борьбы или во время стихийных сходок вооруженного народа. Так было, в частности, в период подавления заговора Килона. Фукидид рассказывает, что афиняне, утомленные долгой осадой, разошлись по домам, обязав девятерых архонтов вести осаду и снабдив их неограниченными полномочиями (ἐπιτρέψαντες τοῖς ἐννέα ἄρχουσι τήν τε φυλακὴν καὶ τὸ πᾶν αὐτοκράτορσι διαθεῖναι) (
Thuc. I. 126. 8). В последних словах слышатся отзвуки политического, коллегиально принятого решения. Сообщество осаждавших Килона вооруженных афинян превратилось, по-видимому, в импровизированное народное собрание[114]. Но это было скорее исключением, нежели правилом. Спонтанно возникавшие народные сходки превращались в импровизированные народные собрания лишь в экстраординарных случаях.
Больший политический вес мог иметь в этот период ареопаг (Arist. Ath. Pol. 8. 2). До реформ Солона в руках ареопагитов были сосредоточены наиболее значимые властные полномочия. Ареопаг, как было сказано выше, мог контролировать не только процесс назначения высших должностных лиц, но и их деятельность. Удивляет, впрочем, то, что ни одно сколько-нибудь значимое событие этого времени не было связано с ареопагом[115].
Сказанное выше наводит на мысль о том, что искать наиболее влиятельный институт или магистратуру в архаический период едва ли оправданно. Скорее всего, реальная политическая власть осуществлялась неформально, т. е. вне политических институтов. Ею обладали представители наиболее знатных или влиятельных кланов или семей, опиравшиеся на собственные политические группировки (гетерии). Обращают на себя внимание слова Аристотеля о том, что в олигархических режимах избрание на высшие государственные должности было обусловлено большим имущественным цензом или принадлежностью к аристократическим гетериям (Arist. Pol. V. 1305 b 30–35). Следовательно, необходимым условием политического влияния была принадлежность к доминирующей политической группировке – гетерии[116].
Возможно, гетерии были связаны с институтом фратрий[117]. В дорийских полисах, например, гетерии были аналогом афинских фратрий[118]. В этом мы можем видеть еще одно подтверждение высказанного выше предположения о значительно большем социальном весе фратрий. По форме гетерия была сообществом друзей-сотрапезников. Чаще всего ее члены – люди одного возраста и социального статуса[119]. Именно такой была, скажем, гетерия Килона, объединявшая, по свидетельству Геродота, сверстников-одногодков (Herod. V. 71). Во главе каждой из таких гетерий стояла влиятельная фигура – лидер. Лидер, можно сказать, был ее интегрирующим фактором. Лидером, мы полагаем, мог стать далеко не каждый представитель аристократического семейства. Скорее всего, им становился отпрыск влиятельного семейства либо старший по возрасту. О Килоне, например, Фукидид говорит, что он был представителем древнего и влиятельного рода (τῶν πάλαι εὐγενής τε καὶ δυνατός) (Thuc. I. 126. 3). Помимо того, его лидерство подкреплялось женитьбой на дочери мегарского тирана Феагена.
На этом основании можно предположить отсутствие равенства внутри аристократии, т. е. своего рода ранжирование ее представителей. Плутарх, описывая ситуацию, сложившуюся в Афинах после смерти одного из влиятельных аристократических лидеров Кимона (середина V в. до н. э.), говорит, что «люди из так называемого хорошего общества были рассеяны по одиночке и смешаны с народом, так что блеск их происхождения терялся среди массы рядовых граждан» (Plut. Per. 11, пер. С. Лурье). Ситуация изменяется лишь с появлением нового лидера, каковым стал представитель влиятельного семейства – Фукидид, сын Мелесия.
Другой интересующий нас вопрос – существовал ли специальный термин, обозначавший лидеров гетерий? В источниках встречаются упоминания о неких hegemones или demou hegemones (Sol. fr. 3. 7, 5. 7, 18. 2 Diehl; Arist. Ath. Pol. 26. 1). Вот, например, как Солон описывает сложившуюся в Аттике ситуацию:
…Неразумьем своим сами граждане город великий
Ввергнуть в погибель хотят ради корысти одной.
И у народных вождей (δήμου θ᾽ ἡγεμόνων) преисполнены
думы лукавства.
Горестей много их ждет ради надменности их.
Спеси (ὕβριος) своей ведь они подавлять не умеют и радость,
Данную ныне, венчать в тихом кругу за столом…
(Sol. fr. 3. 5–10 Diehl, пер. С. Радцига)
В данном случае в «народных вождях» следует, несомненно, видеть представителей аристократии[120]. Очевидно также, что гегемоны, которым адресованы приведенные строки, не рядовые аристократы, а лидеры неких противоборствующих групп. Солона беспокоит то, что их спесь (hybris), проявлявшаяся в соперничестве, несет угрозу городу и его гражданам – рабство, которое пробуждает гражданскую смуту (Sol. fr. 3. 19–20 Diehl)[121]. Поэт предлагает решать возникающие проблемы за пиршественным столом, т. е. из соперников стать сотрапезниками – войти в одну условную гетерию. Автор апеллирует к традиционным аристократическим образам и ценностям – совместная трапеза, пир представляется поэтом как символ социального порядка, идеальный способ разрешения возникающих конфликтов и противоречий[122].
В этой же связи есть смысл привести ранее цитировавшийся поэтический отрывок Солона:
Рыжему Критию надо сказать бы, отца чтобы чтил он:
Он не безумного так слушаться будет вождя (hegemoni).
(Sol. fr. 18. 1–2 Diehl, пер. С. Радцига)
По-видимому, юный аристократ Критий был крепче привязан к лидеру аристократической группировки (здесь – гегемону), нежели к отцу, т. е. гетериальная солидарность оказывалась крепче семейных уз. В связи с этим вспоминаются слова Фукидида о том, что в период Пелопоннесской войны, спровоцировавшей жесточайшие социальные смуты, узы гетериальной дружбы (или солидарности) оказывались даже сильнее семейных уз: «Родство связывало людей меньше, нежели узы гетерий, так как члены последних отваживались на все с большой готовностью и без всяких отговорок» (Thuc. III. 82. 6).
А вот что говорит о молодом Кимоне Аристотель: «В эту пору (после отражения нашествия Ксеркса? – В. Г.) как раз произошло такое совпадение, что партия благородных не имела даже вождя (первое место у них занимал Кимон, сын Мильтиада, человек слишком молодой и поздно обратившийся к занятию государственными делами [αὐτῶν προεστάναι Κίμωνα τὸνΜιλτιάδου, νεώτερον ὄντα καὶ πρὸς τὴν πόλιν ὀψὲ προσελθόντα]), да кроме того большинство их погибло на войне» (Arist. Ath. Pol. 26. 1). В тот момент Кимон был, по-видимому, наиболее знатным – первенствовал среди аристократов (προεστάναι) – и поэтому мог стать лидером афинской аристократии, но, будучи слишком молодым человеком и неопытным политиком, он еще не мог быть их гегемоном, т. е. лидером аристократической группировки.
В качестве итога повторим ранее высказанное нами предположение: гегемонами могли именоваться лидеры аристократических группировок[123]. Впрочем, в период архаики едва ли можно ожидать существования разработанной социально-политической терминологии[124]. Основу гетерии, безусловно, составляли аристократы (а возможно, и не только они), связанные узами дружбы[125]. В большей мере то, что связывало участников гетерий, напоминало семейные узы. Известно, что дружба у греков подразумевала помимо прочего еще и symmachia (военный союз). Все, находящиеся за пределами дружеской ассоциации, могли рассматриваться как враждебные элементы[126]. По этой причине гетерии со временем могли превратиться и превращались в мощный социально-политический инструмент.