Ну, иначе быть и не могло. Уверен, что на Земле сейчас, наверное, считанное число детей, которые рисуют так, на уровне взрослого с воображением. Кому-то, может, «руку поставили целенаправленно с детства», кто-то сам по себе гений и талант.
Но я «ушёл в несознанку». Выдав те же ответы, что и первом просмотре моей «квалифицированной аллегорической мазни» Тиуновой. Проигнорировав другие вопросы.
— Придумал.
Всё. Меня пытались и так, и эдак разговорить.
Но я «замкнулся».
Уверен, отстали — поняв, что от меня ничего не добются. Но разумеется, родителям чуть позже настучали. Не в смысле «по голове», а в смысле наябедничали. И даже отдали один из двух рисунков матери.
Которая лаской попробовала «разузнать больше».
Причём то ли завка, то ли воспиталка отдали рисунок, видимо только в пятницу маме. Ибо с вечера того дня она и стала меня расспрашивать сама — «где научился нехорошему, когда успел?»:-)
Разумеется, она так не говорила. Но вместе с отцом перед выходными они плотно посудачили, погордились качеством исполнения и поудивлялись безграничной фантазии сына в ч/б карандашной картиночке с «рассекаемым злым инопланетянином Ильём Муромцем». Мать поделилась (я слышал вполуха) с отцом впечатлением о той картинке, которую ей не отдали, но которую показали.
С «доброй хвостоголовой инопланетянкой, которая против злого»:-)
Только это… в общем — «ему — как об стенку горох».
Любимая присказка матери в мой адрес, когда я упрямился в «первой жизни» прозвучала и в пятницу, по поводу моего «ухода в несознанку».
Я даже нашёл определённые прелести в детском обличье. Что с такого возьмёшь? Ещё бы реветь, при случае, «по щелчку пальцев» восстановить умение? Или ну, нафиг… лучше строить и гранить образ ребёнка — вундеркинда с прокачанной фичей «сумрачный и безэмоциональный»?
Тему для пересудов я задал воспитательскому коллективу садика N82 точно. И, облегчать им жизнь не собирался. Уверен, те всю неделю судачали и гадали, наблюдая за мной. По крайней мере, в череде дней некоторых внимательных взглядов Тиуновой и второй воспитательницы — (Поносовой Фаины Степановны, чью фамилию я обнаружил на стенде в коридоре, а имя отчество произносились при мне постоянно другими детьми), я поймал немало.
Они украдкой наблюдали за мной. «Что ещё выкинет Вяткин?». И я прекрасно понимал причину. С одной стороны, «замкнувшийся в себе» в ответ на расспросы «как смог? Как такое придумал?» пятилетний пацик — не школоло, которого уже слегка можно прищемить и пристыдить. С другой стороны — «всё равно интересно, что выкинет ещё?»
А я за эти дни не выкинул! Они изучали плотнее меня, а я — их.
Но дети всё равно так не рисуют… и они, сдавшись над загадкой «как Вяткин смог такое изобразить сам?», обломавшись с поиском новых впечатлений, когда я в среду тупо, сознательно и местами даже где-то злорадно выдал в ответ унылую именно что «детсадовскую мазню» при задаче «нарисуйте, дети, зайчика и мишку в летнем лесу!», решили зайти с фланга, через родителей.
Я даже был немного удивлён, что до родителей дошло только в конце недели…
* * *
Я думал, что в выходные, на отдыхе у речки за меня плотнее возьмётся заинтригованный отец, очевидно испытавший какую-то гордость от разглядывания моего крео, аллегорию которого никто, кроме меня не понимал.
Но нет, особо именно на отдыхе не доставал.
Гордость же его понятна мне. Это у него — отчасти профессиональное. И я предполагаю, что он выстроил в голове нехитрую комбинацию — «от меня талант передался, может, даже умножился…». Сие очень чешет его ЧСВ.
На самом деле любовь отца ко мне, до того, как он бросил нас, была обильна. Мальчишка-первенец, проявлявший увлечения, уже с детства схожие с его собственными интересами… всё пошло тогда, в «первый раз» наперекосяк очень неожиданно. И мне нужно готовится к возможному повторению тяжёлой ситуации, даже мечтая предупредить ход событий в целой стране.
Отец работает на местном заводе по ремонту путевых машин, входящем в состав МПС — советского министерства путей сообщения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В своём прошлом-будущем, интересуясь историей родного города, я узнал, что завод образовался в начале 60-х из паровозного депо. Прошла электрификация железной дороги. Многое стало из прошлого не нужным, многое было совсем новым.
Завод занимается (и продолжал в 21 веке, выстояв, с грехом пополам, в «проклятые 90-е…») ремонтом снегоуборочных путевых машин, капитальным деповским ремонтом грузовых вагонов разных типов, в том числе хоппер-дозаторов (особых вагонов для перевозки сыпучих грузов), производит ж/д контейнеры, изготавливает запасные части для подвижного состава, товары народного потребления (ТНП).
Рабочее место отца расположено в небольшом цеху так называемой «стройгруппы». Он, в некотором роде — «рабочая элита» — модельщик, изготавливающий высокоточные деревянные модели различных деталей, по которым «литейка» — литейный цех изготавливает их. Как для нужд завода — запчасти, детали и прочее по профилю завода — нужд МПС, так и для печек, колосников и прочего по разряду ТНП.
От того, что именно отцовская работа связана с изготовлением моделей из дерева, и сидит он не в помещении литейного цеха. А помещении цеха «стройгруппы», работающей со вспомогательными столярным работами на нужды завода, на отдельном рабочем месте в торце здания, у окна.
От того моя жизнь наполнена качественно, с любовью и тщанием сделанными на досуге отцом, задерживавшими ради этого на часок на работе, деревянными игрушками. Отполированными, отшкуренными, покрытыми краской и лаком, чтобы, не дай Сила, Ванечка не занозился…
Любимая игрушка детства — покрытый красной краской «пистолет ТТ».
Он ныне — снова со мной, качественная, насколько это возможно из какой-то подходящей породы дерева, копия.
«Тогда», я его оставил в гараже отца, в гаражном кооперативе, где тот держал наш мотоцикл с коляской, незадолго до того, «когда всё случилось». И очень долго, буквально пару лет сильно сожалел, что не приду туда, не заберу себе то, что ещё хотел забрать у отца, «бросившего нас».
Но в детство, действительно, можно только впасть. И любимая деревянная игрушка ныне не вызвала ничего, кроме сильнейшего чувства ностальгии.
В садике за прошедшую неделю я не прикоснулся ни к одной игрушке, имитировать поведение ребёнка снова — выше моих сил. Только то, что сейчас лето, и спасает. Садиковая группа проводит время в основном на улице и можно качаться на качелях, тренировать подтягивание и делать зарядку, больше, чем положено детям.
Это — в «пределах нормы» и не особо удивляет воспиталок. Или удивляет прилежность и ежедневное повторение приседаний и вращений туловища без указаний? Тут — просто пофиг, что подумают. Хоть чем-то занять себя вместо ненужных взрослому в теле ребёнка игр…
* * *
«Отцовский» завод, наряду с швейной фабрикой, комбинатом хлебопродуктов и парой-тройкой других производств, является, говоря модным термином позднего времени, одним из местных «градообразующих предприятий».
Мама, с недавних пор — тоже работает тут же, сменив место на швейной фабрике на заводоуправление завода. И там и там, она — заочно отучившаяся на юрфаке областного универа, работает юрисконсультом.
Бывший первый директор завода Филимонов, кстати, сейчас первый секретарь местного райкома КПСС. Вполне себе приличный и достойный человек, настоящая рабочая аристократия, не только чесавший языком положенную скороговорку на партсобраниях, но и решавший реальные проблемы района и сам работавший на разных ступенях, начиная с помощника машиниста ещё когда-то паровозного депо.
Вот как вышло так, что КПСС сгнила? Главная рыба страны гнила с головы? А всё держалось на низах? Пока становый хребет державы мог, он честно тащил всё?
Подобными вопросами я иногда задавался в первой жизни, лично лицезрея плоды дел рук Горбачёва, Яковлева и прочих… но сие было достаточно теоретически. За учёбой в ВУЗе нашёл, в условиях падения Союза, себе личную скромную, но удобную нишу, в которую переехал сразу из стен учебного заведения.