Читать интересную книгу Домик в Армагеддоне - Денис Гуцко

Когда все случилось, Фиме был всего год от роду, и он знал об этом только со слов бабы Насти, которые она твердила, как заученные, когда водила его к маме на могилку: “Взяли машину эту проклятущую… говорила им: не нужно, не нужно, зачем вам хомут этот на шею, долги эти, ребенок у вас… взяли вот, взяли… на радостях прокатиться решили; не волнуйся, мы скоро, по трассе немножко прокатимся… туда ехали – нормально, обратно Танечка за руль села”.

– Кстати, насчет зрелищ, – сказала Надя. – Вот скажи… Только не бычься. Ну, я просто понять хочу. Вот, например, Пасхальную службу по телевизору показывают. А ты с дивана смотришь. То есть – ты же не участвуешь, и для тебя это тоже всего лишь зрелище. Да? Нет?

Фима посмотрел на нее строго.

– Надь, ты сама до этого додумалась?

Собирался возразить ей, что это совсем разные, разные вещи.

– Ну все, все, – Надя замахала руками. – Не будем. Я и вправду ничего в этом не смыслю.

Внизу, совсем близко, хлопнула автомобильная дверь. Послышалось:

– Говорю тебе, табаком откуда-то прет!

Почему-то не услышали, как подъехали менты. С обратной стороны остановились, не видят их пока. Фима схватил Надю за запястья, потянул вниз. Присели на корточки.

Надя аккуратно взяла камеру, выключила.

– Вляпались? – шепнула.

– Молчи.

Внизу раздались шаги.

– Да не чувствую я табака. Ну, из дома какого-нибудь принесло.

– Какого на… дома?! На этой улице вообще не заселено.

– Значит, померещилось.

– Выйди сам, понюхай!

– Колян, это тебе кинологов вызывать нужно – нюхать тут.

– Ну выйди!

– Я немножко плохо! – послышался чей-то третий, с сильным иностранным акцентом, но пьянючий вполне по-здешнему голос. – Я нехорошо!

– Ноу, ноу, херр Стене! Это пока не твоя остановка.

Иностранный голос заворчал неразборчиво.

– Да табачищем же прет! – на этот раз было совсем близко, под самой вышкой.

Медленно, чтобы не громыхнуло железо настила, они легли, ногами в разные стороны.

Фима прижался спиной к экрану, Надя – к прутьям ограждения.

– Ноги, – шепнул ей Фима.

Она послушно отодвинула ноги подальше от края. Оказались лицом к лицу, вверх тормашками. Надю трясло от сдерживаемого смеха.

– Тот пьяный – немец?

– Тише!

– Тот, да?

– Какой еще немец?

– Ну, тот, мы его видели. Я с ним в маршрутке рядом сидела. Консультант какой-то. “Я немножко плохо”. Оой, уписаться!

– Тихо!

Тот, что оставался в машине, крикнул:

– Да что ты там разглядываешь? Кошки там, что ли, курят? Они, стервы, любят.

– Да пошел ты! – дружелюбно отозвался напарник.

Надины губы возле самого уха:

– Не знала, что армагеддонить так весело!

***

Далеко на востоке разразилась гроза. Всполохи молний, на миг распахивающие пространство, только что казавшееся сплошной синей стеной – и вдруг изрезанное, изжеванное, обильно сочащееся холодным колючим светом. Молнии гаснут – невольно ждешь, когда докатится наконец звук грома, растраченный, порой еле уловимый: единственное доказательство кипящей где-то там, над другим кусочком степи, грозы.

Звуки эти похожи на осторожное постукивание, с которым ложатся на встречные предметы пальцы слепого великана, пробирающегося сквозь ночь.

Стороной пройдет. Слишком далеко.

Они сидели, свесив ноги между прутьев, курили. За их спиной, на огромном матовом экране, неровно облитом луной, красовалось: “Новый Армагеддон”.

– Слушай, Фим, а что тут у них – ни одной собаки? Не тявкают.

– Говорят, тут запрещено.

– Почему?

– Вот как раз чтобы не лаяли, не мешали отсыпаться крупьешникам перед ночными сменами… или после ночных смен… в общем, чтобы не мешали.

– Понятно. Непривычно без собак. В частном секторе всегда собаки. Знаешь, будто летишь в самолете – и вдруг двигателей не слышно.

– Я не летал ни разу.

– Правда?

Пожалел, что сказал.

Неспешный приглушенный разговор. Двое над неживым поселком – сидят, переговариваются о том о сем, покачивая время от времени ногами. За плечами – слова, хлестким кнутом летящие в ночном воздухе. Если смотреть отвесно вниз, кажется: их ноги – будто ноги двух великанов, собратьев того бредущего с востока слепца, попирают Солнечный. Потому как посланы уничтожить это место и стереть его с лица земли.

– Слушай, брат Фима, давай не теряться, а? Может, встретимся еще дней через несколько?

– Не знаю.

– Вступительные я сдам. Выучила все, не подкопаешься. У вас бывают выходные… или как там… увольнительные?

– Посмотрим, говорю.

Эта нездешняя гроза, и высота, и слова за спиной. Надя сняла все на камеру, выложит у себя на страничке – пусть все увидят, пусть подумают. С ней хорошо.

Нормально. Но только были бы сейчас рядом Димка, Женя, два Юры. Сидели бы вот так, свесив ноги, погруженные в общую думу. Великаны. Боевые ангелы.

– Мне на видео замазать твое лицо?

Ефим пожал плечами, глядя на вспышки далеких молний:

– Как хочешь. Нет, не надо, – и словно продолжая вслух только что прерванную мысль, сказал: – Если Последняя Битва – это в буквальном смысле, сражение такое, глобальный такой пиф-паф, то каждый может подумать: “Ну, вроде не грохочет пока”.

И так все и думают.

Надя кивнула.

– Мы коллаборационисты?

– Что? – не понял он.

– Все мы. Ну, обычные, не стяжники. По-твоему, мы коллаборационисты?

Сотрудничаем со злом?

Надя выстрелила окурком перед собой. Окурок, как цирковой эквилибрист, резво кувыркаясь, выскочил под ночной купол и вдруг споткнувшись, теряя кураж, штопором пошел вниз. Долетел до земли, дернулся, погас. Какое-то время Надя сидела молча, рассматривала испачканные алой краской подушечки пальцев, царапины от колючей проволоки на предплечьях. Заметила ржавчину на сгибе локтя, поплевала, растерла.

Докурив, Фима вслед за Надей пульнул окурком. Сидел, легонько покачивая ногами над пятиэтажной пропастью, молчал. Было очень уютно сидеть вот так, разглядывая то желто-синюю физиономию луны, то угловатый абрис Солнечного, беззащитно распростершегося под ними, и молчать.

Ну да, вся Надина ершистость – всего лишь защитная оболочка. Разные они, но с ней почему-то спокойно. Надежно. Жаль, блукает она бессмысленно, вот что. Весь этот ее интернет… суперлидер… рекорд посещаемости… Не желает она строить жизнь свою здесь, снаружи. Понимает, что негде. Наверняка и сам заблудился бы. Если б не Стяг, если бы не увидел своими глазами, как много в этих дымящихся руинах живых людей, его сверстников… Жаль, не все они оказались готовы пойти до конца.

Пока – не все.

– Мне уже написали из “Медиа-Пресс”, хотят встретиться.

– Что говоришь?

– Из “Медиа-Пресс” написали, вчера, встретиться хотят. Предложат, наверное, мой блог книжкой издать. Мне аж не верится. Дрожь такая внутри.

– Все. Пошли, – Фима поднялся на ноги. – Пора.

***

Пробираясь оврагом, нацепляли репья. Чуть не попались. И главное, вышли уже из поселка, на трассу выбрались. Было бы обидно. Не заметили опять бобик ментовский.

Корабль-призрак какой-то, а не бобик. А может, это другой наряд был. Менты проезжали по трассе и вдруг остановились, окликнули. Разделительная полоса выручила: поленились менты за ними бежать, а в разделительной разрыва поблизости не было.

Спрятавшись за угол трактира, счистили с одежды репейник. У трактира останавливались проходящие на Любореченск автобусы, можно было попроситься.

– Давай посидим? – предложила Надя.

Фима согласно кивнул. Они поднялись на крыльцо.

Прокуренное до прогорклой горечи, оглушенное работающим из-под потолка телевизором пространство. Несколько проголодавшихся пассажиров с междугородного суетливо лапали привязанную к колонне книжку меню, выбирали блюда. Трактирщик-армянин в грязном белом халате, протирая стол, бросил на вошедших короткий, ничего не выражавший взгляд и так же коротко глянул в открытую заднюю дверь на тлеющие габариты “скании”.

– О, миленько, – сказала Надя. – Непременно нужно будет здесь снять.

Усталые ночные люди сосредоточенно колдовали над тарелками. Чем-то неуловимым, как близкие родственники, похожие друг на дружку дальнобойщики. Поужинают и уйдут в свои пыльные кабины на недолгий ночлег-обморок. И знать не узнают, что ночевали они у поселка Новый Армагеддон. Что двое, давших поселку новое – последнее это имя, были тут с ними, разглядывали их, может быть, ловили тайком в стеклянный глаз видеокамеры. Утром кто-то из припозднившихся, выруливая на ожившую утреннюю трассу, заметит надпись над крышами коттеджей. И не подумав ничего, как этот трактирщик, привычно зыркающий на входящих, шофер надавит на педаль газа, встроится в общий поток и покатится дальше в свой пункт Б под мужественные всхлипы шансона.

Страна неприкаянных дальнобойщиков. Катятся без оглядки по оплаченному маршруту.