Читать интересную книгу Рим или смерть - Лев Вершинин

Гарибальди скрепя сердце подчинился. Но про себя решил ждать не более недели, а потом покинуть и Ананьи. К счастью, приказ прибыть в Рим пришел через три дня.

Глава третья

И ГРЯНУЛ ГРОМ

В феврале того же 1849 года в Риме прошли выборы в Ассамблею. С большим перевесом победили на них республиканцы, сторонники Мадзини. Немного спустя Мадзини, который изгнанником жил теперь во Франции, получил от Ассамблеи телеграмму:

"В Риме республика, приезжайте".

Мадзини немедля отплыл из Марселя в Ливорно, а оттуда выехал в Рим.

До этого он побывал во Флоренции, столице Тосканы. Там он долго и упорно убеждал главу революционного правительства Доменико Гверацци пойти на объединение Тосканы с Римом в одну республику. Предлагал создать общее правительство и парламент. Гверацци то обещал, то брал обещания назад, и в конце концов объявил, что, прежде чем принять решение, должен хорошенько все взвесить. Мадзини понял, что Гверацци объединиться с Римом не хочет, боится оказаться в подчиненном положении. "До чего же живучи давние предрассудки и подозрения! - негодовал он. - Вот и Гверацци узкие, местнические интересы поставил выше интересов общеитальянских".

С тяжелым сердцем ехал Мадзини в Рим - восстание в Ломбардии подавлено австрийцами, Венецию они взяли в осаду, а Римская республика осталась одна перед лицом двух грозных врагов - Австро-Венгрии с севера и Королевства Обеих Сицилии с юга. И те и другие поклялись силой вернуть папу Пия IX на трон, а значит, надо готовиться к войне на два фронта.

Римляне встретили Мадзини восторженно, вся Ассамблея стоя приветствовала его, провозвестника свободы, непримиримого врага своих и чужеземных монархий. И душа его оттаяла, в нем опять пробудились надежды. Увы, ненадолго. Австрия и Неаполитанское королевство открыто готовились напасть на Римскую республику, зажать ее в клещи и раздавить. Для обороны Рима нужна была мощная армия, а создать ее предстояло в самые короткие сроки.

За месяц Мадзини и военному министру Авеццане удалось набрать более восьми тысяч человек. Только очень уж пестрым было это войско. Три тысячи бывших папских солдат и карабинеров, полторы тысячи римских волонтеров вчерашних ремесленников, возчиков, каменотесов, - триста студентов и тысяча национальных гвардейцев! И, наконец, триста солдат и офицеров таможенной охраны да две тысячи резерва. У бывших папских солдат и у национальной гвардии боевого опыта было мало, а у студентов и таможенников и вовсе никакого. Противостояли же им на севере тридцать тысяч отборных австрийских пехотинцев и кавалеристов, а на юге - шестьдесят тысяч солдат Неаполитанского королевства. Силы куда как неравные.

Да, но ведь был еще итальянский легион Гарибальди! Отличный легион во главе с блестящим полководцем. Мадзини это знал по собственному опыту: меньше года назад он воевал в Ломбардии против австрийцев знаменосцем в гарибальдийской бригаде.

Но теперь он, Мадзини, не рядовой солдат, а глава Римской республики, и ее судьба во многом в его руках. Он знал: первое, что надо сделать, призвать Гарибальди и поручить ему командование не легионом, а корпусом или даже армией. У Римской республики будет тогда, кроме Карло Пиказане, еще один достойный ее полководец.

Не теряя времени даром, он вызвал в Квиринал Пизакане, чтобы совместно принять окончательное решение. Аристократ, бывший офицер неаполитанской королевской армии, где все прочили ему блестящую карьеру, Пизакане тайно покинул родной Неаполь, оставив все свои богатства. Жизни в роскоши он предпочел полную тягот жизнь бедного эмигранта. Когда в 1848 году в Ломбардии вспыхнуло восстание против австрийцев, Пизакане вступил в ломбардский легион и сражался в нем до последнего дня, пока не пала столица Ломбардии, Милан.

Война закончилась поражением ломбардцев, но Пизакане не вернулся в Неаполь, а поспешил в Рим - защищать республику. Кадровый военный с немалым боевым опытом, отважный, порой до безрассудства, и в то же время осмотрительный в своих планах и решениях, Пизакане в глазах Мадзини был олицетворением истинного военачальника. Несмотря на большую, в тринадцать лет, разницу в возрасте, они вскоре стали друзьями. По представлению Мадзини правительство произвело тридцатилетнего Пизакане в бригадные генералы и назначило его главой военного совета республики.

Войдя в кабинет Мадзини, маленький, узкий, с огромной во всю стену картой Рима и его окрестностей, Пизакане отдал честь и доложил: "Прибыл по вашему приказанию". Мадзини в ответ ласково улыбнулся своему любимцу. Он усадил Пизакане за письменный стол, сам сел напротив и сказал без всяких предисловий:

- Дорогой Пизакане, по-моему, неразумно и дальше держать Гарибальди в Ананьи. Его легион нужен здесь, в Риме.

Мадзини не сомневался, Пизакане с ним согласится. Ведь оба они, Гарибальди и Пизакане, бок о бок сражались в Ломбардии против австрийцев. Но Пизакане решительно этому воспротивился, чем весьма озадачил Мадзини.

- Никто не спорит, Гарибальди - талантливый полководец. И его легион - реальная сила. - Пизакане выдержал паузу и продолжал: - Но это легион партизан, а не солдат. Тревожить врага, наносить внезапные удары легионеры еще могут, а вот держать правильную оборону неспособны. И вообще, они не признают ни дисциплины, ни уставов.

- Со временем научатся, - возразил Мадзини.

- Вероятно. Однако их пример с самого начала был бы губительным для остальных. Одно гнилое яблоко может быстро испортить все здоровые, ответил Пизакане.

После долгих раздумий Мадзини уступил. Сравнивать легион Гарибальди с гнилым яблоком, право же, несправедливо! Тут Пизакане в запальчивости хватил через край. И все-таки в регулярную армию гарибальдийцев включать, пожалуй, рано. Останутся пока партизанским отрядом, а там видно будет. Тем более что и член военного совета Пьетро Розелли тоже против. А военный совет склонен назначить главнокомандующим именно Розелли. Боевой опыт у Розелли, правда, невелик, зато он истинный патриот, а главное, коренной римлянин. Так что симпатии горожан на его стороне. Да и человек он выдержанный, осмотрительный, а Гарибальди, как это ни печально, способен на самые опрометчивые поступки.

Мадзини не учел одного: Розелли был бездарным полководцем. В прошлом офицер-штабист, он все бои сначала разыгрывал на макете, и потом, на поле сражения, даже если обстановка внезапно менялась, упорно не желал отступать от заранее намеченного плана. Стоило врагу повести бой не по правилам классического военного искусства, как это сразу ставило Розелли в тупик.

Увы, еще не раз и не два пришлось Гарибальди испытать на себе эту неприязнь кадровых офицеров к нему, командиру-самоучке, который воюет не по уставу, а по наитию и сметке. Извечная неприязнь дипломированной серости к природному таланту!

Эти полководцы макетов и карт не могли простить Гарибальди его непонятных побед, его, по их убеждению, незаслуженной славы. Пока же они уговорили Мадзини повременить и держать легион Гарибальди в резерве.

Ошибка, едва не ставшая для Римской республики роковой!

Австро-Венгрия и Неаполитанское королевство уже собирались двинуть на Рим свои армии, когда произошло событие, резко изменившее всю обстановку.

Король Карл Альберт расторг заключенное ранее мирное соглашение и вновь начал с Австро-Венгрией войну. Его не на шутку встревожили народные восстания в Тоскане, Венеции и Папской области. Ветер революции - буйный ветер. Он уже смёл великого герцога во Флоренции, папу Пия IX - в Риме, беда, если он долетит до Пьемонта. В столице королевства, Турине, и без того неспокойно, мадзинисты подстрекают горожан к бунту, в своих мерзких прокламациях называют его, Карла Альберта, предателем итальянского дела. Остается одно - рискнуть, опередить мадзинистов и самому выступить против австрийцев. Тогда он в глазах всех итальянцев снова предстанет патриотом.

На военном совете генералы доложили, что армия реорганизована и стала много сильнее. И Карл Альберт решился - 20 марта 1849 года он вместе с армией переправился через пограничную реку Тичино и вступил в Ломбардию.

Едва в Риме узнали о решении Карла Альберта объявить Австро-Венгрии войну, собралась Национальная Ассамблея. Первым на трибуну поднялся Джузеппе Мадзини. Бледный, осунувшийся, он стоял на возвышении, и его громкий, взволнованный голос гулким эхом отдавался под сводами дворца делла Канчеллерия.

- Рим должен прийти на помощь Пьемонту и как можно скорее, - убеждал он депутатов Ассамблеи. - Исключительные условия требуют исключительной энергии.

И тут со скамьи в левом ряду поднялся депутат Чернуски, прибывший из захваченной австрийцами Ломбардии.

- Вы что же, хотите помочь королю, который уже дважды нас предал?! воскликнул он, обращаясь к Мадзини.

- Поймите, мы поможем не королю, а народу Пьемонта, - ответил Мадзини. - Сейчас у нас один враг - Австро-Венгрия, и мы должны победить или погибнуть вместе.