Грегор вдавил монету в заскорузлую ладонь хозяина постоялого двора.
– Когда вы их видели?
Хозяин повертел в толстых пальцах золотую гинею, и сердце у него забилось быстрее. Он больше не тяготился тем, что ему приходится вести разговор, стоя на дороге в такой снегопад.
– Час назад, не более того, – ответил он.
Грегор невесело улыбнулся: появилась хоть какая-то надежда догнать беглецов.
Хозяин постоялого двора покачал головой:
– Карета пронеслась мимо нас с такой скоростью, словно за ней гнались все псы ада. В такой буран, подумать только! Мы глаза вытаращили, глядя на это.
– Они не остановились?
– Здесь нет, но будь я любителем держать пари, поставил бы на то, что они уж точно остановятся в Тоттингхеме, в гостинице «Белый лебедь». У них в конюшне можно разместить вдвое больше лошадей, чем у нас.
Грегор снова вскочил в седло.
– Спасибо вам за сведения, добрый человек, – поблагодарил он.
Хозяин кивнул в ответ, а потом еще долго смотрел вслед всаднику, который мчался по дороге с бешеной скоростью, что небезопасно в такую погоду. Выражение лица у этого торопыги не сулило ничего хорошего пассажирам кареты. Ему даже стало их жаль, но приятная тяжесть золотой монеты в кармане повернула его мысли в ином направлении, он вернулся в дом с широкой улыбкой, позвал жену и показал ей щедрый подарок проезжего.
Венеция очнулась и обнаружила, что лежит на спине, глядя на крутящийся снег; его хлопья падают ей на ресницы и щеки. Она замерзла, потому что долго пролежала на покрытой снегом земле, а шею ей холодили набившиеся за воротник влажные хлопья. Венеция осторожно пошевелила руками и ногами. Слава Богу, они целы и невредимы, только в голове шумит и болит спина.
– Мисс Оугилви?
Венеция повернула голову и увидела, что Рейвенскрофт старательно выковыривает снег из уха. Чуть поодаль завалилась в канаву опрокинутая карета; одно из колес разлетелось в щепки. Дверь, в которую выбросило Венецию и ее спутника, сорвалась с петель, и в карету набился грязный снег.
– Мисс Оугилви… Венеция… вы не ранены? Вы… – хриплым дрожащим голосом заговорил Рейвенскрофт, пробираясь к ней по снегу.
Венеция с его помощью встала на ноги.
– Со мной все в порядке, – сказала она. – Но лошади? Что с ними?
Рейвенскрофт обратил к ней мрачную физиономию.
– Они в таком виде, какого и следовало ожидать.
– Вот именно, – подтвердил грум, который приблизился к ним, сильно хромая. – Должен заявить, что сними все было отлично, пока этот малый не принялся гнать их во всю прыть.
Венеция больше не могла сдерживать свое возмущение.
– Совершенно верно, – сказала она. – Его следовало бы пристрелить за немыслимую, нелепую спешку. – Она подняла глаза на своего спутника и нахмурилась. Тонкая струйка крови стекала с его лба по лицу и дальше за воротник. – У вас кровь.
Рейвенскрофт тронул ладонью лоб, потом поднес руку к глазам и увидел темно-красные капли. Глаза у него закатились, и он в глубоком обмороке свалился на снег лицом вниз.
Венеция посмотрела на него с нескрываемой неприязнью.
– Очень мило. У нас в наличии разбитая карета и поверженный Рейвенскрофт, – произнесла она и обратилась к кучеру: – Давайте хотя бы перевернем его, чтобы он мог дышать.
– Как скажете, мисс, – без особого удовольствия ответил кучер, однако помог Венеции повернуть Рейвенскрофта.
Снегопад между тем все усиливался.
– Выпрягите одну из лошадей, пожалуйста. Я доберусь на ней за помощью в гостиницу, от которой мы отъехали не больше мили.
Кучер вытаращил на нее изумленные глаза:
– Но ведь вы женщина, мисс! А у нас даже нет верхового седла.
Венеция потуже затянула меховой воротник.
– Я в состоянии справиться с упряжной лошадью, с седлом она или без седла. За дело, нам надо поспешить.
– Ну хорошо, мисс, как прикажете. – Кучер начал было разворачивать лошадей, но вдруг остановился. – Вы не думаете, что его лордство скончался?
– О Господи, разумеется, нет! Он просто… – Глупый мальчишка. Болван. Идиот. Венеция едва удержалась от одного из этих определений. – Он скоро очнется. Побудьте при нем до моего возвращения.
Ощутив в ее голосе стальную нотку, кучер сделал то, что она ему велела, и Венеция тронулась в путь за подмогой.
– Да, мы их видели. – Мужчина повернулся и вгляделся в лицо Грегора сквозь падающий крупными хлопьями снег. – Они проехали мимо нас минут двадцать назад.
Грегор достал из кармана монету.
– Не задержались, чтобы поменять лошадей?
– Нет, хотя стоило бы. Их лошади совсем измучились, – ответил конюх, вручая Грегору поводья рослой гнедой кобылы.
Грегор уселся на только что оседланную лошадь.
– Позаботьтесь получше о моем коне. Я за ним вернусь через день или два, не позже.
– Позабочусь, хозяин! Не беспокойтесь.
– Спасибо. А кобылка-то у вас недурная.
– У нее сердце прямо золотое, а сильная, как бык. Не такая быстрая, но, будьте уверены, довезет куда надо, даже в такую непогоду.
– Отлично.
Грегор бросил конюху монету, и глаза у парня округлились, когда он увидел, что монета золотая.
– Благодарю вас, милорд! – воскликнул он, но Грегор не слышал. Он скакал во весь опор, низко пригнув голову от ветра и снега и крепко стиснув челюсти.
Конюх потрепал по холке измученного коня Грегора.
– Не знаю, за кем он гонится, но не хотел бы, чтобы он гнался за мной.
Ветер трепал мантилью и подол платья Венеции, от ветра стыли руки в перчатках. Снег валил так густо, что Венеция почти не видела дороги. Конь то и дело встряхивал своей большой головой, мокрые снежные комья летели Венеции в лицо, она отплевывалась, пытаясь смахнуть их. Если непогоду и в самом деле «наслал» Грегор, это нехорошо с его стороны. Ведь Грегор ее лучший друг, ради него она готова на все. Но сейчас ей необходимо как можно скорее покончить с нелепой передрягой и прийти на помощь матери.
Папа, безусловно, воспринимал положение мамы как самое отчаянное и, соответственно, говорил о нем как о таковом. Но папа воспринимал подобным образом и жизнь в целом.
У Венеции часто возникало желание, чтобы в их семье было поменьше драматизма. Хорошо, что хотя бы Грегор не склонен воспринимать все это всерьез и порой посмеивается над чересчур эмоциональными членами семьи Оугилви. Это помогает Венеции веселее смотреть в будущее и надеяться на перемены к лучшему.
Грегор – хороший товарищ. Он любит быструю верховую езду и охотно скачет вместе с Венецией по окрестным полям. Обладает острым чувством юмора и серьезными знаниями в различных областях; терпеть не может пустой болтовни и вступает в разговор, лишь когда ему есть что сказать. В противном случае предпочитает хранить молчание.