафьяновые сапоги; из-под расстегнутой шубы видна алая шелковая рубашка.
А сам он невелик, лицо коричневое, то ли от дел канцелярских, — на боярина князь еще в молодости возложил обязанность вести записи дел дружины, — то ли от какой болезни.
В руке он держал острое стило и квадрат хорошо выделанной бересты. На бересте он делал текущие заметки, а потом записи переносил на пергамент.
— Вячко, напиши наказ древлянам и полянам, чтобы их князья приехали ко мне на суд, — проговорил князь.
Придав лицу серьезное выражение, ударил кулаком по боковине кресла:
— Пошутили и будя! Нельзя нападать на свои же города и девок воровать. Все племена, которые платят мне дань, находятся под моей защитой — у нас одно государство! А не терпится побаловать — пусть воруют в Литве и Жмуди. Там девки тоже красивые. А еще лучше пусть идут на немцев, — эти варвары до сих пор людей едят. Или на ляхов, — хоть и славяне они, да хуже немцев.
— А если древляне не захотят идти на суд? — спросил Вячко.
— А не захотят: скажи — заставим кровью. Пусть едут на суд — рассудим по совести и нашим законам. Понятно? — сказал князь Буревой.
Вячко выцарапал на бересте запись и отозвался:
— Сегодня же напишу им письмо, князь. К вечеру будет готово. А кому поручим съездить к полянам и древлянам с твоим наказом?
Князь Буревой провел ладонью по седой бородке и задумчиво проговорил:
— В этом деле необходима твердость... пусть боярин Мороз ведает этим делом.
Боярин Мороз поднялся.
Этот покрепче, чем Вячко. Вид решительный и неприступный. В знак того, что волю князя слышал и готов исполнить ее, приложил ладонь к груди. Поклонился.
- Автограф под облаками - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Наполеон: Жизнь после смерти - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Когда цветут реки - Лев Рубинштейн - Историческая проза
- Иван Грозный. Книга 1. Москва в походе - Валентин Костылев - Историческая проза
- Поляне(Роман-легенда) - Хотимский Борис Исаакович - Историческая проза