Охра — оксид железа — была самой первой краской. Ее использовали на всех населенных людьми континентах с момента возникновения живописи, и охра стала неотъемлемой частью палитры чуть ли не каждого художника. Античным источником лучших сортов охры был город Синоп на побережье Черного моря, ныне принадлежащий Турции. Охра ценилась так высоко, что ее даже клеймили особой печатью, получившей название «синопской», а саму краску вскоре стали повсеместно называть «синопией». Первые белые колонизаторы называли коренных жителей Северной Америки «краснокожими», поскольку те раскрашивали свои тела охрой для защиты от злых духов и насекомых в летний зной. На горе Бомву-Ридж в Свазиленде (в языке зулусов «бомву» означает «красный») археологи обнаружили рудники, на которых, по крайней мере сорок тысяч лет назад, добывали красные и желтые красители для нательной живописи. Само слово «охра» имеет греческие корни и переводится как «бледно-желтый», но постепенно его стали использовать для обозначения более ярких оттенков, а сегодня охрой называют почти всякий краситель из щелочноземельных элементов, хотя, строго говоря, это природный пигмент, имеющий в своем составе гематит, или железную руду.
Крупные месторождения охры обнаружены в местечке Люберон на юге Франции и в тосканской Сиене. Мне нравится представлять, что мой маленький кусочек охры был привезен именно оттуда торговцами времен неолита, которые выменяли такие красящие камни на меха, добытые в горах. Ченнино Ченнини писал, что в детстве, гуляя с отцом по Тоскане, он находил охру. Вообще-то в мире есть много мест, где добывают охру, от Сиены до Ньюфаундленда и Японии, но мне захотелось отправиться на поиски первой краски в Австралию, поскольку именно там существовала самая длительная живописная традиция в истории. Если маленький кусочек охры, которому «всего лишь» пять тысяч лет, заворожил меня волшебным образом, то какие же чувства я смогу пережить в Австралии, где художники рисовали охрой более сорока тысяч лет назад? Я знала, что в сердце Австралии эта древняя традиция в последние годы превратилась в одно из самых интересных направлений современной живописи.
Перед тем как отправиться в путь, я позвонила своему приятелю, антропологу из Сиднея, который много лет изучает племена аборигенов. В процессе разговора я делала пометки в блокноте и, повесив трубку, прочла: «1) Потребуется очень много времени. 2) Охрой торгуют до сих пор. 3) Это мужская сфера. Будь осторожна!»
Последний пункт я подчеркнула несколько раз. Похоже, самая распространенная краска была еще и самой таинственной, так что исследование обещало оказаться куда более запутанным, чем я предполагала.
Сидней
Хетти Перкинс, коренная жительница Австралии и одна из кураторов галереи Нового Южного Уэльса, весьма занимательно рассказывала мне о той таинственности, которой окутаны традиции аборигенов. Мы пили кофе после церемонии открытия организованной ею ретроспективы искусства аборигенов.
— Это покрывало, — объясняла Хетти, положив ладонь на мой блокнот. — А вот это Австралия, — продолжила она, показав на деревянный стол. — Поднимаешь бумагу, а под ней все самое важное. Многие картины напоминают такое покрывало. Мы не понимаем до конца их смысла, но знаем, что это и есть воплощение нашей страны.
Мне захотелось узнать, довелось ли самой Хетти заглянуть под покрывало.
— Увы. Я не вправе расспрашивать об этом аборигенов. Время еще не наступило.
Вечером я подвела итог: мне предстоит искать краски, но никто не раскроет мне секретов картин, нарисованных этими красками. Я всегда уважала чужие тайны. Но вдруг я смогу найти в Австралии хоть что-то, что поможет мне понять очарование охры?
Дарвин
Сначала мне предстояло найти саму охру, причем сразу в огромных количествах. Кто бы мог подумать, что северная оконечность континента — это огромное месторождение охры, ее даже добавляют в бетон. Когда я очутилась в Дарвине, то в первое же утро вышла прогуляться вдоль пляжа, который широко известен среди местного населения благодаря своим цветам. Скалы напоминали малиновое мороженое. Как будто легендарному предку местных аборигенов поручили смешивать желтую, белую, оранжевую и красную краски, чтобы получить коричневый, но он бросил работу на полпути, отвлекшись на пробегавшего мимо опоссума, в итоге краски так и высохли разноцветными завитками. Гематит походил на брызги крови на светлых скалах. Я измельчила несколько камешков, разбавила получившийся порошок морской водой, и оказалось, что этим раствором можно рисовать, к примеру, на коже. В отличие от итальянской охры, здешние красители были зернистыми. Вряд ли кто-то поедет за многие мили, чтобы заполучить такую краску, хотя я сама-то поехала как миленькая.
На востоке я увидела освещенный солнцем полуостров Арнемленд. Это родина аборигенов, куда чужаков пускают только по приглашениям. На многих картах полуостров так и остался белым пятном, поскольку считается, что чужакам просто нет надобности знать об этом месте. Я сидела на каменных плитах, наблюдая за тем, как розовеет утреннее небо, и размышляла о красках Арнемленда: откуда они взялись и куда потом делись.
Торговля охрой
Некогда вся Австралия была сетью факторий. Повсюду — от полуострова Арнемленд на севере и до южной оконечности континента, от западного побережья до пляжей Квинсленда — племена аборигенов собирались на так называемые корробори, шумные ритуальные сборища, сопровождавшиеся песнями и плясками, а заодно обменивались ценными товарами. Это был естественный способ приобрести необходимые в хозяйстве инструменты и материалы, а также мирным образом наладить взаимоотношения с соседями. Возник обычай каждый сезон устраивать подобные «торговые сессии», на которых заодно заключались мирные договоры и решались различные споры. Можно было, к примеру, обменять бумеранг на копье, и сделку отмечали на корробори, а по-настоящему качественная охра была одним из наиболее ценных предметов обмена.
Вилга Миа, что находится в национальном заповеднике Кэмпбелл в Западной Австралии, — один из наиболее почитаемых приисков охры на континенте. В 1985 году Николас Петерсон и Рональд Ламперт рассказали миру о том, как побывали там в сопровождении владельцев приисков, аборигенов из племени вальбири, причем исследователям пришлось просить разрешения не только у юридических хозяев, но и у духов, которые, по местным поверьям, обитают под землей. Прежде чем войти в шахту с факелами и топорами, местные жители молятся духам, прося пощадить их, а потом еще приходится уговаривать дух самой шахты отдать немного породы. До 1940-х годов охру выменивали у южных племен на копья, а у северных — на бумеранги; более того, ее добывали вплоть до 1980-х, правда, в конце XX века собирали ценный краситель уже не в плетеные подносы, а в пластиковые ведра.