— Глупая шутка. В тебе нет сочувствия даже к павшим соратникам.
— Жалеть дураков, угробивших самих себя. К чему? — Младший снова потянулся к кувшину. — Любовь к ближнему, и все такое — это по твоей части сестричка. Моя задача делать грязную работу, на которую вы не способны. Одна по причине человеколюбия, а второй просто не хочет пачкаться. Сражаться нам не почину. Он у нас за всех думает. — Младший посмотрел на Старшего поверх узкого горлышка и вновь глотнул вина. — Полагаю, пока меня не было, вы тут изрядно прошлись по моей кровожадности.
— Хватит. — Старший стукнул кулаком по столу и жестко бросил — Эти споры ни к чему, они бессмысленны. Каждый из нас рожден для разных целей. Ты создан для борьбы и сражений и ни кто не спорит, что ты делаешь это хорошо. Даже слишком хорошо. Еще раз прошу, расскажи, как ты расправился с Четвертым?
— Не хочу. Я слаб как младенец. — Младший непритворно зевнул. — Завтра. Всё завтра. Я пошел к своим спать. — Он тяжело встал с пола, с хрустом потянулся и вышел из дома. Деревянная дверь гулко хлопнула, заставив Среднею пугливо вздрогнуть.
— Он не исправим. — Средняя говорила еле слышно и печально. — Я люблю его, но как же сложно мириться с этой его бесчувственностью и жестокостью. Старший в ответ вздохнул и тихо посоветовал: — Ложись спать.
Глава 3
1310 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье. Окрестности Мистара
«Знайте, что в 1310 г. от прихода Триединых во времена правления императора Рейна IV состоялся большой и весьма успешный поход против эрулов в котором довелось принимать участие и будущему маршалу Торнии Вилару Дуэну…».
Маршал Вилар Дуэн «Завоевание Приграничья»
Леона вздрогнула, когда чья-то рука с размаха хлопнула ее по плечу. — Нервничаешь? — жаркие губы обожгли ухо. — Не стоит, я ведь с тобой. — Трулла засмеялась сочным, грудным смехом. Наклонившись, она впилась ей в рот поцелуем и тут же отстранившись, прошептала: — На удачу любимая.
Леона оглянулась и покраснела. — Не стоит так в открытую, — недовольно буркнула она.
— Не стоит? — Все еще смеясь, переспросила Трулла. — Я их годара[2] и эти обладатели членов мне ни чего не скажут. — Она поманила совсем молоденького воина, чьи большие, серые глаза всегда с восхищением останавливались на Леоне.
— Скажи Эрвен, — худая рука с плоскими мужскими пальцами ткнула юношу по забренчавшим грудным пластинам, — тебе нравится Леона?
Мальчишка, испуганно уставившись на суровую годару, проблеял, — Не знаю. — Он побагровел еще сильнее и под смешки товарищей начал что-то бормотать про красоту благородной хольдеры[3] Хьёрдисон.
— Как не знаю, — продолжала издеваться Трулла. — Она провела ладонью по спине Леоны, до прикрывавшего широкие бедра кольчужного подола. — Знаешь, какая она сладкая?
— Прекрати, Тру! — Как и ее годара Леона была дочерью Анудэ, а значит, ей многое позволялось. Среди дочерей Однорукой было немало любительниц женской ласки, как среди сыновей Гибне, поговаривали, частенько встречались поклонники мужской любви. Высокая и длинноногая Трулла с гривой темных, столь редких среди элуров волос, затащила ее в постель уже на второй день пребывания Леоны в столичном фирде.
— Успокойся девочка, — полумаска шлема Труллы закрывала ее лицо, приоткрывая лишь нижнюю часть скул. — Дочери Анудэ вольны выбирать себе спутников жизни, будь то мужчина или женщина. — Леона захотела возразить, но оглушающий звук рога ее прервал. Трулла хищно усмехнулась и, махнув на прощанье рукой, побежала рысцой вдоль ощетинившихся шеренг.
— Строй держать до конца. Первую атаку выдюжим, а потом сами ударим. Да так, что эти южане будут только пятками сверкать. — Трулла остановилась возле высокого и широкоплечего подгодара. — Кутберт на тебе копейщики. — Наступавший рассвет оглушал пронзительной тишиной. Лица годары за маской было почти невидно, лишь бледные губы нетерпеливо дергались. Внезапно она застыла, напоминая изготовившуюся к прыжку дикую кошку. На другом краю широкой лощины послышались крики людей, скрип повозок и дробный стук копыт. Трулла запрокинула голову и широко разинув рот исступленно заверещала. — Уттта! — Огромный двуручный меч в руках годары летал как перышко. — Уттта! Уттта! — Сила детей Анудэ не сравнима с силой обычного человека. И сыновья, и дочери Однорукой были могучи как вековые дубы и несгибаемы как железные прутья.
«Первая битва — первая слава», — мысли в голове молодой воительницы беспорядочно мельтешили. Но страха не было. Дети Анудэ ни чего не боятся. Было приятное волнение, сладкое предвкушение, но того животного ужаса, что плескался в глазах тех, кто не был наделен Даром она не чувствовала.
— Мать твою, — оказавшаяся поблизости Трулла, витиевато выругалась. И тут же боевой клич эрулов заглушил звериный вой, от которого армия северян невольно подалась назад. — Корокотты. — Прежнее бесшабашное веселье в глазах годары исчезло. — Если эти зубастые твари здесь, стало быть, пожаловал сам Владыка гнева. Мелкие зубы ощерились в хищной улыбке. — Задница Гулы. — Трулла повернулась к замершим воинам своего фирда. — Мне насрать, кто перед нами. Да хоть сам Младший. Сегодня мы победим и отпразднуем наш успех в медовом зале нашего фирда. — Конский хвост на высоком гребне угрожающе зашевелился. — Но если кто-то из вас повернется сенахам[4] спиной… — Годара не договорила, взмахнув мечом столь стремительно, что лишь немногие заметили смазанное движение. — Вначале я отрежу этим трусам причиндалы, и лишь затем снесу их тупые черепушки. — Размахивая двуручником, она продолжала что-то кричать. Ее никто не слушал. Звериный вой звучал совсем близко, заставляя сердца в груди судорожно биться. В пяти сотнях шагов от передовой линии элуров показались огромные знамена с вышитым на них красным зверем. — Герб Матрэлов, — выдохнул кто-то за спиной Леоны.
Невдалеке вновь гулко затрубил Старый Олифан, возвещая начало битвы. — Уууу. — и затем снова громче и протяжнее. — Уууууууу. — Леона еще крепче сжала костяные накладки рукояти своего фальшиона. «Скоро, совсем скоро». Размеренный топот тяжелой конницы сменился нараставшим галопом. Краем глаза Леона заметился огромного фирдхера[5] расставлявшего немногочисленный отряд лучников перед копейщиками. — Все в ряд канальи! Держать строй, вашу мать! — Медвежий бас Большого Лоутера Вигмарсона заставил отшатнувшиеся шеренги глубже воткнуть древка копий в землю.
— Все так же спокойна? — пронзительный голос годары заставил Леону поморщиться. — Она повернулась, желая в ответ сказать что-то резкое и даже грубое, но наткнувшись на нескрываемую заботу в карих глаз, неожиданно осеклась. Вместо рвавшихся наружу бранных слов, Леона неловко пробормотала: — Ты же знаешь, что нет. Дар Анудэ защищает от страха, но не от тревоги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});