Почему она была столь снисходительна? Возможно, ничего подобного не произошло бы ни с мужем, ни с ней самой, ни с ее детьми, будь она понапористее.
— Филипп…
Сын смотрел на нее с немым обожанием. Острая жалость охватила Элизабет. Филипп очень походил на своего отца — те же темно-карие глаза, тот же аристократический нос… а вот внутренне он не имел с Эдвардом ничего общего. Элизабет никак не могла представить себе Эдварда с синяком под глазом, даже в возрасте Филиппа.
Она шлепнула рукой по дивану.
— Я тут кое-что привезла для вас.
Карие глаза посмотрели на нее с опаской.
— А что?
— Коробку конфет.
Филипп стремглав рванулся к корзинке, стоявшей у его ног.
— Не следовало бы так вознаграждать дурное поведение, мама.
Неодобрительный голос принадлежал подростку, появившемуся в дверях.
Элизабет с нескрываемой радостью повернулась к старшему сыну.
— А ты не должен был позволять младшему брату связываться с парнем вдвое… — Не договорив, она испуганно вскрикнула:
— Ричард!
Сын выглядел бледным и изможденным, в нем с трудом можно было узнать мальчика, который на прошлых каникулах ежедневно приставал к ней с просьбой купить ему новый велосипед с тормозами. Даже его иссиня-черные, как у отца, волосы выглядели тусклыми и безжизненными.
Элизабет вскочила и потрогала его лоб.
— Ричард, ты не болен?
— Сейчас все в порядке.
— Почему декан ничего не сообщил мне?
— Да ничего особенного и не случилось, мама. Обычная простуда.
— Ты хорошо ешь?
— Ну, мама…
— Может, поедешь домой отдохнуть?
Он отстранился от ее руки.
— Нет.
— А как ты отнесешься к коробке ирисок? — спросила она с ехидцей.
Ричард лукаво улыбнулся:
— Вот тут никаких возражений не будет.
— Тогда давай присоединяйся к нам, будем пировать.
Филипп уже накинулся на корзинку, вытаскивая таившиеся в ней сокровища. Коробку с ирисками он торжественно вручил Ричарду. Все выглядело так, словно мальчики заключили тайный договор.
Между порядочными глотками яблочного сидра и кусками нарезанного ломтиками ростбифа, сочного стилтонского сыра, домашними соленьями и сдобными булочками, обильно начиненными клубничным джемом, Ричард хвастал своими успехами в учебе, а Филипп расписывал трюки и уловки, к которым он прибегал, чтобы отлынивать от занятий. За всем этим отпущенное им время пролетело слишком быстро. Элизабет упаковала в корзинку пустые тарелки и приборы — остатки еды она завернула в две салфетки.
— Ричард, ешь лучше. А ты, Филипп, больше ни с кем не дерись. А сейчас, не важно, на чье достоинство я посягаю, но я требую поцелуя от каждого из вас.
Филипп, словно только того и ждал, бросился к матери и спрятал лицо у нее на груди.
— Я люблю тебя, матушка.
Ричард уже перерос Элизабет на добрых пять дюймов, однако тоже обхватил мать руками и приник к ее шее, как когда-то, когда был еще совсем маленьким. Теплое, влажное дыхание обдало ее.
— Я тоже люблю тебя, мама.
Элизабет глубоко вдохнула запах его кожи. От него пахло туалетным мылом и потом, и еще каким-то единственным, свойственным только ему запахом. Ричард взрослел и отдалялся от нее, но пока еще от него пахло, как от маленького мальчика.
Она с трудом сдерживала выступившие на глазах горячие слезы.
— Ваш отец и я, мы тоже любим вас.
После этих слов наступило неловкое молчание. А затем, словно сговорившись, Ричард и Филипп оторвались от нее. В тот момент Элизабет поклялась себе, что сделает все возможное, чтобы сохранить семью.
Возвращение в Лондон было ужасающе долгим и нудным. Монотонное покачивание вагона, казалось, должно было убаюкать ее, однако заснуть так и не удалось.
Элизабет думала об Эдварде и его пустой постели. Она размышляла о сыновьях, о том, как они молча отодвинулись от нее при упоминании об отце. Она думала о лорде Сафире, о духах, которыми пропахла его одежда.
И как ни старалась, не могла представить себе, чтобы Эдвард так же пылко развлекался в объятиях своей любовницы, как это, без сомнения, делал лорд Сафир.
Извозчик ожидал ее на вокзале. Муж же опять отсутствовал.
Вежливо, но твердо отвергнув настойчивые предложения дворецкого и служанки поужинать, Элизабет приготовилась ко сну. И как только Эмма закрыла за собой дверь спальни, она вытащила книгу из секретера.
Книга пахла кожей и свежей типографской краской, как будто ее совсем недавно отпечатали. Элизабет осторожно раскрыла обложку и прочитала заглавие, вытисненное крупным жирным шрифтом на ярко-белой веленевой бумаге: «„ БЛАГОУХАННЫЙ САД“ ШЕЙХА НЕФЗАУИ. — Пособие по арабской эротологии (XVI век). — Пересмотренный и исправленный перевод «.
Эротология. Элизабет никогда раньше не встречалось такого слова. Издана в 1886 году… Она нетерпеливо пробежала глазами оглавление и остановилась на предисловии. Ее глаза сами выхватывали первые параграфы.
« Воздадим хвалу Творцу нашему, поместившему наибольшую усладу мужчины в естественные части женского тела и предназначившему естественным частям мужского тела доставлять величайшее наслаждение женщине.
Он не наделил части женского тела способностью получать удовольствие или удовлетворение, пока в них не проникнет мужской инструмент; и подобным же образом половые органы мужчины не будут знать ни отдыха, ни покоя, пока не проникнут в женские органы «.
Острый приступ желания внезапно охватил ее. Но тут же Элизабет вспомнился насмешливый взгляд бирюзовых глаз Рамиэля.
Она больше не сомневалась, что он согласился обучать ее чему бы то ни было только для того, чтобы унизить. Конечно же, мужчина его склада ни за что не простит женщине то, что она проникла в его дом обманом. И такой мужчина никогда не поймет, что женщина, в чьих волосах появились первые серебристые нити и чье тело несет на себе следы рождения двоих детей, жаждет любовных утех не меньше молодой, красивой женщины, не обремененной добродетелью.
С мрачным видом Элизабет подсела к секретеру, и достала перо и бумагу из верхнего ящика. Он не должен узнать, как она тоскует по обычным женским радостям.
Глава 3
В утреннем тумане газовый фонарь казался маяком. С противоположной стороны улицы доносилось тонкое ржание — там ожидал ее экипаж, в котором она вернется домой.
Дрожащими пальцами Элизабет взялась за медный дверной молоток. Каждая частичка ее тела кричала об опасности, призывая остановиться. Добропорядочная женщина не изучает пособия по эротологии шестнадцатого века. А она пошла на это и теперь уже твердо знала: ничто ее не остановит!