Читать интересную книгу Африка — земля парадоксов - Владимир Корочанцев

В кухнях на трех-четырех камнях пылал костер, в котле пыхтела пшенная каша. Открытый очаг в африканском жилище — это не только своего рода печь для готовки и обогрева. Излучаемые им тепло и свет притягивают к себе, объединяют всех членов семьи. Вечерами пятачок перед очагом служит местом общения людей. Ночью, когда пугающие, таинственные силы приближаются к нам вплотную, свет костра становится последней преградой, которая мешает торжествующей мгле поглотить человека. Так думает большинство африканцев. Кроме того, дым от огня посреди жилища, где нет дымохода, отпугивает насекомых — переносчиков болезней и способствует сбережению продуктов, размещаемых тут же, на земле или на настилах под потолком. К очагу издревле питают глубокое почтение, вокруг него всегда чисто подметено.

— Когда наши предки грелись у костра, они чувствовали плечо друг друга, свое единство, свою взаимозависимость, — рассуждал Идрисса. — В полыхавшем пламени таился секрет их силы. Затем каждый постарался урвать себе частицу общего огня, растащить его на множество-огоньков, и круг обогревавшихся вместе сузился. Отсюда пошли себялюбие и черствость.

Огородившие очаг тонкие стены первой хижины вызвали, по мнению старого вождя, первую трещину в человеческом братстве, стали провозвестниками отчуждения и индивидуализма. Сегодня костер — неосознанное, ностальгическое воспоминание о тех, кто канул в Лету, а очаг — робкий, но по-прежнему верный хранитель семейных уз.

Традиционное уважение к очагу африканцы демонстрируют порой даже в мало подходящих для этого условиях. В середине 70-х годов правительство одной из освободившихся португалоязычных стран национализировало в столице современные многоэтажные дома, брошенные владельцами, и вселило туда обитателей трущоб. Вскоре деревянные полы в квартирах обуглились или исчезли: новые жильцы открывали окна, разводили огонь прямо посреди комнаты в мангале или жаровне и коротали вечера, как в деревне, сидя вокруг очага.

Соломенные хижины — спутницы саванны. На севере Камеруна, у холмов Мора, я ночевал в доме арабов-шоа. В строении из беспорядочно набросанной травы, стянутой веревками, было свежо, легко дышалось, почти не докучали комары и москиты (в «стены» добавляют особые ароматические травы, как в русской деревне постель прокладывают полынью — от блох). Дверь была настоящая, сплетенная из прутьев и соломы. Внутри гигантского помещения находилась «хижина в хижине» — отгороженная опочивальня родителей, с просторной кроватью под балдахином. Очаг, более крупный, чем у фульбе, имел с одной стороны высокий глиняный брандмауэр, с других — стенки пониже. Ночью в дом загоняли скотину, и животные, надо отдать им должное, вели себя вполне спокойно.

Посреди горного массива Мандара

На севере Камеруна громадной гранитной глыбой, причудливо изваянной солнцем, ветром и дождями, вздымается на высоту 1200 метров горный массив Мандара. Он неожиданно вырастает перед путником, бредущим из глубины равнинной саванны, и так же резко обрывается в глинисто-песчаную долину типа полупустыни (400 метров над уровнем моря), которая затем плавно понижается к реке Логоне и озеру Чад. Острые, как шипы, скалы, утесы, плато, изрезанное глубокими старческими морщинами ущелий, кажутся заколдованным царством. Его оживляет редкая, но разнообразная флора, в которой явно верховодят баобабы и масличные деревья — карите. Там и сям попадаются сенегальские кайи, «колбасные деревья» с плодами, похожими на ливерную колбасу длиной в полметра, тамаринды, складывающие свои листочки на ночь и в дождливую погоду, вьющиеся зизифусы из семейства крушиновых, всевозможные акации, колючие кустарники. Буквально столбенеешь перед фикусами, невесть как пустившими корни на высоких скальных платформах: оказывается, и камень может служить питательной средой для предприимчивых растений. Изредка встречаются финиковые пальмы.

Климат здесь прохладнее, чем в саванне. С декабря по февраль тянется холодный сухой сезон. Температура опускается до +10–12 градусов, часты пыльные «туманы».

С марта по май солнце распаляется, ртутный столбик подпрыгивает до +45 градусов в тени. Пересыхают реки, ручьи, колодцы, твердеют и коробятся шкуры животных в хижинах, желтеет, делается ломкой бумага. Пять месяцев ни капли дождя!

Май приносит торнадо — с водой возвращается жизнь. После первых же дождей местные жители сеют просо, основную для них продовольственную культуру. Июнь и июль в зазеленевшем, пылающем цветами краю — настоящая весна. Но вторая половина дождливого сезона — безумие гроз и ливней. В октябре, утопая среди болот, вздувшихся водных потоков, люди уже изнывают в ожидании сухого сезона точно так же, как в апреле они молили духов предков ниспослать им дождь.

Горы заселены довольно плотно — в среднем шестьдесят человек на квадратный километр. Хижины народа матакам, близ Моколо, лепятся на камнях, гребнях вершин и горных склонах. Поля выкроены в ложбинах: матакам ценят каждую пядь земли, пригодную для обработки. То и дело видишь лоскутные «нивы» размером с письменный стол. Мизерным количеством земли объясняется разбросанность жилья, отсутствие больших деревень.

За соломенными или тростниковыми стенами здесь не спрячешься. Дома кладут из камней, щедро обмазанных глиной. В верхних рядах между ними оставляют зазоры для вентиляции. На стропила — несколько брусьев, упирающихся в стены и сходящихся под острым углом, — настилают огромные циновки из стеблей проса. Получается золотистый конус. Перед сухим сезоном крышу обновляют, заменяя растрепанную ветром, поблекшую солому свежей.

Когда юноше исполняется двадцать два года, он женится, с помощью родственников и друзей возводит свой дом. Теперь он взрослый человек, и отец выделяет ему часть земли. Самостоятельность начинается с одной хижины, к которой по мере разрастания семьи пристраиваются стена к стене другие. В итоге возникает «саре» — группа жилищ, образующих круг. Снаружи можно проникнуть через очень низкий проем только в хижину главы семейства, а дальше ведет единый ход сообщений. Загулявшей допоздна девице не проскользнуть домой мимо недреманного родительского ока. Не забраться внутрь такого «замка» ни пылкому влюбленному, ни опытному соблазнителю, ни иному лиходею. От злых духов и недругов вход оберегают заостренные кости жертвенных животных или каменные топоры, вставленные в швы кладки.

К жилым помещениям жмутся хижины-амбары. В одной из них хранится амфоровидная ваза домового — настоящего хозяина «саре»; кувшины служат, кроме всего прочего, обиталищем душ усопших предков, которые, даже покинув сей мир, как бы остаются со своей семьей. Две-три хижины предназначены для коз и овец, отдельная — для козла, другая — для быка (мужскому полу африканцы всегда отдают особые почести), которого собираются забить по случаю очередного обрядового праздника.

По форме жилищ легко узнать, к какому из народов, осевших в горах Мандара, они принадлежат. Мунданг сооружают кубические дома с тяжеловесной плоской крышей, рядом — круглые глиняные житницы с куполами.

Тупури ставят круглые саманные хижины с дверью в форме замочной скважины и конусообразной крышей из травы и стеблей проса. Житницы у них похожи на полутораметровые глиняные бутыли. Самые бедные тупури обходятся соломенными домиками.

Целиком из глины строят свои дома маса, живущие к югу от озера Чад. Как и многие другие народы саванн и полупустынь Западной Африки, маса не применяют кирпичную кладку. Когда устанавливается сухая погода, они замешивают глину и из сырой массы лепят стены. В день удается выложить слой толщиной до 30 сантиметров. Дождавшись, пока глина высохнет и затвердеет, намазывают новый слой. Люди не торопятся. Работа должна быть удовольствием, а не пыткой, утверждают они.

Едва стены готовы, справляют новоселье.

— Как же так? Без крыши? — недоумевал я.

— Ну и что же? — в свою очередь, удивлялись мои собеседники. — Над нами не каплет. Мудрость нашего народа гласит: не делай сегодня то, что можно отложить до завтра. Всегда есть какие-то более спешные дела.

Смысл заняться крышей появляется в преддверии дождливого сезона. Благо свежая солома под рукой: только-только снят урожай проса. К стенам для украшения прикрепляют деревянные выпуклости — близкую к оригиналу копию женских грудей, — раскрашенные черной или белой краской. Это залог того, что в доме народится многочисленное потомство. На стенах некоторых хижин нарисованы ступни. «Знак устойчивости в жизни», — пояснил мне один из крестьян.

Шаровидные домики маса, как это ни странно, выдерживают неистовые бури и не тают под водопадами ливней. Кое-где легковерные, послушав европейцев, строили из той же глины четырехугольные жилища — и оставались без крова при первых же порывах ветра.