Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пак знал, что такое земля, и знал, как возделывать ее для посева. Он спалил сухой кустарник, а потом вместе со своей женой и детьми выкапывал валуны и скатывал их с горы, а дети руками расчищали землю вокруг тонких корней и перебивали их острыми камнями.
Они работали всей семьей, стоя на коленях, и если одному было трудно выдернуть перебитый корень или сдвинуть с места тяжелый камень, помогал тот, кто находился рядом.
Каждое утро, как только они приступали к работе, Мен Хи тихонько начинала любимую песню «Ариран». Пак не ругал ее за то, что она осмеливалась петь в его присутствии, потому что сам мысленно повторял слова этой песни:
Ариран, Ариран, высоки твои горные кряжи,И счастье — там, на вершинах скал.Злые духи, ущелья и пропасти черныеПреграждают пути к дорогой Ариран.
Здесь можно петь, никого не боясь, потому что в горах нет самураев, и те не услышат слова ненавистной им песни, в которую народ вложил свои мечты о свободе и счастье.
Они трудились, не зная усталости, и поднимались в свое жилище, когда становилось темно, потому что в темноте уже ничего не было видно и нельзя было работать.
Они радовались плодам своего труда, и каждый день там, где они проходили, оставался участок чистой, пригодной для обработки земли.
И вот наконец весь участок готов.
— Пусть этот день будет счастливым, — говорит Пак. — Пусть он будет таким же счастливым, как вчерашний.
Вчера он ходил вниз, в чужую деревню. Там он выпросил рисовую солому и свил веревки. Ему сейчас очень нужны веревки. Человек, который дал солому, оказался тоином. Он носит такое странное прозвище — тоин, то есть путь человека, потому что ему известен путь людей. Он может все предсказать. Такой добрый, такой хороший старик. Он не потребовал денег и предсказал, что урожай в этом году будет обильным. Он очень сочувствовал Паку и даже потрепал по плечу маленькую красивую Мен Хи, которая увязалась за отцом.
Вот только не надо было говорить ему, что они поселились на Двуглавой горе. Хоть тоин и добрый человек, но может сообщить полиции и Ли Ду Хану. Тогда — горе.
Пак привязывает три веревки к высушенному заостренному корню дуба, на концах веревок делает большие петли. Теперь все готово. Можно начинать пахоту.
В лямки впрягаются мужчины: отец и сын. Апання направляет мотыгу, но никак не может приноровиться к ним. Если не сильно нажимать на мотыгу, борозда получается мелкая — только легкий след, царапина. А стоит ей немного нажать, как лямки впиваются в плечи мужа и Сен Дина. Поэтому борозда выходит неровной: то глубже, то мельче. Работа идет рывками.
Пак злится, кричит на жену. Кричит громко и долго, и никто не смеет ему возразить. Если в душе мужчины вспыхнул гнев, надо, чтобы он вышел наружу. Пусть сильнее кричит, пусть уйдет гнев.
Но сердце у Пака мягче слов. В конце концов он успокаивается и начинает причитать протяжно и заунывно.
— Э-э-э-й ги! Э-э-э ги! — не то поет, не то выкрикивает он, и под эту тоскливую команду мотыга тащится дальше, пока опять не натыкается на что-то твердое.
Каждую борозду вспахивают шесть-семь раз. Даже буйвол не мог бы поднять сразу такую целину.
* * *В дни пахоты и у Мен Хи много дела. Мать всегда говорила, что она растет самостоятельной девочкой.
У Мен Хи черные быстрые глаза, такие черные и блестящие, что кажется, будто они изнутри светятся, а над ними густые черные брови. Волосы тоже черные, и хотя у всех детей волосы бывают только черными, у нее какие-то особенные, с синим отливом.
Мен Хи бойкая девочка. Когда она смеется, на щеках появляются ямочки и становятся видны белые ровные зубы. Только странно: девочка худенькая, а лицо круглое.
Обязанностей у Мен Хи немало. Она собирает уцелевшие с прошлого года лесные орехи, съедобные коренья и травы, кору сладкого дерева — все, чем можно утолить голод. Она не позволит себе даже минутной передышки, пока не наберет еды на всю семью.
Мен Хи хорошо разбирается в кореньях, знает, что нежные листики и лепестки часто бывают горькими, а толстые и колючие, наоборот, вкусными. Радуется, когда находит красные цветочки торачжи. Она не срывает их, а вытаскивает вместе с тонким волокнистым корнем. Если цветы не опали, значит, корень молодой и вкусный.
Это любимая еда отца. Правда, такие коренья нравятся всем, и отец велит делить их поровну, но мать все равно большую часть отдает ему. Только бы он не сердился.
Всеми силами Мен Хи старается угодить отцу. Девочка слышит, как он бранит мать и брата, а порой достается и ей, но она чувствует, как тяжело ему самому. Ей жаль отца.
Одно только обидно: он, наверно, думает, что Мен Хи наедается, пока ходит по лесу и лазает по горам. А это совсем не так. Ни одного орешка она не положит в рот, хотя оттого, что еда в руках, есть хочется еще сильнее.
Чем больше удастся собрать съедобных кореньев, тем спокойнее будет дома. И она без устали лазает по кустам, раздвигая колючие ветки худыми, обветренными и потрескавшимися руками.
На ней только штанишки и юбка, даже не юбка, а кусок старого холста, обернутый вокруг тельца и перетянутый шнурком.
Когда надо пробраться между кустами, а ветки, как колючая проволока, сухие, голые, она поднимает с боков юбку и ловко набрасывает ее на голову. Это защищает спину и грудь от колючек. А ноги — не страшно! Внизу меньше веток, да и ноги все равно исцарапаны.
Ее глаза бегают быстро-быстро, ощупывая каждый куст, каждую травинку. И где бы ни спрятался съедобный корешок, она обязательно найдет его!
Мен Хи гордится тем, что кормит всю семью. Правда, еда не очень вкусная, хорошо бы в отвар из кореньев немного чумизы добавить. Но отец не разрешает брать ни одного зернышка: они нужны для посева…
И вот наконец зерна брошены в землю.
Получить бы урожай, думает Пак, а там станет легче. Он хорошо воспользуется урожаем. Он не станет сидеть сложа руки и поедать чумизу, пока не съест все. Он будет работать осень и зиму, день и ночь. И мать его детей и дети тоже будут работать осень и зиму. А есть надо так же, как сейчас, будто у них совсем ничего нет. Только детям он будет давать немного чумизы, потому что дети могут умереть. У него осталось всего трое детей, ему и тут не повезло. У других по пять сыновей, а у него только два, да и то старший ушел из дому. Пусть хоть Сен Дин станет опорой семьи.
Работать надо много. И если все они так будут работать и не очень сытно есть, то к будущей осени у них соберется достаточно зерна. Тогда он спустится с горы. Он отдаст долг Ли Ду Хану и плюнет ему в лицо. Пусть знает этот кровопийца, что Пак — честный человек. Потом он возьмет землю в аренду у японского помещика Кураме. Ведь у него самые плодородные земли. А тогда, может быть, им удастся даже купить тенбо земли.
В голоде прошло лето. Жили надеждой на урожай, молились многочисленным богам, которые ведали всеми благами: кто водой, кто солнцем, кто плодородием.
Но не вняли молитвам боги. Солнце накалило землю, иссушило, выжгло всходы, а потом тропический ливень смыл вместе с чахлыми ростками последние надежды на урожай.
Пак никого больше не ругал. Он молчал. В хижине стояла тишина. Мать и дети говорили шепотом и ждали решения главы семьи.
Вот уже несколько дней Пак говорил себе: «Сегодня обязательно надо что-нибудь придумать». Но приходил новый день — и все оставалось по-прежнему. Пак готов был плакать от горя, но стыдился своих голодных детей, которые безмолвно смотрели на отца и ждали его приказаний. Пак совершенно не знал, что делать. Может быть, пока есть силы, выкопать могилы?..
И вот однажды утром, когда он так сидел и так думал, Сен Дин тихо сказал:
— К нам кто-то идет.
Все повернулись в ту сторону, куда смотрел Сен Дин. Пак еще издали узнал Ли Ду Хана. И странное дело, он не только не испугался, но даже обрадовался. Случись такая встреча немного раньше, до того как погиб урожай, Пак, наверно, спрятался бы в лесу со всей семьей и сидел бы в чаще, выжидая, пока не уйдет с горы этот ненавистный Ли.
Но сейчас он не мог тронуться с места. Не отрывая глаз, смотрел, как медленно поднимается в гору Ли. Внизу осталось человек пять, а Ли идет один. Пак не знал, что заставило помещика прийти сюда, в горы, да и не думал об этом. Вообще он ни о чем не думал. Он только сказал:
— Теперь что-то произойдет.
Когда Ли Ду Хан поднялся на гору, он увидел, что хваденмин и все его домочадцы стоят на коленях, лбами касаясь земли.
Первым поднял голову Пак. Узкие, как щелочки, глазки Ли Ду Хана чуть-чуть расширились. Они, наверное, расширились бы еще больше, если бы не так заплыли жиром, потому что Ли очень удивился. Он не ожидал встретить здесь сбежавшего от долгов издольщика. Он осмотрелся вокруг, увидел потрескавшийся горшок, в котором давно уже не было зерна, мотыгу с лямками, размытое дождями поле, на котором кое-где зацепились тощие, прилипшие к земле стебельки, и сразу все понял.
- 28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!» - Владимир Першанин - О войне
- Гауптвахта - Владимир Полуботко - О войне
- Стужа - Василий Быков - О войне
- Дни и ночи - Константин Симонов - О войне
- Битва за Британию - Владислав Викторович Колмаков - Альтернативная история / Боевая фантастика / Попаданцы / О войне / Периодические издания