Через час к двухэтажному дому на маленькой улочке подъехала машина, в которой сидели три жандарма. Полицейские быстро поднялись на второй этаж, и один из них громко стукнул кулаком в дверь.
– Откройте, полиция! – крикнул он, и в тот же момент из-за двери раздался громкий детский плач.
Дверь жандармам открыл невысокий крепкий мужчина. Он растерянно озирался по сторонам, держа в руках плюшевого медведя.
– Господин Балашов, если не ошибаюсь? – спросил один из жандармов. Тот кивнул, бросив испуганный взгляд в комнату. – По нашим сведениям, вы с грязными намерениями пригласили в дом одну юную особу. Вы в курсе, что педофилия у нас карается законом?
– Я… не… Я хотел ее развеселить… Она сама… Господи… – мямлил мужчина, но жандармы его уже не слушали. Они оттеснили его в сторону и прошли в гостиную. Там на небольшом диванчике сидела очаровательная девочка и, придерживая ручкой разорванный рукав голубого платья, громко плакала.
– Что случилось, мадемуазель? – спросил ее жандарм.
– Он пригласил меня к себе и предложил поиграть. А потом… потом… – девочка заплакала громче и уткнулась носом в плечо жандарму.
– Господа… господа… это какая-то ошибка! – причитал Балашов, когда на его запястьях щелкнули наручники. – Я только хотел ее развеселить! Я не трогал ее!
– Господин Балашов! По нашим сведениям, вы уже обвинялись в растлении малолетних, но тогда против вас не было улик, – сказал ему один из жандармов. – Я надеюсь, у вас есть приличный адвокат? Хотя… думаю, что в этой ситуации он вам не поможет!
Весть о том, что второй солист Балашов арестован, быстро облетела театр. В его кулуарах шушукались между собой танцовщики, вспоминая, как Матвей Балашов угощал конфетами дочку гардеробщицы Жаклин или как он улыбался юной сестре скрипача Франка. В поведении Балашова сразу нашлось много странностей, связанных с его интересом к девочкам, и конечно, грязная история с падчерицей сразу стала известна всем.
Этим же вечером состоялось собрание совета театра, где в свете новых событий обсуждался вопрос о репертуаре и распределении ролей. Большинством голосов было принято решение о замене Балашова в первом составе молодым и перспективным танцором Илией Чантурией. Против был только режиссер Мельников. Он предложил снова объявить новый набор в труппу, но его никто не поддержал. Посему партия в балете «Полуденный отдых Фавна» и еще несколько второстепенных ролей в миниатюрах достались Илико.
В огромной ванне, наполненной ароматной пеной, с бокалом коньяка в руке сидел Илико. Напротив него возвышалась огромная туша Дегтярева. Он потягивал коньяк и с вожделением поглядывал на Илико. Оба были уже изрядно выпимши и громко хохотали.
– Представляешь глаза Балашова, когда в его дверь стучит полиция, а малышка Анабель рвет на себе платье и начинает истошно орать! – Дегтярев сделал большой глоток коньяка.
– Ах, эта малышка Анабель! Не представляешь, сколько трудов мне стоило найти подходящую девочку с хорошими актерскими данными, – отвечал ему Илико.
– И где ты ее откопал? – спросил его Дегтярев.
– В одном захудалом варьете, – ответил Илико, подливая себе коньяк из пузатой бутылки. – Она вместе с матерью разыгрывала там маленькие сценки. Услышав, что мне нужно от девочки, мать сначала отказалась, но сама крошка оказалась не робкого десятка. Ну а когда я озвучил мамаше сумму вознаграждения, та разу передумала и согласилась.
– А малышка на суде не проговорится? – нахмурился Дегтярев.
– Ты подкупил судей, и они не будут ее особо расспрашивать. И я тоже подстраховался. Выдал мамаше на руки аванс, а остальное отдам после суда, – подмигнул ему Илико.
– А как дела у тебя с юным Рабиновичем? Картина готова? Мне очень хочется посмотреть на нее, – Роман Константинович провел рукой по блестящей от воды груди Илико.
– Пока нет, – ответил тот. – Давай не будем про это, – Илико бросил игривый взгляд на Дегтярева. – Поиграем в игру? Я буду неопытным юнцом, которого пригласил в гости похотливый извращенец. Хочу сегодня жесткости от тебя, Ромочка.
Илико замял разговор про Мойшу не потому, что не хотел обсуждать с Дегтяревым свою личную жизнь. Он был разочарован. Буквально на днях ему удалось затащить Мойшу к себе домой с целью показать свою новую квартиру. Правда, цель Илико была совсем другая, о чем он с порога и сказал Мойше.
– Мишенька! – жарко шептал он в его раскрасневшееся ухо. – Я так хочу тебя. Хватит меня мучать! Тут некого и нечего бояться. Мы одни, в моей квартире. Мы молоды и полны желания! Не будем себя сдерживать!
И Мойша сдался. Он, не сопротивляясь страстному натиску Илико, последовал за ним в спальню, сбрасывая на ходу одежду. Илико ласкал и целовал его щуплое поросшее рыжими волосками тело в ожидании страсти, но его надежды не оправдались. Мойша оказался холодным любовником. Илико не почувствовал от него ни нежности и ласки Бату и Кемала, ни огня желания, которым одаривал его Дегтярев. Глядя на лежащего у него на груди Мойшу, Илико ничего кроме разочарования и пустоты не чувствовал.