Читать интересную книгу Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек - Кай Умански

Ведьма в испуге уставилась на хомяка. Впрочем, мгновение спустя он встряхнулся, шерсть его улеглась, усики опали, он вновь шлепнулся на зад и проворно почесал правой задней лапкой за левым ушком. Пачкуля подумала, уж не привиделось ли ей.

— У тебя есть поесть? — спросил хомяк как ни в чем не бывало. — Яплоки или там моркофки? Я приехать недалека.

— Нет, — рявкнула Пачкуля. — Убирайся. Собеседование окончено.

— Расфе? Но ты софсем не садавать мне фопрос.

Пачкуля вздохнула. Было уже поздно, а она до сих пор не ужинала. Этот назойливый хомяк определенно начинал действовать ей на нервы.

— Послушай, ты! — взревела ведьма.

— Хьюго, — подсказал хомяк.

— Да какая мне разница! Поставь себя на мое место! Ты хоть представляешь, что будет, если я приволоку тебя на очередное сборище? Нас же все засмеют!

— Фсе? Кто есть фсе?

— Ведьмы нашего шабаша, вот кто. Нас всего тринадцать, считая меня. Целая чертова дюжина, как полагается.

— Раскаши-ка поподробнее, — попросил Хьюго, заинтересовавшись.

— Ну, во-первых, у нас есть Достопочтенная Чепухинда, Предводительница шабаша. У нее в помощниках мелкий бес по кличке Проныра. Еще есть Шельма, моя лучшая подруга. Ее помощник — Одноглазый Дадли. Котов вообще многие держат. У ведьм-близняшек Бугага и Гагабу, например, тоже парочка сиамских — Антипод и Антикот. У Макабры-Кадабры — шотландский горный козел по кличке Хаггис. Так, кто там у нас дальше… У Вертихвостки — змея, у Туту — пара летучих мышей. У Мымры — дьяволенок Шелупоня, очень музыкальный, что есть мочи лупит по барабанам. У Тетери — ленивец, у Чесотки — стервятник, у Грымзы — филин, у Крысоловки — крыса. Вот, собственно, и все.

— Фсе, кроме тебя. У тебя никого.

— Уж лучше никого, чем какой-то хомяк. Нет уж, егшеибочки!

— Я не есть какой-то хомяк.

— Брось, парень, все хомяки одинаковы. А теперь ступай, да поживей, а не то как наподдам напоследок. И так угрохала на тебя кучу времени. Давай, проваливай, и наймись-ка лучше к кому-нибудь домашним питомцем.

— Уууууййййяяяяааааааа!

Ночную тишину пронзил душераздирающий вопль. Пачкуля завертелась волчком на одном месте, зажав рукой мочку левого уха, горевшую огнем от острой нестерпимой боли. Обычно такая боль бывает, когда вам в ухо всеми зубами вцепляется хомяк. Собственно говоря, именно это и приключилось с Пачкулей.

— Ой-ей-ей-ей-ей, — стонала ведьма, жадно глотая ртом воздух и не переставая скакать на одном месте. Она тщетно пыталась скосить глаза и сбить рукой маленький меховой комочек, который болтался у нее под ухом вне поля ее зрения. — ОЙ-ЕЙ-ЕЙ! УДИ! ОЦЕПИСЬ! ЩАЖЖЕ ОЦЕПИСЬ!

Хьюго не отпускал.

— УДИ, говорю! ОТЦЕПИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ ИЛИ Я ПРОВЕРНУ ТЕБЯ ЧЕРЕЗ МЯСОРУБКУ! Я СДЕЛАЮ ИЗ ТЕБЯ ФАРШ, УЖ ПОВЕЕЕЕЕЕРЬ…

Хьюго не отпускал.

— ХОЧЕШЬ СТАТЬ ХОМБУРГЕРОМ? ХОЧЕШЬ? Ыыыыы! — жалобно ныла Пачкуля сквозь стиснутые зубы, не переставая приплясывать на месте.

Хьюго не отпускал.

— Ну пожалуйста, — захныкала Пачкуля, меняя тактику и переходя от угроз к мольбам. — Отпусти, и я дам тебе хлебных крошечек. Целую гору! А еще яблочный огрызок, обещаю! ОБЕЩАЮ!

Хьюго не отпускал.

Пачкуля еще немного покружила по комнате, а Жаба-в-кляре даже зааплодировала, потому что ей показалось, будто ведьма решила потанцевать.

— Я НАЛОЖУ НА ТЕБЯ ЗАКЛЯТЬЕ! ВОТ УВИДИШЬ! ЕЩЕ КАКОЕ! — яростно заверещала Пачкуля и принялась рыться в памяти в поисках подходящего заклинания по удалению хомяков с ушей. Но все ее усилия оказались напрасны. Ничего такого ей на ум не приходило, а в голове вертелась одна единственная мысль: МНЕ БОЛЬНО!

— Что ты от меня хочешь? Что? ЧТО? — сквозь слезы провыла ведьма.

— Испытание, — проговорил Хьюго настолько отчетливо, насколько позволяло это сделать Пачкулино ухо, которым был забил его рот. — Испытательный срок. Потом ты решать, хорош я или нет.

— Ладно, ладно! Твоя взяла! Сдаюсь!

К ее великому облегчению, Хьюго разжал челюсти и легонько плюхнулся ей на плечо.

— Прошу меня простить, — вежливо извинился он, потом проворно скатился по руке и спрыгнул на пол, где тут же начал принюхиваться в поисках крошек.

Пачкуля бросилась к раковине, чтобы поскорее приложить к пылающему уху смоченный грязный лоскут. Щеки ведьмы горели от стыда румянцем. К счастью, ее позора никто не видел и можно было не беспокоиться о том, что по лесу поползут слухи, будто ее покусал бешеный хомяк. Правда, она не учла Жабу. А зря! Едва придя в себя, та первым делом растрезвонила о приключившемся кошмаре по всей округе.

Хьюго тем временем шнырял по полу между горами битой посуды и набивал щеки всякой съестной всячиной, какая только попадалась ему на глаза.

Жаба улучила момент и, воспользовавшись щелью в стене, сбежала. Ушлепала прямиком в темную ночь, оставив позади себя лишь масляные лужицы на дощатом полу.

— Гнусный шантаж! Я поддалась на шантаж какого-то хомяка, — ворчала Пачкуля, промокая покусанное ухо.

— Точно, — довольно подтвердил Хьюго. Он как раз вылез из-под расколотой миски и держал в лапках подгоревшую гренку. — Но ты сама винофата. Ты гофорить слофо, которое я не любить.

— Что еще за слово?

— Домашний питомец. Но Хьюго не есть домашний питомец. Дай рассказать. — Хьюго уселся поудобнее перед камином на куче старого тряпья и, прежде чем начать свой рассказ, с наслаждением вгрызся всеми зубами в гренку. — Там, откута я приехать, фсе хомяки — домашние питомцы. Фесь мой семья — домашний питомец. Браты, сестерья, мать, отец — фсе, фсе, как один. Стыт и посор!

— А ты откуда? — полюбопытствовала Пачкуля.

— Из Хамстердама, расумеется. Так фот: фесь мой семья жить в клетке и целый день бегать ф глупый колесо. Расфе это жизнь? Иногда их вынимать, штобы погладить. Только не меня. Когда меня гладить — я кусать, фот так. Я не питомец!

— Да слышали уже, — пробормотала Пачкуля, выискивая тюбик «Моментальной всеисцелительной мази».

— И тогда я разработать план, — продолжал Хьюго. — Я решать качать мускулы: я много кушать орехи, отжиматься и тренирофаться в колесо. Я становиться сильный. Однажды ночь я расдвигать решетка и отправляться на поиски своя судьба. Я иметь многие приключения. Хотеть послушать?

— Нет, — угрюмо буркнула ведьма, все еще роясь по шкафам в поисках тюбика. — У меня и без того ухо отваливается.

— Зря. Уферен, ты полюбить моя история. Отвашный грызун софершать побег из темница, штобы бороться за прафое дело.

— Какое еще правое дело?

— Прафа хомяков!

— Что-то я не заметила, чтобы вас притесняли.

— Нас не брать на работу. Это есть неспрафедлифость!

— На какую такую работу?

— Помощникоф ведьмоф.

— Ах, это… Видишь ли…

— Фсе-о-о! Дофольно с меня твоих «видишь ли»! У меня, может… как это сказать… призфание! Ты обещать мне испытательный срок! Расскажи мне про моя работа.

Пачкуля горестно вздохнула. Она только сейчас обнаружила, что сбежал основной ингредиент ее ужина. К тому же у нее по-прежнему нестерпимо ныло ухо, а тюбик с «Моментальной всеисцелительной мазью» как сквозь землю провалился. В довершение ко всему она чувствовала себя настолько разбитой, что на дальнейшее сопротивление сил уже не осталось.

— Ладно, будь по-твоему. Значит, так: во-первых, будешь помогать мне с колдовством. Будешь доставлять почту, шпионить помаленьку, ябедничать, ну и все такое прочее.

— Чудненько! — с энтузиазмом отозвался хомяк. — Хьюго обошать фсякий фредность!

— Имей в виду, я беру тебя только на испытательный срок, и ты должен будешь меня слушаться. Не стану скрывать, ты вовсе не тот, кого я искала.

— У тебя нет фыбор. Я есть единстфенный кандидат, расфе нет?

— Пока, — ответила Пачкуля. — Но думаю, уже завтра меня завалят предложениями.

— Это нафрят ли, — усомнился Хьюго. — Прошу меня простить, но ты есть самый пахучий фонючка из фсех.

— Ну что ты, вовсе нет, — засмущалась Пачкуля, польщенная комплиментом.

— Ты расрешать мне свать тебя Душечка?

— Разумеется, нет. Для помощника звучит слишком фамильярно. Согласись, но ты всего-навсего мой слуга. Так что будешь обращаться ко мне «О моя госпожа».

— Идет, — согласился Хьюго. — Ну-с, где я ложиться спать, о моя госпожа?

— Почем я знаю! По мне так лучшее для тебя место там, где я смогу раздавить тебя, когда наутро встану с постели, — съехидничала Пачкуля.

Однако в душе она ликовала. Обращение «О моя госпожа» ей ужасно понравилось. Оно звучало исключительно торжественно.

Глава четвертая

Испытательный срок

Испытательный срок Хьюго обернулся не таким уж тяжким испытанием для Пачкули, как она поначалу предполагала. Хомяк оказался довольно смышленым и расторопным помощником и к тому же не занимал много места. Искусству черной магии он обучался с той же быстротой, с какой утки учатся плавать. Он с поразительной легкостью выискивал в лесу необходимые для Пачкулиных зелий травки, и каждый раз, когда ведьме удавалось наколдовать небольшой взрыв, сопровождавшийся извержением маленького розового облачка, или ни с того ни с сего придать собственной голове форму чайника, хомяк испускал восторженный вопль. Даже простейшие заклинания вызывали у него целую бурю веселья, так что когда он находился поблизости, колдовство превращалось в настоящий аттракцион.